- Для части писателей искусственный интеллект (ИИ) — это вспомогательный инструмент для планирования, анализа и «бета-ридинга», который, однако, не способен пересказать человеческий опыт и чувства.
- Нейросети пока что не умеют работать с длинной сложной драматургией и, по сути, остаются отражением мышления самого автора, а не автономным источником творчества.
- В условиях платформенной экономики и массового самиздата ИИ становится способом повысить производительность и выжить в конкурентной среде, особенно в жанровой литературе, наиболее уязвимой к автоматизации.
- ИИ сегодня воспринимается как очередной технологический этап письма, но эксперименты с соавторством обостряют вопрос прозрачности, авторства и различимости человеческого и машинного текста.
- Главная опасность ИИ не в том, что он заменит писателя, а в том, что внешне убедительный машинный текст может нормализовать ошибки и подменить осознанное авторское мышление в погоне за продуктивностью.
Когда Гильдия сценаристов США (WGA) в 2023 году вышла на протесты, одним из центральных пунктов их требований была не только зарплата, но и защита от цифрового соперника — искусственного интеллекта, который студии использовали бесконтрольно. Например, среди продюсеров была распространена такая практика: сначала они просили нейросеть сгенерировать сценарий, а потом заказывали опытному сценаристу редактуру произведения. Это был мощный сигнал тревоги: технологический прорыв не просто автоматизирует рутинные задачи, а угрожает самой сути авторского труда, ставя под вопрос уникальность, оригинальность и право создателей на свое творение.
В России был показательным недавний пример — цикл «Полная история страны» (входит в серию «Времена») издательства АСТ, посвященный разным странам мира. В книгах встречаются фактические ошибки, а в качестве авторов на обложках значатся несуществующие писатели. Само издательство признало мистификации и объяснило их тем, что «это устоявшаяся и признанная практика, имеющая долгую традицию». Однако придуманные в книгах факты комментировать в издательстве не стали. Инцидент обозначил этическую пропасть: где грань между технологическим прогрессом и обманом читателя?
Творческое сообщество отвечает на этот вопрос по-разному: одни видят в нейросетях помощника для преодоления боязни чистого листа, генерации идей и черновой обработки текста, другие — категорически отвергают любые формы коллаборации, отстаивая сакральность человеческого усилия.
ИИ как база
ChatGPT запустили в 2022 году, но взаимоотношения с искусственным интеллектом волнуют писателей уже порядка 100 лет. Еще в 1920 году Карл Чапек написал пьесу «R.U.R.», где фабричные андроиды восстают против человечества, задав тем самым классический сюжетный каркас для множества последующих произведений — например, романа Филипа К. Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (1968) об этичности создания почти человеческих существ или «Гипериона» (1989) Дэна Симмонса, поднимающего вопрос о мести превосходящего разума. Особняком в этом ряду стоит роман Виктора Пелевина «iPhuck 10» (2017) — автор доводит традиционный конфликт до абсурда, превращая эксплуатацию ИИ в циничную метафору отношений творчества и рынка, где страдание — валюта, а искусство — продукт цифровой алхимии.
Впрочем, все эти тексты написаны до того, как использование нейросетей стало частью обычной жизни. И тут любопытно посмотреть, например, на роман Ксении Буржской «Пути сообщения» (2023), одна из сюжетных линий которого разворачивается в 2045 году. Искусственный интеллект «Нина» становится одним из инструментов слежки в тоталитарном государстве будущего. Пикантная подробность в том, что сама Ксения Буржская — ИИ-евангелист виртуального голосового ассистента «Яндекса» — «Алисы AI».
Ксения Буржская, «Пути сообщения»
Буржская чаще всех среди русскоязычных писателей делится опытом творческой работы с искусственным интеллектом. Например, может попросить написать подробную структуру по сценам на основе синопсиса, создать черновое описание персонажа или эпизода, провести ресерч. По мнению писательницы, нейросеть хорошо справляется с деталями, характерными репликами и диалогами, однако полученный материал все равно приходится дорабатывать.
«Бывают интересные находки: прикольная метафора или неожиданный сюжетный ход, — говорит Ксения Буржская. — Даже если я не беру в конечном счете то, что выдает ИИ, я использую это как базу. Мне удобно так работать, потому что, бывает, ты в ступоре: не знаешь, как начать или продолжить главу. А тут просишь помощи и получаешь несколько вариантов, из которых можно выбрать лучший».
Нейросеть хорошо справляется с деталями, характерными репликами и диалогами, однако полученный материал все равно приходится дорабатывать.
Без опыта и чувств
Еще одну грань взаимоотношений с искусственным интеллектом исследуют в своих антиутопиях Алла Горбунова («Ваша жестянка сломалась», 2023) и Екатерина Тюхай («Девочка со спичками», 2024). В этих книгах нейросеть выступает приложением к человеку, способным улучшить его природу — в первую очередь возможности мозга: мышление, память, эмоции.
Тюхай, как тимлид UX/UI, часто работает с ИИ и считает, что для специалистов, имеющих дело с текстами и смыслами, это инструмент, во многом сопоставимый с табличным процессором. Нейросеть помогает в планировании: организации поиска материалов, изучении источников, структурировании работы над текстом, создании плана глав на основе синопсиса (при четком указании опираться исключительно на предоставленный материал). А еще ИИ может развить персонажей и, получив вводные, предположить, как герои могли бы действовать в сценах, не вошедших в основной текст, или как отреагировали бы на нестандартные ситуации. Это относится и к условному «бета-ридингу» со стороны алгоритма.
Екатерина Тюхай, «Девочка со спичками»
Екатерина Тюхай также говорит об обратной стороне процесса: модели склонны к «чрезмерно положительной оценке» и работе с шаблонными конструкциями. Из-за этого от нейросети сложно добиться непредвзятого, эмоционально не ангажированного взгляда со стороны, который обычно нужен в работе автора. Также у ИИ нет жизненного опыта, биографии и чувств — он может их лишь рационализировать. При этом нейросеть зачастую драматизирует и преувеличивает, что обусловлено как настройками, так и спецификой работы.
От нейросети сложно добиться непредвзятого, эмоционально не ангажированного взгляда со стороны, который обычно нужен в работе автора.
Все опрошенные сходятся во мнении, что генерировать связный текст равного качества с текстом талантливого писателя нейросети пока не способны. «У системы нет чувства драматургии больших сложных текстов, — считает Екатерина Тюхай. — Она способна выделять драматургические арки только в шаблонных, формульных произведениях, опираясь на известные схемы». На длинных, сложно устроенных текстах нейросеть начинает «фантазировать» и давать неточный анализ, так как ее контекстное окно (объем памяти на текущий разговор) ограниченно. После нескольких итераций обсуждения одного текста она может терять нить и дополнять ответы вымышленными деталями. Сценарист Вадим Сотников и вовсе иронично сравнивает деградацию ИИ по мере развития диалога с общением со стремительно пьянеющим собеседником.
Диалог с самим собой
При взаимодействии с любым из доступных алгоритмов важно учитывать два момента. Обучая нейросеть на собственных текстах, мы создаем себе собеседника, который, по сути, владеет тем же набором знаний. Вадим Сотников считает, что ИИ едва ли сможет предложить варианты развития сюжета или написания диалогов, находящиеся за рамками возможностей сознания, «загруженного» в нее человеком. Более того, мы сами выбираем тот объем информации, который предоставляем. «Получившийся материал никогда не будет умнее тебя, у человека другой фокус и другое семантическое поле. Это скорее диалог с самим собой. Но выше своей головы с ИИ не прыгнешь», — считает Сотников.
Получившийся материал никогда не будет умнее тебя, у человека другой фокус и другое семантическое поле.
Второй аспект — правовой. Юрист Наталья Левених отмечает, что, используя нейросети, пользователь по умолчанию принимает условия платформы, согласно которым разработчик часто получает широкие права на загружаемые тексты. Маловероятно, что такие материалы будут использованы для создания художественных произведений, однако их применение, например в рекламных продуктах «Яндекса» при загрузке в «Алису AI», вполне возможно. Четко сформулированного законодательства в этой сфере пока нет, но юрист дает такой комментарий: «Автором произведения считается человек, творческим трудом которого создан контент. Даже если задача была поставлена ИИ, авторство сохраняется за человеком».
Литература как продукт
В лекции «Искусственный интеллект — уже реальность, а не страшилка из киберпанковской книжки», прочитанной в резиденции «Переделкино» (команда — герой проекта «РБК Визионеры»), а также в выступлении для TEDx литературный критик Галина Юзефович подробно рассказывала об американской нейросети Sudowrite — первой и пока наиболее успешной, созданной специально для писателей. Она хорошо имитирует авторский стиль, а взаимодействие с ней не сводится только к выполнению поставленных задач.
Изначально сервис задумывался как инструмент для преодоления страха чистого листа и помощи авторам в моменты творческого ступора. Однако наибольшее распространение Sudowrite получила среди инди-писателей англоязычного рынка — авторов, публикующихся преимущественно на платформах самиздата, прежде всего на Amazon, и работающих в жанровой литературе. В отличие от традиционного книгоиздания, особенно на русском рынке, такая модель предполагает прямые финансовые отношения между автором и читателем и ориентирована на регулярный выпуск контента в рамках выбранной ниши. В этих условиях литература превращается в рыночный продукт, а для его стабильного производства авторам требуются дополнительные творческие инструменты: человеческие ресурсы ограниченны, а конкуренция крайне высока.
Неслучайно, согласно исследованию Кембриджского университета «Об отношении писателей к ИИ», наиболее уязвимыми к вытеснению нейросетями оказываются авторы массовых жанров — любовных романов, детективов и триллеров.
Перо — Word — нейросеть
Хотя коммерческая модель американского самиздата при прямом рассмотрении может вызывать отторжение, ее элементы все заметнее проявляются и на русскоязычном рынке. На фоне демократизации писательского труда, роста числа авторов, постоянного информационного шума и высокой конкуренции писатели все чаще вынуждены искать способы выделиться или ускорить работу. В уже упомянутой лекции Галина Юзефович приводит точную метафору: раньше тексты создавались с помощью пера, затем — Word, а теперь, вероятно, и с помощью искусственного интеллекта.
На российском книжном рынке есть несколько экспериментальных примеров создания книг с участием ИИ. Один из первых — «Пытаясь проснуться» (2022), созданная в соавторстве Павла Пепперштейна и нейросети «Нейро Пепперштейн». Читателю не сообщают, какие фрагменты принадлежат самому автору, а какие — его ИИ-двойнику. Это подводит к еще одной проблеме: граница между текстом, созданным человеком, и текстом, сгенерированным нейросетью, зачастую трудноуловима, если вообще определима.
Павел Пепперштейн, «Пытаясь проснуться»
Другой пример — сборник рассказов «Механическое вмешательство» (2024). В рамках проекта известным авторам с уже сложившимся стилем предложили поработать с нейросетью «Алиса AI». По словам главного редактора издательства «Альпина.Проза» Татьяны Соловьевой, перед писателями не ставили жестких задач или ограничений: «Хотелось посмотреть, как механическое вмешательство большой языковой модели повлияет на авторскую манеру. Узнаем ли мы рассказ Яны Вагнер, Ислама Ханипаева или Ксении Буржской, если он создан с помощью этого инструмента».
Граница между текстом, созданным человеком, и текстом, сгенерированным нейросетью, зачастую трудноуловима, если вообще определима.
Процесс строился следующим образом: авторам предоставили доступ к модели без инструктажа и заданных рамок. Каждый выбирал формат работы самостоятельно, но должен был договориться с искусственным интеллектом. Кто-то, как Ксения Буржская или Татьяна Толстая, вел с нейросетью диалог и публиковал ответы почти в сыром виде. Кто-то предлагал промпты, развивал предложенные сюжетные ходы, а затем дорабатывал выбранные варианты. Яна Вагнер, например, использовала алгоритм лишь для проверки фактуры или создания атмосферы. У Евгении Некрасовой же участие ИИ оказалось минимальным: нейросеть писала заговоры, тогда как остальной текст оставался полностью авторским.
Татьяна Соловьева далека от мысли, что ИИ в ближайшее время заменит писателей, хотя признает его полезность как вспомогательного инструмента. В то же время показательно, что рассказ Яны Вагнер «30–70», написанный для сборника «Механическое вмешательство», получил премию Катаева, вызвав неоднозначную реакцию среди авторов, отстаивающих «чистоту» творчества.
Галлюцинации как норма
Японская писательница Риэ Кудан, получившая за роман «Токийская башня сочувствия» (2023) самую престижную литературную премию в стране, на сцене выразила благодарность своему соавтору — ChatGPT, который написал около 11% текста. Члены жюри, видные литературные деятели, ничего подобного в романе не зафиксировали. Книга пока не переведена на русский язык, однако получила положительные отзывы.
Риэ Кудан, «Токийская башня сочувствия»
Этот кейс подтверждает, что работа искусственного интеллекта и талантливого автора может быть бесшовной. Но можно ли будет достичь такого же успеха с более высоким процентом ИИ-текста?
Писатель и преподаватель креативного письма Саша Степанова рассуждает о злоупотреблении ИИ: если автор не знает, с чего начинает и к чему ведет, получается штамп и полная бессмыслица, которая внешне может показаться логичной и заставить автора оставить все как есть. Это нормализует письмо, при котором возможны стилистические и фактические ошибки.
Татьяна Соловьева же переживает о другом: «Писательство не самая прибыльная профессия, часто это дело удовольствия. Какой смысл отдавать это удовольствие машине?»
