ОБЭРИУ (объединение реального искусства) — группа писателей и поэтов, существовавшая в Ленинграде в конце 1920-х — начале 1930-х годов. В группу входили, например, Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий и Игорь Бахтерев, которые решили, что привычный язык, логика и «серьезная» литература больше не описывают реальность. Мир после революции, войн и слома старых смыслов казался им абсурдным — и они решили говорить об этом соответствующим языком.
Открытие Музея ОБЭРИУ проходило, как и положено, в абсурдистском духе, тотальным перформансом, с элементами театра, музыки, поэзии и прозы. Ранних гостей у арки дома 37 по Съезжинской улице встречали поэт, бормочущий себе что-то под нос, какие-то странные дамочки, герои спектакля Бориса Павловича «Исследование ужаса», созданного по мотивам произведений обэриутов. Сам режиссер, облаченный в черное пальто и шапку «пирожок», предназначил себе роль одного из чинарей, как себя называли обэриуты, философа Леонида Липавского, сокурсника Александра Введенского по гимназии.
Липавский, одержимый философией «фотографирования разговоров», записывал беседы, которые вели чинари в узком дружеском кругу. Потом записи публиковались под названием «Разговоры». Скажем, такие:
«Xармс: «Не хотите ли пойти к Николаю Алексеевичу? Там уже Николай Макарович и, кроме того, еще пирог».
Липавский: «Не совершить ли нам по пути преступления, иначе говоря предательства?»
Хармс: «Я уже совершил его однажды сегодня, но готов вторично».
И они зашли по дороге в пивную и выпили по кружке».
Спектакль «Исследование ужаса» — своего рода попытка вглядеться в природу мышления обэриутов, изучить способы их взаимодействия с миром и друг другом. Спектакль продолжался в парадной, где на каждом лестничном пролете до четвертого этажа сидели актеры и разговаривали между собой. В сквере возле дома тем временам целый день, один за другим, «открывались» временные памятники обэриутам, Александру Введенскому, Даниилу Хармсу, Якову Друскину, Николаю Олейникову, созданные современными художниками: Николаем Ватагиным, Александром Шишкиным-Хокусаем, Ольгой и Александром Флоренскими, Андреем Наличем, объединением P A R A Z I T, Александрой Гарт.
В соседнем кафе несколько раз показали спектакль Константина Учителя «Список Паперной», с застольем и угощением из рациона чинарей и с их любимыми песнями, арией Баха, балладой Карла Микаэля Бельмана, хасидскими нигунами и шлягерами эпохи НЭПа, песней «Маруся отравилась». Этот список сохранился благодаря частой гостье застолий, литературоведу и редактору журнала «Чиж», Эстер Соломоновне Паперной, прошедшей десятилетия лагерей, но напевшей эти мелодии уже в 1980-е годы. Также была подготовлена музыкальная программа с участием Владимира Волкова, Вячеслава Гайворонского, Алексея Гориболя и Сергея Година, Владимира Мартынова, Дмитрия Озерского, Сергея Старостина, Леонида Федорова, кстати, уже вошедшего в совет музея.
Прихожая
Объединение реального искусства смогло просуществовать около двух с половиной лет, но успело дать имя целому литературному направлению, создать поразительный по своему своеобразию литературный мир. Публиковать свои взрослые вещи обэриуты практически не имели возможности. Они и вовсе могли исчезнуть бесследно, оставшись в памяти лишь как авторы детских стихов. Помог случай.
Публиковать свои взрослые вещи обэриуты практически не имели возможности.
«Это огромное событие для всего литературного мира, славистов, которые занимаются русской литературой, особенно авангардом и в отдельности обэриутами. Для меня это абсолютно новая страница, которая должна собрать всех почитателей творчества этих поэтов и вдохновить на будущие исследования, просто на новое прочтение этих текстов. Литературное творчество обэриутов повлияло целиком на так называемый постоттепельный авангард, современную русскую литературу», — сказала на открытии музея Корнелия Ичин, сербский литературовед, славист, исследователь русского авангарда, приехавшая в Санкт-Петербург по приглашению Андрея Гнатюка. Для создателя арт-усадьбы Веретьево и агентства «ИМА-Пресс» обэриуты — особая любовь. Даниил Хармс в первую очередь.
В юности отец дал Андрею почитать самиздатовскую подборку «Случаев», и тот был так поражен парадоксальным образом мысли, языком, что позже, в 1987 году, с друзьями переписал эти тексты на огромных ватманских листах, вставил в фанерный переплет, обтянул сатином, на обложку наклеил букву Х из золотой фольги. Годы спустя Гнатюк подарил этот экземпляр знатоку творчества обэриутов, критику и литературоведу Владимиру Иосифовичу Глоцеру.
В день открытия музея книга, которую он не видел 20 лет, вернулась создателю. Подарок от коллекционера Ильдара Галеева привезла книжный иллюстратор Кася Денисевич. Он был вручен под искрометные шутки ветеранов театра «Лицедеи» Леонида Лейкина и Анвара Либабова.
В день открытия музея книга спустя 20 лет вернулась к создателю
Появление музея едва ли стало бы возможным, если бы его нынешний куратор Юлия Сенина, тогда работавшая в музее «Полторы комнаты» (команда музея — герой проекта «РБК Визионеры»), не обратила внимание Андрея Гнатюка на аварийную коммунальную квартиру семьи Введенских на углу Съезжинской улицы и Кронверкского проспекта. Интересно, что в XIX веке Съезжинская называлась 2-й Введенской в честь близлежащей, но разрушенной в 1932 году церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы.
Символическая топонимика примечательна, однако никакого отношения к «авторитету бессмыслицы» не имеет. Фамилия Введенский относится к семинарским, то есть дававшимся ученикам духовных заведений. Дед Введенского был приходским священником в Орловской губернии. Отец поэта, Иван Викторович Введенский окончил юридический факультет Киевского университета. В 1903 году он женился на Евгении Ивановне Поволоцкой, потомственной дворянке, дочери генерала-лейтенанта Ивана Максимовича Поволоцкого, участника Польской и Русско-турецкой военных кампаний. Она училась медицине, защитила докторскую диссертацию на тему «К вопросу об антисептике и асептике в гинекологии», работала в Императорском клиническом повивально-гинекологическом институте имени Отта на Васильевском острове и стала одним из самых востребованных врачей-гинекологов Петербурга.
В квартире 14 на Съезжинской, 37, семья Введенских, в которой было уже четверо детей (Александр, Владимир, Евгения и Евлалия), поселилась в 1914 году. Александр Введенский прожил здесь до 1936 года.
Дом был новым, возведенным во время тогдашнего строительного бума в 1911 году Павлом Михайловичем Мульхановым, выпускником Академии художеств, чрезвычайно плодовитым и востребованным архитектором. В Петербурге его авторству принадлежит больше 80 зданий. Заказчиком проекта доходного дома на Петроградской стороне был собственно сам Мульханов и реализовывал его для себя. Он имел особенный творческий почерк, признаки которого перечислил историк архитектуры Борис Кириков: «Введение массивных эркеров и причудливых щипцов аттиков, шатровых башен, широких сандриков с густой лепниной и крупных женских масок». Особенно архитектор любил мотив «провисшей гирлянды», они присутствуют и на фасаде дома на Съезжинской. Квартиры владелец сдавал в аренду, и в одной из них поселился сам до эмиграции во Францию.
Летом 2024 года Андрей Гнатюк начал переговоры с жильцами квартиры Введенских на Съезжинской. Почти через год смог получить ключи и совместно с архитектором Сергеем Мишиным приступить к послойной расчистке, укреплению стен, исторической штукатурки, потолков, перекрытий, к реставрации утрат. Каждый сантиметр обнаруженных фрагментов обоев, газет, росписей на потолке, помнящих семью Введенских, был бережно укреплен и помещен под музейное стекло.
Было решено, что интервенции в квартиру не станут притворяться подлинными: новые окна визуально отличаются от старых слоем краски, а под плинтусом спрятаны коммуникации.
Музей, наиболее подлинное в своем аутентичном виде пространство, помнящее обэриутов, кураторы решили открыть пока на три месяца. До 12 марта 2026 здесь работает выставка «Комнаты ОБЭРИУ», посвященная истории объединения и его участников.
В квартире с оригинальной планировкой, двумя параллельными анфиладами и коридором для прислуги есть шесть комнат плюс ванная и кухня. В отреставрированных пространствах символически объединились хранители наследия, коллекционеры Владимир и Кристина Березовские (KGallery), Ильдар Галеев («Галеев-Галерея»), издательство «Вита Нова», Вениамин Голубицкий, МИРА-коллекция, Михаил Сеславинский и Константин Эрнст, представившие вещи из своих собраний.
Ванная комната
Вход в музей — с кухни. У плиты в день открытия на стуле сидел ворчливый «сосед» в халате, а в ванной плавали красные рыбки. Говорят, у Введенских жил кот Пуся, к которому поэт относился очень нежно. Бывало, вернется поздно вечером и кричит с порога: «Где мой Пуся?»
Удивительно, но в ленинградские годы Александра Введенского, во всяком случае до 1923-го, эту просторную квартиру никто не уплотнял, как квартиру профессора Преображенского в «Собачьем сердце». Семья еще держала прислугу.
Стабильность, как легко предположить, гарантировала врач-гинеколог Евгения Ивановна Поволоцкая, женщина, по воспоминаниям, совершенно очаровательная, принимавшая пациенток частным образом на дому. Расчистка стены в ее кабинете обнаружила фрагмент синей, «больничной» краски. Окна отсюда выходят во двор. В кабинете сегодня можно видеть портрет Введенского руки Константина Рождественского и фотографии семьи Введенских из коллекции «Галеев-Галереи», в том числе единственную, сделанную в этой квартире, где сняты вместе сестра Введенского Евгения Ивановна с его женой Фанни (Анной) Семеновной Ивантер, которая в описях квартиры фигурирует как проживающая с 1928 года.
Дверь из кабинета в спальню
За дверью открывается спальня родителей, Ивана Викторовича и Евгении Ивановны, где на стенах было обнаружено больше всего газет и обоев, оставленных на своих местах. Одна из самых невероятных находок реставрации в спальне: зарубки роста четырех детей на заложенной анфиладной двери.
В этой комнате представлены автографы Введенского, Даниила Хармса, Николая Оленникова, стихотворения «случайного обэриута», Константина Вагинова «В одежде из старинных слов…» из коллекции Вениамина Голубицкого. Хармс, чинарь «оглашенный», после знакомства с Введенским в 1925 году начал заходить в гости на Съезжинскую улицу. Это творческое и дружеское общение стало основой для формирования особенного литературного круга, обсуждавшего философию, искусство и бытие. В этой квартире бывали, пожалуй, все участники содружества. Начиная со школьных лет к Введенскому заходили будущие философы круга ОБЭРИУ, тоже жители Петроградской стороны, Леонид Липавский и Яков Друскин.
В комнате девочек, Евгении и Евлалии, расположился стеллаж-реликварий с вещими из МИРА-коллекции, детскими сочинениями обэриутов, посвященный их официальному существованию.
В 1928 году Самуил Маршак пригласил Хармса и других членов группы стать сотрудниками редакции детского отдела «Госиздата», что стало для поэтов настоящим спасением. В этой комнате стоит клетка, где живут два чижа, Еж и Чиж, названные в честь знаменитых ежемесячных изданий для младшего школьного возраста, где работали обэриуты.
Два чижа, Еж и Чиж
Единственный подлинный предмет в квартире — шкаф. Это символично, ибо шкаф для обэриутов был символом нового искусства. Как известно, во время единственного поэтического вечера «Три левых часа», устроенного объединением ОБЭРИУ 24 января 1928 года в ленинградском Доме печати, Даниил Хармс читал стихи, сидя на шкафу.
В передней представлены вещи из коллекции KGallery, работы учениц Павла Филонова, верных подруг обэриутов и иллюстраторов их детской поэзии, Алисы Порет и Татьяны Глебовой.
Шкаф для обэриутов был символом нового искусства.
В гостиной с тремя окнами, самой большой комнате квартиры, сохранилась историческая печь, в которой Анна Ивантер сожгла все рукописи Введенского во время его первого ареста по доносу в 1931 году. Видимо, их ценность она не очень представляла, считая мужа исключительно детским писателем. (После освобождения поэт жил в Харькове уже с новой женой Галиной Викторовой.) В этой комнате — коллекция Константина Эрнста, в том числе редкие книги с иллюстрациями Веры Ермолаевой.
Елизавета Боярская в гостиной комнате
Столовая посвящена тому самому случайному спасению, благодаря которому часть рукописей Хармса, Введенского и Олейникова дошла до нас. Здесь находится тот самый чемодан (коллекция издательства «Вита Нова»), который после ареста Хармса в 1941 году Яков Друскин, уже больной дистрофией, забрал из его квартиры и увез в эвакуацию.
За стеной от столовой расположена святая святых, комната Александра Введенского, о которой Яков Друскин, написал: «Форма комнаты — это конечно случайность, но характерная — неправильная: удлиненная трапеция; три стены были оклеены обоями, четвертая побелена известкой: обоев не хватило». Остатки этой краски были найдены при реставрации. Единственный экспонат здесь, кроме будильника на табуретке и звучащего текста «Элегии», — записка жене и детям, брошенная Введенским из вагона поезда после его второго ареста по обвинению в контрреволюционной агитации в Харькове в 1941 году.
Вероятно, это последние строки, написанные поэтом: «Милые, дорогие, любимые. Сегодня нас уводят из города. Люблю всех и крепко целую. Надеюсь, что все будет хорошо и мы скоро увидимся…».
Комната Александра Введенского
