Кадр из фильма «Кухня»
Забудьте сериал «Кухня» с его милотой. В одноименном мексиканском фильме (La cocina), показанном в конкурсе Берлинале, ресторанная кухня показана таким образом, что дважды подумаешь, прежде чем еще когда-либо переступишь порог даже самого лучшего ресторана.
Повар по имени Педро (Рауль Брионес Кармона) — примерно одно из самых отвратительных существ, когда-нибудь попадавших на экран «кулинарного кино». Немногим симпатичнее забеременевшая от него официантка Джулия (Руни Мара) с ее весьма своеобразными представлениями о санитарии и гигиене. Вообще, исключительное отвращение к себе внушает весь состоящий в основном из нелегальных мигрантов коллектив ресторана The Grill — явно не лучшего в Нью-Йорке, зато прямиком на Тайм-сквер.
В нем безвылазно разворачивается действие фильма, снятого по мотивам траченной молью пьесы — снятого, надо сказать, довольно изобретательно, причем в черно-белой гамме: очевидно, что аппетитный показ еды совершенно не входит в задачу режиссера Алонcо Руиспаласиоса. А входит в нее, наоборот, показ сложных человеческих, межклассовых и межэтнических отношений в современном мире (на кухне ресторана в самом центре Нью-Йорка, кроме Руни Мары, кажется, никто не говорит по-английски), где ресторан — очевидный образ того самого пресловутого плавильного котла, который принято восхвалять как символ равных возможностей и который, как следует из этого изнурительного произведения, являет собой никакой не символ, а просто зловонный горшок, где плавают в нечистотах внушающие гадливость насекомые, точнее глубоко фрустрированные люди, ненавидящие друг друга и свою работу и занятые всем, чем угодно (разборками, драками, песнями, перекурами, случками в холодильнике, расследованием, кто украл из кассы $800), кроме своих прямых обязанностей, то есть, не дай бог, приготовления еды.
В какой-то момент все окончательно слетит с катушек — черри-кола затопит пол, полетят в помойку и в морды другим поварам заказанные клиентами отбивные, салаты и бургеры и, кажется, вот-вот свершится смертоубийство, но не знающий берегов режиссер все же остановит себя на 139-й минуте арт-беспредела и намекнет на то, что над всем этим бедламом витает некий высший разум, позволяющий, несмотря ни на что, как-то с грехом пополам существовать миллиардам этих отвратительных, грязных и злых людей, и все же не до конца убивать друг друга.
Еще один «бесячий» конкурсный фильм, прибывший в Берлин прямо из «Санденса», «Другой человек» (A Different Man) Аарона Шимберга — нескладная сатирическая парабола, пытающаяся поставить ребром тревожащий западный мир вопрос инклюзивности. С гендером и национальностью вроде бы разобрались, но что делать, например, с внешними данными? Может ли страдающий каким-то ужасным внешним уродством актер играть Ромео, а артист с приятной внешностью — наоборот, страдающего уродством? Главный герой фильма по имени Эдвард (первые 50 минут Себастиан Стэн носит маску больного с ужасающими опухолями на лице) не может найти себя на актерском поприще, что в общем неудивительно, но оказывается магическим образом исцелен после продвинутого курса лечения. Содрав вместе с мясом старое лицо, он обнаруживает под ним новое — вполне благовидное.
Но вот незадача: некая «драматургесса» (Ренате Реинсве из «Худшего человека на свете»), положившая историю своих с Эдвардом дружеских отношений в основу явно не очень талантливой пьесы, больше не видит в похорошевшем Эдварде своего героя и утрачивает к нему всякий интерес. И, напротив, начинает интересоваться человеком, страдающим подобным заболеванием и не испытывающим по этому поводу никаких комплексов. Мораль: внешность не имеет решающего значения и красота в глазах смотрящего. Секундочку, вы это серьезно? Ради этого мы битых два часа терпеливо отводили глаза от экрана? Шимберга сравнивают с Чарли Кауфманом, но по уровню парадоксального осмысления действительности, да и просто по уровню драматургии ему сильно далеко до автора «Быть Джоном Малковичем», «Адаптации» и «Аномализы».
Кадр из фильма «Другой человек»
Еще одна попытка сыграть в парадокс обнаружилась во внеконкурсной «Панораме», где показали немецкую романтическую драму из рабочей среды «Каждый ты каждый я» (Every You Every Me) Михаэля Фиттера Натанского. Ее героиня недоумевает: почему она вдруг стала видеть незнакомца в собственном муже? Не означает ли это охлаждения чувств? Ей, наверное, стоит бежать к психиатру, ибо вполне положительный муж начинает являться ей в видах, очень отличных от истинных. Например, маленького мальчика или, наоборот, крупного рогатого скота. Никаким сюрреализмом в духе позднего Бунюэля или того же Кауфмана в фильме, впрочем, не пахнет — напротив, отдает тяжелым и уже подзабытым соцреализмом: абсурдистское действо перемежается сценами профсоюзных собраний.
Кадр из фильма «Каждый ты каждый я»
Во втором по значению конкурсе Encounters участвует фильм немки Неле Вохлатц «Спи с открытыми глазами» (Sleep with Your Eyes Open), снятый в Бразилии при участии китайских артистов (даже аргентинец Науэль Перес Бискаярт из «Уроков фарси» говорит здесь исключительно по-китайски). Он тоже заставляет вспомнить о поэтике Бунюэля, ибо фиксирует мелкий абсурдизм существования современного человека, чей организм и сознание могут одновременно находиться в разных временных зонах. Наблюдательно схваченные подробности бытия, преображенные поэтическим авторским взглядом, складываются в картину тотальных «трудностей перевода», но она не выносит миру обвинительный приговор, скорее, меланхолически его убаюкивает.
Героиня с Тайваня, оказавшись в Бразилии, недоумевает: почему она так не похожа на окружающих ее людей? Может быть, дело в туфлях? Ее случайный знакомый, мелкий китайский лавочник, никогда не бывавший в Китае, но уверенный в том, что на родине, в отличие от этой скучной Бразилии с ее пляжами и карнавалами, каждый день меняется абсолютно все, — дарит ей коробку открыток с видами Ресифи, на которых написала роман о своей (и лавочника) жизни другая китайская девушка, тоже маявшаяся в чуждой Бразилии и бесследно растворившаяся в пространстве. Их истории отражают и продолжают друг друга, как дежавю или сон, который с открытыми глазами смотрят зрители. Хорошо, что кто-то еще вспоминает о сновидческой, умиротворяющей функции кино, а не стремится всеми способами выбесить зрителя.
Кадр из фильма «Спи с открытыми глазами»
