Кадр из фильма «Контакты»
Последние несколько лет — от карантинов и до «специальной военной операции» — перекроили российскую жизнь во многих ее областях. Не стало исключением и бытование отечественного кино. Это только кажется, что миграция зрителей из публичных кинозалов в домашние или уход голливудских хитов из легального кинопроката никак не сказываются на том, как производится, показывается и, главное, смотрится российское кино в целом и российское авторское кино в частности.
Люди, ответственные за принятие решений, даже пытаются убеждать публику и индустрию в том, что поле возможностей для авторского кино в России, наоборот, за последние годы лишь расширилось — в списке плюсов и приход стримингов, и расчищенное от зарубежных тяжеловесов прокатное поле. Но пока поводов для оптимизма немного. Факт в том, что кинематографическая экосистема, формировавшаяся последние лет 15 с момента создания Фонда кино и большой реструктуризации киноотрасли и находившаяся до 2020-го в шатком равновесии, — сегодня переживает процесс шоковой перенастройки. Слишком многое случилось.
Даже раньше на нашу индустрию авторского кино оказывали влияние и незначительные, казалось бы, ничтожные факторы. К примеру, совсем недавно на фестивале «Маяк» в ходе разговора о трудностях продвижения авторского кинематографа в России спикеры очень серьезно говорили о том, как много значил для проката подобного кино телевизионный проект «Первого канала» «Закрытый показ». Известие о том, что медиаструктура под руководством Константина Эрнста собирается воскресить почивший в бозе формат, сидящие в зале грустные профессионалы встретили аплодисментами. Если на жизнь нашего авторского кино так влияла телепередача, то что представляет собой его судьба в России сегодня, когда страна переживает столь ясно ощутимую турбулентность? Кто и зачем его делает? Кто его смотрит? И какие конкретно факторы определяют его прямо сейчас?
Первый, и, наверное, самый важный фактор состоит в том, что производство авторского кино, как и всей кинопродукции Российской Федерации, не представимо без финансового участия государственных институций. Прежде всего, конечно, Министерства культуры, которое активно субсидирует дебюты, артхаусное и документальное кино, и в куда меньшей степени «Фонда кино», деятельность которого все-таки направлена на развитие и поддержку проката так называемого коммерческого кинематографа, а также «Института развития интернета», который вкладывается в контент для интернет-платформ. К этим гигантам подключаются государственные игроки поменьше (вроде региональных комитетов по культуре) и частники. Самая крупная и заметная из частных киноинициатив — это, безусловно, фонд «Кинопрайм», учрежденный Романом Абрамовичем. Суммарно за первые три года своего существования эта структура вложила в отечественные кинопроекты 6 млрд руб. (для сравнения объем средств, распределяемых государственным Фондом кино в 2023 году, — 11 млрд руб.).
Я намеренно не пишу про идеологическую специфику. По идее, государственный характер финансирования сам по себе уже должен бы определять строгие тематические рамки производимого контента, однако отечественное кино особой выхолощенностью не страдает. По крайней мере, пока. Возможно, секрет в том, что кино — это игра в долгую, и мы все еще смотрим фильмы, решение о поддержке которых принималось в 2020-21 гг.
Второй фактор, неоспоримо влияющий на жизнь авторского кино в России, — крушение сложившейся за десятилетия системы продвижения не массовых, чуть более сложных для восприятия картин в отечественных кинозалах. Дело в том, что к нашему зрителю такие арт-фильмы чаще всего приезжали из-за рубежа — овеянные шумом премьер в Европе и Америке. Российские авторы обыкновенно участвовали в десятках важнейших мировых фестивалей, обычная история: в России гораздо легче смотрят собственное кино, получившее патент качества в Канне, Венеции и Берлине. Так работал маркетинг, но сначала удар по фестивально-премиальной рутине и производственным календарям нанес ковид (зрители забыли об Оскаре и Канне), а к марту 2022 года двуглавый орел Минкультуры в титрах фильма и вовсе превратился в клеймо. Путь в программы важнейших кинофестивалей для российского кино закрылся.
Исключения из правил можно пересчитать по пальцам. В прошлом году в Канне была «Жена Чайковского» Кирилла Серебренникова (сценарий фильма написан под домашним арестом), в Локарно — сделанная без участия Министерства культуры «Сказка» Александра Сокурова, а в Венеции — совместный казахстанско-российский «Голиаф» Адильхана Ержанова. В этом — попавший в Роттердам «Один маленький ночной секрет» Наталии Мещаниновой, «Клетка ищет птицу» ученицы Сокурова Малики Мусаевой в Берлине, дебют Ильи Поволоцкого «Блажь» в каннском «Двухнедельнике режиссеров», а также «Привет, мама!» Или Малаховой, премьера которого прошла в Сан-Себастьяне. А еще Алексей Герман-младший в конкурсе Токийского кинофестиваля с масштабным «Воздухом». Порадовавшись за него, стоит отметить, что фестивальный реэкспорт с востока идет куда сложнее западного. Нужно еще объяснить нашим зрителям, что в Токио действительно отличный фестиваль.
Третьим и, пожалуй, самым важным сущностным фактором для выживания авторского кино в России сегодня стала цензура. Да, по конституции ее нет и быть не может, но все-таки она существует. Нет особого смысла перечислять все примеры регулирования проката Роскомнадзором и Министерством культуры, чьи экспертные советы принимают решения о судьбе фильмов, разрешая или запрещая продюсерам и дистрибьюторам возвращать вложенные в производство и продвижение средства в кинозалах.
Назову лишь самые яркие примеры: не выдано прокатное удостоверение «Сказке» Александра Сокурова, прокат которой прошел во многих странах мира, запрещен показ в кинозалах «Одного маленького ночного секрета» Наталии Мещаниновой, отозвано прокатное удостоверение у «Айты» Степана Бурнашева. До отмены этот якутский фильм успел заработать в отечественном прокате 26 млн руб., став одним из лидеров арт-сегмента; примерно столько же на данный момент собрал победитель Канн, «Анатомия падения» Жюстин Трие. Сколько собрали бы в прокате «Сказка» и «Один маленький ночной секрет» и еще десяток других нежелательных для Роскомнадзора, Минкультуры и других органов картин, можно только догадываться. Стоит назвать вещи своими именами: чиновники наносят удар не только по кинопроизводству, откровенно запугивая продюсеров (300 раз подумаешь, прежде чем вкладывать время, силы и деньги в сложный замысел), но и по прокату. Экономический ущерб от подобного регулирования еще предстоит осмыслить.
В обстановке внушающего панику государственного цензурного давления — ведь технология принятия решений о запрете чаще всего туманна и причины часто не формулируются, — функционирует самоцензура. Продюсеры будут вынуждены работать на опережение законодательных инициатив. В кинотеатрах уже можно наблюдать искалеченные фильмокопии с вырезанными и заблеренными сценами обнаженки или, скажем, табакокурения. Женская грудь или мужской зад или поцелуй в кадре могут стать предметом абсурдного закулисного торга, описать который во всех красках мог бы, пожалуй, лишь Салтыков-Щедрин.
С результатами превентивной редактуры кинопроектов внутри компаний, заказывающих и производящих кино, зрители смогут ознакомиться в следующие два года. А пока можно досмотреть то, что было сделано в более-менее свободных, как сейчас выясняется, условиях, на размножившихся в 2023 году российских кинофестивалях. Не хочется утомлять статистикой, но их действительно стало больше. Структура фестивальной жизни в России подверглась радикальному пересмотру. Нет больше сочинского «Кинотавра», но есть организованный «Кинопраймом» в Геленджике «Маяк» и поддержанный платформами «Новый сезон» в Красной Поляне. Престижный калининградский фестиваль короткого метра «Короче» прирос конкурсом дебютного полного метра. Его собирает бывший программный директор «Кинотавра» Ситора Алиева. Председателем отборочной комиссии другого важнейшего фестиваля дебютов в Ханты-Мансийске стал Петр Шепотинник. Никуда не делся заслуженный фестиваль в Выборге, потерявший и затем вернувший себе название «Окно в Европу». Есть, в конце концов, «Зимний» для москвичей.
Перечисляю только эти фестивали, потому что каждый из них претендует на премьерные показы, так что борьба за фильмы между отборщиками идет очень острая. Авторских фильмов для всех пока хватает. Более того, часто фестивали — их международный статус или влияние организаторов — дают единственный шанс посмотреть неудобное кино российскому зрителю. Так, показы «Сказки» прошли в России только на новом петербургском фестивале «Пример интонации» и вологодском фестивале VOICES, несколько фестивалей смогли показать «Один маленький ночной секрет» Мещаниновой. Строго на дни фестиваля «Маяк» было получено прокатное удостоверение для дебюта Анны Кузнецовой «Каникулы», затем этот легкий, понятный фильм, снятый оператором «Купе номер шесть» Яни-Петтери Пасси и получивший на «Маяке» Гран-при, повезли в Петербург, где его смогли увидеть зрители международного фестиваля «Послание к человеку».
Напомню, что международный статус фестиваля позволяет показывать кино без прокатного удостоверения (такая вот по-византийски изнурительная бюрократическая система у нас сложилась). Что будет с картиной дальше, пока не ясно. Но сам по себе тот факт, что по поводу и таких фильмов у надзорных органов могут возникать вопросы, — ясный звоночек для индустрии авторского кино. Это команда «не высовываться».
Однако нельзя сказать, чтобы эта отрасль как-то усиленно стремилась последнее время к радикальным высказываниям. Наоборот, она всеми силами пытается развернуться лицом к зрителю. Да, российское кино еще может быть эмоциональным и социально острым, как показывают, например, «Одним днем» Стаса Иванова и «Королевство» Татьяны Рахмановой, но в основном 2023 год стал годом тонких драм, часто сделанных женскими руками. В центре внимания — многопоколенные женские семьи в поисках мужчины — как у Или Малаховой («Привет, мама!»), Любови Мульменко («Фрау») и Светланы Самошиной («Край надломленной луны»). Или просто женщины в неразделенной любви — как в «Нине» Оксаны Бычковой или «Блондинке» Павла Мирзоева. Или рефлексия по поводу уходящего в небытие недавнего советского и постсоветского прошлого — как в «Пациенте № 1» Резо Гигинеишвили (для отечественного зрителя — это невидимое кино), «Свете» Антона Коломейца, или фантастических «Нише» Антона Ермолина, «Контактах» Дмитрия Моисеева, фильме «Невидимый мой» Антона Бильжо, где советский наукоград доживает последние дни под звуки Курехина, или в вышедших в прокат «Чувствах Анны» Анны Меликян и «Годе рождения» Михаила Местецкого.
Советское и постсоветское прошлое, как демонстрирует экран, уже давно очистилось от идеологической нагрузки, не то что умерло, а даже разложилось на плесень и липовый мед. Это узор ковра и обоев, чистая психоделика, как утверждает «Отпуск в октябре» Романа Михайлова. Этот автор, сумевший без господдержки создать и выпустить в прокат за последние два года четыре полнометражные работы (премьеры трех из них прошли на крупных российских фестивалях), — поразительный случай для нашей киноиндустрии, демонстрирующий общую заточенность на чудо и веру в возможность какого-то третьего пути.
Микробюджетные инициативы вроде михайловского и якутского кинематографов, диверсификация и децентрализация процессов как будто могут дать авторскому кино экономические основания для автономного, то есть без госденег, существования. Не в кинотеатрах, так на платформах найдется зритель, готовый отдать авторам потраченные на фильм несколько миллионов. Однако у такого подхода есть свои пределы. Во-первых, на примере запрета «Айты» видно, что пройти под радарами регуляторов едва ли получится, да и Михайлову тоже пришлось что-то вырезать из «Наследия». А во-вторых, низкобюджетное кино почти невозможно избавить от привкуса «самопальности», что серьезно сужает круг потенциальных зрителей.
Вряд ли эта низовая активность поможет преодолеть международную изоляцию, недостаток средств на продвижение на внутреннем рынке, жесткий государственный контроль, туманные правила работы разрешительно-запретительной системы и самоцензуру, не только не допускающие на экран по-настоящему острые высказывания, но и вообще препятствующие свободному течению мысли. Все это неизбежно обеднит российское авторское кино в ближайшие годы, сделает его менее актуальным и более удобным. Что можно сделать? Ответ один: если вы действительно переживаете за его судьбу, сделайте усилие, дойдите до кинотеатра прямо сейчас, пока оно еще в прокате.
