Берлинале-2023: железные женщины
Снятая на чеченском языке с деликатным вкраплением отдельных русских слов картина выпускницы мастерской Александра Сокурова Малики Мусаевой «Клетка ищет птицу» словно подводит итог целой серии фестивальных фильмов, посвященных тематике женского освобождения, но делает это на художественном уровне, недоступном большинству прогрессивных физиологических очерков о противостоянии девушек «фигурам отца».
В фильме Киры Коваленко (еще одной ученицы Сокурова, отвечающего за приток новых сил в «русский артхаус») «Разжимая кулаки», победившем два года назад в каннском конкурсе «Особый взгляд», осетинской дочери удавалось расцепить клешни вцепившегося в нее мертвой хваткой родителя и вырваться на свободу. Фильм Малики Мусаевой революционен тем, что фигура отца в нем напрочь отсутствует, а мало на что способные персонажи мужского пола едва регистрируются сетчаткой глаза. Оттого патриархально-провинциальный мир, в который с рождения погружены с головой героини-школьницы, до поры до времени беззаботно резвящиеся на летних лугах, кажется еще более безысходным: его растворенная в воздухе токсичность передается по женской линии, ведь именно женщины, как известно, главные охранительницы домостроевских «скреп».
Главная героиня по имени Яха (Хадижа Батаева) — представительница младшего поколения женщин одной чеченской деревенской семьи. Навсегда уставшая мать, ссылаясь на свой богатый жизненный опыт, отговаривает старшую сестру Яхи разводиться с постылым мужем. А та, поборов себя, проделывает тот же трюк с Яхой, которую под предлогом замужества хотят отдать в чужую семью. Это и есть для нее единственная возможность бегства от «традиционных ценностей», а не то, что обычно показывают в кино. Бегство из клетки в другую клетку.
Фильм сделан исключительно на кинематографической пластике, с приглушенной музыкой и минимальным количеством слов. Дебютантка обладает редким умением не только создавать на экране аутентичный микрокосм — клаустрофобский, хотя действие большей частью разворачивается на природе, — но и смотреть на него с высоты птицы.
В главном конкурсе показали «Тотем» (Tótem) мексиканки Лилы Авилес — это ручное шитье по мотивам канвы всегда волнующего сюжета первого столкновения со смертью. Семилетняя девочка попадает в вихрь мелких домашних происшествий в связи с подготовкой к вечеринке в честь дня рождения ее умирающего от рака совсем молодого отца.
Для режиссера это всего лишь второй фильм — и впечатляющее достижение ансамблевой режиссуры, когда дюжина персонажей ведут себя и взаимодействуют друг с другом как будто они реальные люди. Но этим достижения не заканчиваются. Глазами ребенка увидено трагическое вещество жизни — когда рождение и смерть, веселье и грусть, надежда и отчаяние перемешаны и становятся причинами и следствиями друг друга. Никакого ми-ми-ми, никаких мелодраматических спекуляций: поток жизни оборачивается в финале безмолвными кадрами обезлюдевших интерьеров, в которых еще недавно кипела бурная жизнь.
«Женская тема» приобретает новое измерение в показанной в «Панораме» картине «Обремененные» (Al Murhaqoon, The Burdened) — редком кино из Йемена (при участии десятка фондов из разных стран) и, может быть, первой драме об аборте, снятой в мусульманском мире. В Европе такие фильмы снимаются в ассортименте и, как правило, на ретроматериале (самый звучный за последнее время — «Событие» по воспоминаниям нобелевской лауреатки Анни Эрно, не вполне заслуженно удостоенный венецианского «Золотого льва»). В мусульманских странах это будоражащая тема прямо сейчас.
Режиссер Амр Гамаль экранизирует реальную историю, разворачивающуюся на фоне гражданской войны, когда стремительно нищающее население больше не может позволить себе жить по духовным законам своих предков. Главная героиня пускается во все тяжкие ради аборта, ибо они с мужем не в состоянии вырастить четвертого ребенка. Из фильма следует, что аборты в Йемене не запрещены, но вся моральная ответственность возлагается на врачей, которые дают себя уговорить их сделать.
Рядом со свершениями молодого кино — вещь от легендарной Маргарете фон Тротты, показанная в главном конкурсе. Соратница Фассбиндера выступила с традиционным биографическим полотном «Ингеборг Бахман — Путешествие в пустыню» (Ingeborg Bachmann — Reise in die Wüste) о знаменитой австрийской поэтессе и писательнице (Вики Крипс) и процессе ее внутреннего освобождения от пут отношений с другим писателем, Максом Фришем (Рональд Церфельд). Метания поэтессы сопровождаются переездом из Цюриха в Рим, но по-настоящему освобождает ее поездка в египетские пустыни, и в особенности — групповой секс с тремя молодыми арабами.
Тротта явно осознанно завершает свой фильм довольным лицом поэтессы. Но так было бы в сегодняшнем или завтрашнем идеальном мире. На деле Бахман так и не восстановилась после разрыва с Фришем, всю жизнь считала себя его жертвой и умерла в 47 лет после пожара в ее римской квартире.
За всех женщин берлинской программы отомстила стальная Голда Меир — первая и последняя (на сегодняшний день) женщина на посту израильского премьер-министра. В показанной в секции Berlinale Special «Голде» (Golda) эта на тот момент 75-летняя женщина предстает не только скорбящей по каждому убитому на войне солдату «бабушкой», но и прозорливым стратегом боевых и политических битв, суровой командиршей генералов и грозой лечивших ее от рака врачей.
Фильм Гая Наттива посвящен нескольким неделям, за которые «бабушка» умудрилась выиграть войну Судного дня — ее аккурат в праздник Йом-Киппур развязали Египет и Сирия с целью стереть еврейское государство с лица земли. Не выпуская сигареты изо рта, Голда объявила мобилизацию в день, когда население Израиля даже не ест и не пьет, и, едва оклемавшись после очередной операции, отправилась на Суэцкий канал поднимать боевой дух войск. А потом наорала на Киссинджера (Лив Шрайбер), предварительно накормив его борщом.
Лучшее, что есть в этом байопике, иногда сильно похожем на историческую телереконструкцию, — это гениальная Хелен Миррен, умудряющаяся играть за толстым слоем пластического грима. Когда-то она тонко проникла в образ английской королевы, сейчас — израильской «железной леди», которую Бен-Гурион называл «единственным мужчиной в моем кабинете министров».