Каждые полгода Виктория получает из Министерства культуры Франции вежливое письмо одного и того же содержания. Чиновники, призванные сохранять и защищать национальное достояние республики во всех его проявлениях, не теряют надежды и продолжают настоятельно советовать продать им один предмет. «Кальсоны сына Наполеона, — между делом объявляет Виктория Севрюкова, — которые я, не пойми зачем, когда-то купила на аукционе».
Она прекрасно отдает себе отчет, что больна — редким штаммом вируса собирателя, поэтому исподнее одного из отпрысков императора Бонапарта далеко не единственное приобретение нашей героини, сделанное хоть и в порыве, но с удовольствием. Здесь и несколько предметов белья королевы Виктории, и три пары чулок австрийской императрицы Сисси, и много чего еще. «Совсем недавно прошли торги, где было выставлено белье самого Наполеона. Зная суммы, за которое оно в итоге было продано, я радуюсь, что пролетела мимо», — смеется Севрюкова.
Зная суммы, за которое было продано белье Наполеона, я радуюсь, что пролетела мимо.
Похожая история случилась и с бюстгальтером Мэрилин Монро, выставленным на торги аукционным домом Berg. Совсем заоблачные суммы сделок и бан, в который попали русские покупатели из-за санкций, — чуть ли не единственные ограничения, не дающие Виктории заплывать за буйки часто. Она и коллекционером считать себя отказывается, все-таки ее цель — не педантичное коллекционирование предметов одной темы, а собирание легенд, с тем или иным предметом связанных.
«Я сама называю себя хранителем историй, потому как ни один предмет не интересен мне, если за ним не стоит никакой тайны. И судьба разными путями обязательно посылает мне именно такие, — объясняет героиня. — Они сами просят меня купить их, потому что все вещи живые. Они обижаются, если я про кого-то из них долго не вспоминаю, или начинают рваться, если давно не выезжали проветриться на дачу».
Главное, что прославило коллекцию Виктории Севрюковой на весь мир, — нижнее белье. Все началось в самом конце 1990-х с корсета, купленного в комиссионном магазине на Тишинском рынке по цене бутылки водки, когда собирался образ Аркадиной в новой «Чайке» режиссера Иосифа Райхельгауза в театре «Школа современной пьесы». Более чем за 25 лет Севрюкова собрала десятки музейных экземпляров, какие-то из них красноречиво рассказывают о времени, например, о стиле Екатерины Медичи, какие-то — об их знаменитых хозяйках вроде икон МХАТа Ольги Книппер-Чеховой и Аллы Тарасовой. Как раз французской королеве Медичи посвящено недавнее приобретение Виктории, с которым она вернулась из Парижа.
Все вещи живые. Они обижаются, если я про кого-то из них долго не вспоминаю, или начинают рваться, если давно не выезжали проветриться на дачу.
«Корсет 1730 года, сплющивающий грудь и утягивающий талию до 33 см, который доказывает, что мода, введенная Екатериной Медичи, держалась почти 100 лет, — это правда, а не легенда, — рассказывает Севрюкова про самый старый предмет в своем фонде интересных вещей. — Королева не была красавицей, но окружала себя исключительно привлекательными молодыми девушками и не стеснялась подчеркивать их достоинства, благодаря в том числе и таким невероятным конструкциям».
Еще один не менее невероятный и не менее утягивающий предмет, хранящийся у Севрюковой, — корсаж балерины и звезды немого кино Веры Каралли. Однажды после спектакля за кулисы пришел один известный историк и драматург, разговор случайно зашел об этой вещи. «Вы можете мне его показать?» — вдруг спросил он. «Да, конечно. Он как раз здесь, в театре», — согласилась Севрюкова и принесла корсаж. «Вы можете оставить меня с ним наедине на десять минут?» — уточнил заинтересованный гость. Виктория не знает, что происходило за дверью, но ни один предмет из гардероба Каралли не пострадал.
Она особенно гордится, что многие трофеи попадают в ее руки не через аукционы, а будто выбирают ее сами. Так было с корсетом, нижней юбкой и комбидрессом Лили Брик, которые Севрюковой на Киностудии имени Довженко вручила бывшая жена Сергея Параджанова Светлана. Так же было с бельем Любови Орловой, которое в дар коллекции принесла костюмер актрисы из Театра Моссовета.
Вы можете оставить меня с корсажем наедине на десять минут?
«Орлова — один из самых ярких примеров того, что для женщины значит ее белье. Она любила шелковые комбинации фисташкового цвета с бежевым кружевом, которые обычно покупала в Париже, но, получив звание народной артистки СССР, вдруг пришла в театр в самых обычных розовых панталонах, — отмечает Виктория. — Костюмерша была потрясена! «Что это? Где ваше белье?!» Любовь Петровна спокойно ответила, что народная артистка — не просто звание, а состояние и, чтобы не выбиваться из него, теперь она будет одеваться на работу в театр как все советские женщины».
В коллекции Севрюковой советское белье занимает большое место и проиллюстрировано образцами вплоть до унылых рейтуз родом из брежневских 60-70-х. Его историю она называет «ужасами советской легкой промышленности» и описывает такими резкими характеристиками, как «унизительные сбруи» (про бюстгальтеры), «издевательство» (про цвета панталон и рейтуз) и «абсолютная обреченность» (про ассортимент). Тем более впечатляюще на этом фоне выглядит еще одна глава собрания Виктории — белье членов Политбюро. Которое, к слову, тоже попадало в ее руки по воле случая.
«Мне повезло побывать во многих квартирах в Доме на набережной (в этом доме жили члены Политбюро, наркомы, министры и их многочисленные заместители), из которых в разные годы продавали все, что только можно было продать, — объясняет Виктория. — Этим занимались внуки, правнуки или просто новые жильцы, въехавшие в квартиры советских чиновников».
Так, по Москве пошел слух, что художнице по костюмам Севрюковой можно доверять — она не будет торговать чужими тайнами и ходить по телешоу, размахивая трусами свергнутых вождей. В самом конце 90-х ее свели с сыном Лаврентия Берии Серго, который жил в Киеве, но иногда прилетал к родственникам в Москву. «Он предложил мне встретиться в вестибюле станции метро «Площадь Революции», в руках я обязательно должна была держать какой-то журнал вроде «Огонька», — вспоминает Виктория, выполнившая все пункты соглашения. — Я простояла около скульптуры пограничника с собакой около часа, Серго Берия так и не пришел. Он перезвонил позже, сказал, что проходил мимо меня дважды и что я ему понравилась. И еще, что белье отца он оставил для меня на проходной театра».
Белье отца Серго Берия оставил для меня на проходной театра.
Другую часть белья бывшего наркома, включая обаятельные ночные сорочки с оборками, Виктория получила от Нины Алексеевой, одной из его официальных любовниц, даже выпустившей автобиографию «Лаврентий Берия в моей жизни». Севрюкова тоже хотела бы написать книгу, но совершенно другого толка — посвятить ее не личной жизни этих людей, а представить кальсоны из тонкой чесучи Лазаря Кагановича, французские ночные рубашки с кружевом и вышивкой расстрелянного маршала Михаила Тухачевского или трусы Якова Блюмкина как исторические артефакты и парадоксальные следы времени («Это была бы книга-разоблачение»).
Другое дело, что сегодня такое издание вряд ли встретит восторги толпы, и Виктория это понимает: «Белье — слишком честная часть человеческой одежды, потому что скрыта и находится ближе всего к телу. Белье никогда не врет. Если у нас нет планов его демонстрировать, мы в нем абсолютно откровенны. Как мы себя ощущаем? Насколько себя ценим? Какой образ самих себя лелеем в душе? Одежда — совсем другое дело, она для обмана, а вот трусы ведут честные рассказы. И я ценю самые наглые, разговорчивые и смелые».
Но не все рассказы Виктория хочет слушать на постоянной основе. Именно поэтому многие вещи хранятся не в ее мастерской, где она проводит львиную долю своего времени, а на арендованном складе. К ним относятся не только кальсоны советских функционеров, осторожного контакта требуют и вещи обитателей исправительных лагерей.
«ГУЛАГ — абсолютная Атлантида, предметы оттуда практически невозможно найти. Если человек возвращался, первым делом он уничтожал все, в чем приезжал, — поясняет Севрюкова, которой все-таки удалось отыскать несколько таких предметов. — В своих мемуарах Татьяна Окуневская писала, что приехала в Москву голой, в одном пальто. Однажды я спросила у нее: как такое возможно? Голыми никого не отправляли, обязательно подбиралось какое-то убожество со склада, где хранились вещи арестованных. Татьяна Кирилловна сказала, что ей, действительно, выдали шубу, платье и белье, еще на папиросы она выменяла в лагере помаду. Она категорически не хотела, чтобы в этих вещах ее увидела дочка, поэтому на подъездах к Москве платье и белье она выбросила в окно. Это не то, что везли на память». И все-таки Виктория хранит эти вещи как след целого исторического периода своей страны.
Одежда нужна для обмана, а вот трусы ведут честные рассказы.
За 42 года в профессии Севрюкова стала одним из самых успешных художников по костюмам русского театра. Ей, окончившей Школу-студию МХАТ в 1983-м, повезло застать великих див прошлого — Татьяну Доронину, Людмилу Гурченко, Наталью Гундареву — и легко поймать общую волну со звездами нового времени, такими как Чулпан Хаматова, Юлия Пересильд, Мария Смольникова.
«В первую очередь моя профессия — совращать. Я должна убедить, что то, что я придумала и нарисовала, и есть правда. Это момент абсолютной манипуляции. Другого пути нет. Меня так учили, и я знаю, как это делается, — объясняет Виктория. — Разумеется, я должна удивить чем-то, что даст зерно роли. И наконец, я обязательно должна сломать актера, чтобы он забыл все свои штампы и стал другим. Дальше уже нет никакого сопротивления».
Нередко для этого Виктория использует корсеты. Она успела опробовать в деле даже тот самый недавно привезенный из Парижа корсет Екатерины Медичи, утягивающий талию до 33 см. Интересуемся: все ли ребра актрисы остались невредимыми? «Разумеется. Зато как сразу вытянулась ее шея! Артисты ведь для того и рождены, чтобы чувствовать себя не очень уютно», — безапелляционно констатирует героиня.
Интернет сообщает, что на ее счету более 400 спектаклей, на самом же деле эта цифра давно перевалила за 600. Достаточно уточнить, что большинство бестселлеров Театра Наций, включая «Рассказы Шукшина», «Мастера и Маргариту» и «Кабаре», играют в костюмах авторства Севрюковой.
В первой половине предстоящего сезона у нее уже запланировано шесть премьер в России и одна в Китае. Чтобы творческий процесс окончательно не превратился в спортивный марафон, она обещает (прежде всего самой себе) взять небольшую паузу. Но не для отдыха, а, скорее, для смены деятельности. В ближайших планах — туры в Эфиопию и Вьетнам, визит в Музей берберского искусства в Марракеше и инспекция выставки-трибьюта Schiaparelli: Fashion Becomes Art в лондонском Музее Виктории и Альберта, готовящейся к открытию в марте 2026-го. И речь здесь не о праздном любопытстве — каждая такая поездка так или иначе превращается в исследование, проведя которое Виктория педантично закрашивает оставшиеся белые пятна на собственной карте мира, фиксирует истории людей и вещей, хранит их память, разговаривает с предметами. Ее мир невероятно цветной, и, с какой стороны на него ни посмотришь, всегда найдется, за что зацепиться глазу.
