М.: «Азбука», 2023. Перевод с английского Игоря Богданова
В 2021-м в чарт Netflix внезапно ворвался фильм из глубокой библиотеки сервиса. «Талантливый мистер Рипли» Энтони Мингеллы (1999) — с его солнечной европейской картинкой, молодыми суперзвездами (Мэтт Дэймон, Джуд Лоу, Гвинет Пэлтроу, Кейт Бланшетт) и авантюрным сюжетом — еще один аргумент в споре о том, испортилось ли массовое кино или нет. Кажется, сейчас для таких среднебюджетных жанровых картин просто нет ниши, и мы год за годом пересматриваем дюжину одних и тех же историй. Или перечитываем.
Оригинальный роман Патриции Хайсмит не очень похож на свою самую знаменитую киноадаптацию: в нем неуловимый манипулятор, мошенник и убийца Том — скорее паранойящий новичок, чем матерый аферист. Его жутковатым талантам — подделка подписей, имитация чужого голоса и прочие способы выдать себя за другого человека — только предстоит раскрыться по ходу повествования.
Из сегодняшнего дня аналоговая интрига книги (фальшивые паспорта, отпечатанные на машинке письма и все в таком духе) может показаться обаятельно старомодной. А вот что дико современно, так это авторская интонация — несколько социопатическая, оставляющая читателя наедине со своими собственными представлениями о добре и зле.
М.: «Новое литературное обозрение», 2023
Несколько лет назад в «Новом литературном обозрении» вышла книга Дугласа Смита «Бывшие люди» — хлесткий рассказ о том, что случилось со знатными аристократическими фамилиями после революции 1917 года. Историк Алина Шокарева отматывает ленту хроники еще на век и описывает безмятежный золотой век русской культуры. Чем занимались дворяне в Москве и в Санкт-Петербурге? Как подобало воспитывать мальчиков, а как — девочек? Какими ритуалами была освящена аристократическая смерть, а какими — рождение?
Конечно, это не историко-филологические труды Юрия Лотмана с их концептуальной дерзостью; да и едва ли есть смысл тягаться с «Беседами о русской культуре» и комментариями к «Евгению Онегину». Перед нами, скорее, очень добросовестный монтаж из разных источников: в первую очередь — текстов современников, сочинявших мемуары или прозу.
«Дворянская семья» понравится тем, кто скучает без «Аббатства Даунтон» и ждет новых сезонов «Короны» и «Бриджертонов». Как напоминание о том, что сложная, многоуровневая, в чем-то очень ограниченная, а в чем-то до сих пор актуальная система ритуалов и кодов существовала и здесь. А потом пришла буря.
М.: Ad Marginem, 2023. Перевод с французского Аллы Смирновой и Елены Баевской, составительница Лора Эль Макки
«В поисках утраченного времени» — из тех великих книг, которые вечно откладываешь на потом. Может быть, на зимних праздниках. Или в отпуске. Или на даче, которую, если напрячь фантазию, легко превратить в уездный Комбре — место действия первого тома главной интеллектуальной эпопеи XX века. Как и всякая хорошая литературоведческая работа, «Лето с Прустом» одновременно расширяет наше представление о предмете — в ней ведущие французские философы, искусствоведы, филологи размышляют о том, как легковесный светский репортер стал тончайшим психологом, чем он похож и не похож на Монтеня и как на роман повлияла поездка писателя в Венецию, — и, что уж там, немного подменяет его.
Дочитав «Лето...» (или труднодоступную книгу Алена де Боттона «Как Пруст может изменить вашу жизнь», или любой добротный путеводитель по семитомной саге), вы сможете козырять знакомством с неподъемной классикой — и кто поймает вас за руку. Лучшая, впрочем, стратегия — все-таки перейти от цитат из Пруста, составляющих по меньшей мере треть «Лета...», к оригинальному тексту. Изощренному и изысканному, но никогда — изнурительному и искусственному.
М.: «Эксмо», 2021. Перевод с английского Ирины Тогоевой
После бурного успеха в 1990-е (вероятно, самый статусный фанат «Коллекционера» и «Волхва» — Виктор Пелевин) могло показаться, что с годами слава Фаулза в России начала меркнуть. Ну, то есть переиздания его книг механически выходили из печати, но едва ли Фаулз, сметенный другими, более современными английскими писателями, был темой жарких споров. А вот републикация «Кротовых нор» — сборника строгих суждений Фаулза о литературе, биологии и обществе — выглядит как способ перезагрузить массовое восприятие этого автора, превратить его в визионера-провокатора.
Что-то подобное недавно удалось с Толстым: социалист, феминист и эколог Фаулз тоже проходит по категории мертвых белых мужчин, опередивших свое время. И литературу он воспринимал как трамплин, который позволит сформировать аудиторию, готовую внимать духовному вождю. Видимо, поэтому, сразу после того как «Коллекционер» стал хитом, Фаулз выпустил «Аристоc» — ультимативный разбор состоянии общества и культуры 1960-х. «Норы» свободны от некоторой нравоучительности «Аристоса», подражающего монументальным афоризмам Паскаля и Витгенштейна, и больше похожи на разговор с эрудированным, слегка кокетливым собеседником за вечерним чаем.
М.: «КоЛибри», «Азбука-Аттикус», 2023
Один из самых любимых прозаиков прошлого столетия, Булгаков прочно врос в наш повседневный язык и московскую топонимику. Тем страннее, что за 35 лет с первой публикации книги филолога Мариэтты Чудаковой про автора «Белой гвардии» не было написано ничего столь же фундаментального. Это делает переиздание, над которым автор работала в последние годы жизни, еще более ценным — и вдохновляющим.
Ведь кто такой Булгаков? Жертва советского кэнселинга, который, избегая мучительных компромиссов с совестью, выжил в 1930-е. Обаятельный плейбой с дэниэл-крэйговским профилем, оставивший по себе хорошую память: три жены писателя — полноценные соавторы книги, поделившиеся с Чудаковой бесценными сведениями о покойном муже. Выдающийся стилист: радикально настроенные исследователи готовы вдовесок к его шедеврам приписать также виртуозную дилогию про Остапа Бендера. Человек, который прожил не свою жизнь — в альтернативном таймлайне легко представить себе даже нобелевский нимб, — и все равно прописался в вечности.
Очень утешительное чтение для всех, кто с тревогой озирается по сторонам.
М.: «АСТ»: Редакция Елены Шубиной, 2022
Трудно с ходу сказать, что такое «Лето». Сборник рассказов? Но они так вызывающе недраматичны, лишены новеллистического саспенса. Роман? Сегменты книги — пусть и объединенные общими героями и местом действия — выглядят слишком независимыми; они отказываются принимать привычную романическую структуру. Личный дневник? Не будем отказывать автору в способности не протоколировать мир, а воображать его — а заодно себя и своих близких. Это просто книга Аллы Горбуновой — одного из самых значительных российских авторов последних лет, чье присутствие в литературе стало чем-то привычным, привычно ободряющим.
Действие «Лета» разворачивается за городом в середине 2020 года: ковидный сеттинг, страх перед неизвестностью — и все равно ощущение полноты бытия, его осмысленности и красоты. «Многие поэты говорили или писали, что после смерти хотели бы стать частью языка, превратиться в речь. Я бы точно не хотела. <...> Я хотела бы стать частью Весны. Частью сырого запаха природы. Частью фактуры того, что в просыпающемся лесу находится почти у самой почвы и чуть выше». Такой вот русский nature writing.
М.: «АСТ»: Corpus, 2023. Перевод с английского Андрея Бабикова
Набоков называл шедевры европейской литературы («Госпожу Бовари», «Анну Каренину», «Превращение») сказками и сам — глубоко на седьмом десятке — сочинил одну из самых загадочных и притягательных. Научная фантастика, которая отражает не клише жанра и общие места эпохи, а глубоко индивидуальный набор обсессий: электричество, Россия, французский язык. История запретной любви, полная рискованных описаний. Изысканная философская проза, полемизирующая с Эйнштейном. Роман о том, на что способен роман как форма и каким он может стать в будущем, чтобы никому не могло прийти в голову заикнуться о смерти автора.
Новый перевод «Ады» на русский (плюс обстоятельные комментарии) стал одной из редких хороших новостей 2022 года, и тем, кто еще не знаком с демоническими Винами, хочется порекомендовать войти в этот живописный лабиринт семейный связей и филолого-ботанических аллюзий; бросить себе вызов и попробовать пробиться сквозь ранние главы. Во-первых, потому что после бурного, сбивающего с ног зачина автор начинает действовать вкрадчивее (хотя и все более радикально). Во-вторых, потому что «Ада» — с ее вызывающим своеобразием и раскованной, ничем не стесненной фантазией — доказывает: писать великую прозу можно даже в самое нелитературное время, эстетическая мода преходяща, а неторопливая, чуть-чуть сонная, усадебная семейная сага — все еще лучший жанр на свете.
