Стиль
Герои Певец Павел Артемьев — об одинаковой музыке в такси, эйфории и нехватке критики
Стиль
Герои Певец Павел Артемьев — об одинаковой музыке в такси, эйфории и нехватке критики
Герои

Певец Павел Артемьев — об одинаковой музыке в такси, эйфории и нехватке критики

Фото: Георгий Кардава
12 февраля группа ARTEMIEV выпустила альбом «+ (плюс)», радости в котором сильно больше, чем печали. По словам фронтмена Павла Артемьева, для него это скорее исключение, чем правило. Поговорили с музыкантом о приметах времени, отсутствии критики и страхах

«Павел Артемьевич Артемьев (род. 28 февраля 1983 года, Оломоуц, Чехословакия) — российский певец, музыкант, актер, композитор, клавишник, бас-гитарист, бывший солист группы "Корни", ныне автор песен и продюсер рок-группы ARTEMIEV» — сообщает первый абзац профайла Павла Артемьева в Википедии. За последние десять лет он выпустил несколько пластинок со своей группой ARTEMIEV, сыграл изрядное число концертов, снялся в десятке фильмов и сериалов, не раз выходил на сцену «Практики» в спектаклях театра, но все равно протоптанной дорожкой идут те, кто подходит к нему со словами «Так ты же Паша из "Фабрики", ну, кудрявый из "Корней"». Кудри, как, впрочем, и легкая полуулыбка, блуждающая по лицу артиста, не делись никуда, но в его интересах — независимая музыка, поэтика повседневности, находящая отражение в трепетных и метких текстах, и желание говорить и петь то, о чем думается и чувствуется. Новое тому подтверждение — альбом «+ (плюс)», который группа ARTEMIEV выпустила спустя почти два года работы. 

В прошлом году ваша группа ARTEMIEV отметила свое 10-летие, сейчас вы выпускаете альбом. Поскольку и то, и другое — определенные вехи на пути, начать хочется с разговора про возраст, тем более, что 10 лет — это отрезок, к которому мы все часто примеряемся в контексте того, какими были, какими стали. Вам свойственны такие размышления?

Я очень изменился за это время. И просто вырос, и сознание мое тоже, безусловно, поменялось. Десять лет назад я выходил на сцену гораздо более растерянным человеком, несмотря на то, что тогда мне казалось, что все в порядке и идет по какому-то понятному плану. На самом деле, оглядываясь назад, понимаю, что сейчас я гораздо более цельный человек, осознающий, что и зачем он хочет делать, а чего — не хочет. Замечаю за собой старперскую рефлексию какую-то и думаю, что она со временем будет развиваться еще больше. (Смеется.) Могу позволить себе брюзжание иногда по каким-то поводам. Помню, замечал это когда-то за своими старшими товарищами, а теперь вижу и в себе. Есть некоторые вещи, в том числе в каких-то веяниях музыкальных, нынешних, которые мне не нравятся.

Например?

Не буду конкретизировать, но могу сказать, что мне кажется странным, что в тенденции музыкальной моды на 90-е почему-то воспеваются самые пошлые жанры, которые тогда были, и сейчас самую массовую популярность имеет не лучшее, а скорее худшее из той эпохи. При том, что 90-е были просто перенасыщены классной музыкой. Вот-вот, видите, об этом старперстве я и говорю. (Смеется.) Впрочем, любая рефлексия по поводу прошлого будет звучать по-старперски для 15–16-летнего человека. Он как только услышит «а вот тогда — не важно, когда — было лучше», сразу же скажет, что мое время ушло. Возвращаясь к теме: мне кажется, тогда все было разнообразнее в плане жанров. Теперь садишься в такси и понимаешь, что там постоянно одинаковая музыка по радио звучит.

Фото: Георгий Кардава

А что пропало?

Поэзия, наверное. Ее в поп-музыке раньше было значительно больше. Большие поэты, тот же Павел Жагун, писали для эстрадных исполнителей. Сейчас артисты очень часто сочиняют для себя сами и это уже совсем другая история. С точки зрения текстов, смыслов и даже самого наблюдения за собой и миром вокруг.

Давайте поговорим как раз про тексты. Вы ведь тоже их пишете сами. Не утомляет?

Не берусь сейчас пафосно рассуждать о том, как та или иная строчка рождается, но иногда это просто льется как-то само и очень хорошо себя тогда чувствуешь. (Смеется.) Над какими-то песнями приходится посидеть, подумать, поискать. Иначе ты часто идешь на поводу у композиции, и иногда получается бессмыслица, если поддаешься этому вдохновению. Тебе казалось, что начал песню об одном, а она ушла вообще куда-то в другое русло. Поэтому бывает полезно отложить материал и вернуться к нему попозже, если хочешь сохранить мысль. А иногда правильно, мне кажется, просто отпустить. Время покажет, о чем ты написал. Ну а потом я приношу сырую песню ребятам и мы вместе ее аранжируем, додумываем те или иные решения по звучанию. Вроде такого категоричного случая, чтобы ребята сказали «фу, говно какое», пока не было. (Смеется.)

В таком случае самое время, мне кажется, обсудить новый альбом. Про что он получился? Откуда возник знак плюс?

Для нас он в некотором смысле оказался поиском новых направлений. Предыдущие два альбома были концептуальные, с сюжетом. Если в «Канун конца начала» была рассказана история, был лирический герой и более-менее линейное повествование, а в «Сизигии» общей концепцией была жизнь в городах — объединение, разъединение и прочее, то здесь, наверное, единственной концепцией можно назвать то, что хотелось сделать что-то энергичнее, чем обычно, и жизнерадостнее что ли. Понятно, что все равно меня постоянно заносит в сторону печальной лирики, но тем не менее в процентном соотношении в этом альбоме значительно больше энергии и движущей силы. И поэтому он называется в итоге «+ (плюс)», потому что это про что-то положительное. Несмотря на то, что я не смогу, мне кажется, никогда стать абсолютным оптимистом, хотелось хотя бы попробовать и себе облегчить жизнь этими песнями, и людям, которые их услышат. Потому что сами понимаете, какой был год и как сегодня все тоже непросто.

Фото: Георгий Кардава

А в каких отношениях вы сейчас со своим лирическим героем?

Наверное, это не всегда полностью обо мне. Есть песни действительно какие-то личные, которые я пишу о конкретных людях и о том, что произошло со мной. Есть песни, в которых вымышленный лирический герой, но так получается, не хочу опять же показаться каким-то хвастуном или что-то, но просто так бывает достаточно часто с удачными песнями, что ты не знаешь, о чем написал, а через какое-то время с тобой начинают происходить эти события. Видимо, такая доля фатума присутствует в жизни творческого человека. Правда, когда напишешь что-то, что тебе очень нравится, наступает в некоторой степени эйфория и ты играешь по сто раз сам себе это дома, а потом возникает такой страх: а может, у меня больше никогда такого не получится, может, это была последняя песня.

Как понять, сложилось ли? Это какой-то внутренний щелчок? Бывает, что может щелкнуть не сразу, а через время? 

Основной фактор — прет или не прет. Такое, что ощущения меняются, бывает. Хотя есть песни, которые любишь всегда. Например, «Обрывы» с альбома «Сизигия», я ее люблю больше всего с того альбома. Она очень грустная, медленная, и мы ее не играем на концертах, она не самая популярная, но, на мой взгляд, самая хорошая, не смогу объяснить почему, но как-то мне она больше всего нравится. Обычно ты выпускаешь альбом — и освобождается какое-то место внутри, это очень классное ощущение. Потому что, пока его делаешь — а «+ (плюс)», к примеру, мы делали долго, около двух лет получилось из-за этого коронавирусного пропущенного 2020-го, — все время носишь и копишь в себе какой-то груз и какую-то ответственность, от которых хочется избавиться, выпустить их на волю.

А если говорить о концертах: отношение к ним и их восприятие после вынужденного перерыва изменилось? Осенью вы сыграли юбилейный, в честь 10-летия, совсем скоро, в конце февраля, будет камерное полудомашнее выступление. Появилась ли какая-то новизна чувств и впечатлений?

Сейчас или никогда — какое-то такое теперь ощущение. Не знаю, совпадает ли оно с ощущениями тех, кто в зале, но есть такое впечатление, будто мы, оказавшись на концерте или в театре, переживаем какое-то уникальное общее событие. Я вообще всегда любил концерты и так же старался к ним относиться, просто сейчас это особенно остро чувствуется. Вот, кстати, про страхи еще: в контексте концертов бывает такой страх, прямо во время выступления: боже мой, что я делаю, что я сейчас пою… (Смеется.) Зачем-то начинаешь думать: что я играю, где я — и можно в этот момент забыть вообще все. Кто-то из мушкетеров, по-моему, как-то подумал, как ходить, и споткнулся. Такая же фишка. Поэтому лучше, наверное, не думать лишний раз.

Фото: Георгий Кардава

Хочу еще немного поговорить про пресловутую разницу между «тогда» и «сейчас». Если задумываться про музыкальную индустрию в целом, как вам кажется, что меняется, какие процессы происходят? Есть фильм «Почти знаменит», к примеру, где группа садится в автобус, едет через всю страну, у них такой настоящий гастрольный тур, большой, с разными перипетиями. Вот есть ощущение, что сейчас что-то поменялось и такого уже не бывает. И едкой музыкальной критики, как в том же фильме, тоже не найти. Или я ошибаюсь? 

Мне абсолютно искренне не хватает музыкальной критики, полноценной, как экспертного мнения, именно важного экспертного мнения, от которого что-то бы по-настоящему зависело. Потому что все-таки сейчас массы сами решают, что им слушать, и это абсолютно естественный отбор. Не хочу прозвучать высокомерно, но, как показывает практика, у масс не всегда хороший вкус, и, конечно, классно, когда есть люди с хорошим вкусом, которые могут направлять немножко в этом плане слушателей. Все же были весомые голоса, к которым прислушивались, от которых что-то зависело, за счет которых много интересной, классной музыки появлялось. С другой стороны, это и плюс, что сейчас есть абсолютная свобода и ты можешь появиться абсолютно из ниоткуда и вырасти. Абсолютно равные условия для всех.

То, что сейчас эта критика стала менее яркой, на ваш взгляд, примета времени и технологий? Кто тому виной? 

Это просто карта так легла сейчас. Это YouTube, Instagram, Telegram, те, кто там активен, — это отдельное медиа, каждый сам себе критик, и его мнение весомо для людей, которые его читают, смотрят, хотя он может вообще ни в чем не разбираться.

А вы сами следите за этими процессами? Подписываетесь?

Я подписываюсь и отписываюсь почти сразу. Не знаю, зачем я подписываюсь… ну, думаю, чтобы быть в контексте, а потом понимаю, что все равно не слежу. Есть среди авторов телеграм-каналов действительно талантливые люди, которые хоть какое-то отношение к этому имеют, а есть просто… какая-то шляпа, не знаю.

Если говорить про критику, она как жанр связана еще с некоторой дистанцией между тем, кто пишет, и тем, кто становится предметом этого текста, анализа. Мы уже обсудили, что институт критики почти исчез, но еще одна примета времени — то, что все друг на друга обижаются. Артисты — что написали не так, журналисты — что оценили текст не по достоинству, и так далее.

Есть некоторые издания, которые, в принципе, отличаются такой надменной интонацией. Не знаю, это такая палка о двух концах. С одной стороны, это важно любому молодому артисту, вообще необходимо, чтобы о нем упоминали, и не важно, в каком контексте, будет там интонация надменная или нет. Начинающая какая-нибудь группа, и о ней написали хорошо! А что написали и как — другой вопрос. Вроде написали, а сверху чем-то полили немножко. Я не знаю, как к этому относиться, и не всегда понимаю, зачем такие интонации. Мне кажется, это не совсем осознанно вообще делают люди, просто уже выработался такой язык, повествовательный, для красного словца что-то ставят. Я вот сам, например, не злопамятный, но у меня хорошая память. Это не значит, что буду держать зло всю дорогу, но я запомню, не забуду. (Смеется.) 

Все время носишь и копишь в себе какой-то груз и какую-то ответственность, от которых хочется избавиться, выпустить их на волю.

Фото: Георгий Кардава

Вы постоянный вожатый творческого лагеря «Камчатка», а в таких случаях — уж простите — от вопросов про поколения и разницу между ними удержаться сложно. Такие уж мы разные?

Наверное, люди средних лет всегда будут завидовать молодежи, что у них все впереди. (Смеется.) При этом я сам и завидую, и не завидую в каком-то смысле одновременно. Я думал об этом много и мне кажется, что мы все живем до определенного возраста, полагая, что мы самые умные и что мы-то это знаем, а наши родители не знали, а нам известно все, мы уже все поняли, как надо и как не надо, и у нас все будет иначе. Потом — в другом возрасте, чуть постарше — приходит осознание, что на самом деле ни фига не будет иначе, а все точно так же, как у всех было, из поколения в поколение. И перемены глобального толка, мне кажется, невозможны просто, так устроена жизнь, что все равно все идут по тем же в итоге дорожкам, просто в силу каких-то генетических кодов и гормональных вопросов тела все равно все придет туда же в итоге. И сейчас у кого-то что-то бурлит, и это классно, приятно на это смотреть, но потом годам к 30–35 все превращаются в таких же людей, обычных. Может быть, это пессимистично, но это реалистично. Мне кажется, честнее было бы детям не предлагать розовых очков с детства. Я не говорю, что надо всем с детства какие-то ужасы рассказывать, но не обманывать хотя бы. Нас всех так воспитывали, и мы так продолжаем воспитывать детей, что в детстве все живут в таком сказочном выдуманном мире, в котором все честные, все справедливые, никто никого не обижает, все должны быть героями. И если потом вырастаешь наивным дурачком, тебе больше по жизни достается разочарований.

Есть ощущение, что дети сейчас взрослеют раньше?

По-моему, наоборот. У меня позднее детство пришлось на 90-е, и мне кажется, мои племянники сейчас гораздо большие дети, чем я в том же возрасте. В них больше инфантилизма, они могут себе позволить оставаться детьми гораздо дольше, у нас все было более люто и интересно, но, наверное, многие вещи из тех, что я пережил в том возрасте, сегодня принято называть психологическими травмами. (Смеется.) Я думаю, что эта наша «совковость» оседает где-то в ДНК и какой-то встроенный страх что ли есть в нас. Поэтому здорово, что они могут себе позволить оставаться детьми, это супер, и я очень рад этому. А вообще непонятно же, как правильно. Вот я сейчас наговорил, что не надо розовых очков, а может, и надо наоборот. Может, так лучше. Может, они будут чище, этот вечный цикл прекратится и вырастет поколение честных, прекрасных людей.

Во время любых общественных событий и перемен каждый из нас вынужденно, даже если не хочет, принимает решение: дистанцироваться или высказать свою позицию, при этом форм для высказывания тоже довольно много. Как это у вас?

У меня все эти желания возникают одновременно. В творчестве прямые высказывания мне не очень свойственны, но в предыдущем альбоме «Сизигия» таких размышлений довольно много. Устраниться и закрыться, мне кажется, всем тоже хочется, просто от всего этого ужаса спрятаться под одеялком. Но и там достанут, прятаться особенно негде. Как-то вылезать на амбразуру с какими-то лозунгами — это все-таки не совсем мое, не знаю, может быть, тут есть доля и какого-то естественного страха за себя и за своих близких, но есть ощущение, что в целом мне сложно примыкать к какому-либо движению, более или менее массовому. У меня очень простая позиция по жизни: я считаю, что сильный не должен обижать слабого. И еще мне кажется, что нам всем нужно научиться вести диалог друг с другом не на повышенных тонах, а пытаться слушать друг друга, пытаться понимать. Потому что, как бы там ни было, все равно есть достаточно большое количество людей, которые будут придерживаться другого мнения, отличного от твоего, какой бы ты позиции ни придерживался сам. А сейчас люди как будто разучились слышать друг друга, и это самое страшное. Мне, честно говоря, хочется как-то всех помирить. Мир не черно-белый.

Нет хороших и нет плохих?

Именно. В любом человеке есть куча дерьма и есть хорошие какие-то черты в каждом из нас тоже. И в человеке с условным забралом тоже есть и хорошие качества наверняка, просто мы не можем их сейчас разглядеть за всем этим камуфляжем. И, конечно, все это очень грустно и страшно. А еще — что все на повышенных тонах и любая малюсенькая вещь вызывает бунт и крики, скандалы в фейсбуке. Люди стали бросаться такими жуткими фразами, потому что вроде как сидишь с телефоном в руках или перед компьютером, ну и почему нет — можно кинуть любую муху и вырастить из нее слона. И это правда опасно, мне кажется, из-за этого начинаются какие-то жуткие настроения. Я, наверное, именно поэтому стараюсь все это и не обсуждать, и не высказываться сильно. Что бы ты ни сказал, найдется человек, который с тобой не согласится, и начнется очередное какое-то выяснение. Это забирает кучу сил, энергии в то время, как можно просто молча пойти и действительно помочь, сделать какие-то полезные вещи своими руками.

Человек «растроенный»: как и чем живет группа OQJAV.