Стиль
Герои Мария Пиотровская — о том, как помочь детям с дислексией
Стиль
Герои Мария Пиотровская — о том, как помочь детям с дислексией
Герои

Мария Пиотровская — о том, как помочь детям с дислексией

Мария Пиотровская
Мария Пиотровская
Мария Пиотровская рассказала «РБК Стиль», почему двоечники могут оказаться гениями, отчего сегодня каждый десятый ребенок не справляется с учебой и что такое дислексия.

От бывшего банкира ожидаешь открытия галереи современного искусства, а не борьбу за изменение государственной системы здравоохранения и образования. Но дочь директора Государственного Эрмитажа Михаила Борисовича Пиотровского всю жизнь поступала наперекор шаблонам — с момента, когда студенткой ЛГУ на год уехала одна на стажировку в Тунис. Из востоковеда-арабиста она позднее переквалифицировалась в банкира, а несколько лет назад из финансиста — в общественного деятеля, учредив Ассоциацию родителей и детей с дислексией. Деловой подход и умение видеть главное остаются с ней во всех ипостасях.

Вы входили в десятку самых влиятельных женщин-банкиров страны, а теперь работаете над изменением системы образования для детей с дислексией. С чем связана такая резкая смена деятельности?

Я закончила свою банковскую карьеру в 2015 году в должности председателя совета директоров «Ренессанс Кредита». Одновременно с этим возникли проблемы с обучением дочери. Мы меняли школы, искали педагогов, кто-то однажды упомянул про дислексию. Мы отреагировали так же, как реагируют все родители — удивились незнакомому слову и продолжали искать проблему в другом месте. Но, поскольку никакого иного решения так и не находилось, повезли дочь в Америку, где исторически сильно развита помощь людям с дислексией и другими трудностями обучения. В США дислексию научились диагностировать раньше других стран, да и правительство и частный сектор выделяют значительные бюджеты на исследования в этой области и развитие систем обучения для таких учеников.

Вообще-то первые сведения о дислексии появились еще в конце XIX века, но только в 70-х годах прошлого века это нарушение было выделено Всемирной неврологической федерацией в самостоятельную клиническую единицу.

Женщина-банкир и женщина-руководитель просветительской организации — это два разных стиля жизни. С запуском Ассоциации вы перешли к образу учительницы?

В прошлой банковской жизни стиль формировался только по одному принципу — не отличаться от мужчин. Когда ты приходишь работать в инвестиционный банк, где женщина, в принципе, явление редкое, то начинаешь одеваться в мужском стиле. Чтобы женщине в мужской среде быть услышанной и получить признание даже в очень толерантном мужском коллективе, надо в десять раз громче или более аргументированно что-то сказать. Любые женские шарфики отвлекают внимание, поэтому автоматически, на подсознательном уровне, начинаешь одеваться по-мужски: белая рубашка, темный костюм, причем, желательно, брючный.

А сегодня формат общения совершенно другой, хотя круг общения сильно не изменился: люди, которые были тогда коллегами, партнерами и контрагентами, тоже плавно перешли в благотворительность и социальное предпринимательство. Поэтому на деловых встречах я опять в белой рубашке, хотя пиджак уже не обязателен.

Вы родились в одной из самых известных в академической среде семей России. Какие правила, привитые с детства, стали частью вашей личности?

Я не умею опаздывать — мне надо прийти вовремя. Вы вот смеетесь, а это реально проблема, какой-то постоянный внутренний стресс. Я считала, что это связано с тревожностью, а мне сегодня сказали, что это хорошее воспитание. Сегодня тоже пришла на полчаса раньше.

Если у нас общий обед, то детям нельзя сесть за стол раньше, чем взрослым. И взрослые тоже садятся за стол в определенной очередности. Нельзя выйти из-за стола, даже спрашивать об этом не стоит. Все эти правила нарастают одно за другим.

Фото: пресс-служба

А детей своих вы так же воспитываете или уже мягче?

По-моему, значительно мягче. Мы же сейчас живем по правилам «Любите ребенка, услышьте своего ребенка». Но дети смотрят, как все себя ведут, как родители мои себя ведут, как папа. Поэтому все эти лекции получасовые «как надо» бессмысленны, если нет внешнего примера.

В чем ваш отец (Михаил Пиотровский, директор Государственного Эрмитажа. — «РБК Стиль») всегда считал важным вам помочь, а в чем предпочитал, чтобы вы справлялись сами?

Его любимой фразой всегда было: «Постарайся сама, потом, может, что-то тебе подскажу». Это касалось, в основном, образовательной части и любой карьерной направленности. Особенно это было заметно в вузе при изучении арабского языка. Моя просьба помочь понять, что там имелось в виду, предполагала всегда один и тот же ответ: «Ты сначала принеси варианты предложений, как ты сама перевела, потом разберемся».

И так же это работает во всем остальном. Сейчас я советуюсь дома по поводу нашего проекта, связанного с дислексией. И то же самое: сначала сформулируйте ваше видение, и мы сможем оценить и дать совет.

Мало кто раньше слышал про дислексию, а теперь благодаря деятельности вашей Ассоциации только о ней и говорят. Так что же это такое?

Дислексия — это распространенная нейробиологическая особенность развития мозга, прежде всего вызывающая проблемы в обработке языка, в освоении чтения. Но ведь это не единственная проблема, которая возникает при обучении. Есть дисграфия, при которой дети имеют трудности в освоении письменной речи, дискалькулия, связанная со сложностями в счетных операциях. Путают цифры, правильно записав формулу и получив в ответе, например, 385. Человек пишет правильные цифры, но в неправильном порядке. Это из серии 5+5=01. Такие нейробиологические особенности могут сопровождаться синдромами дефицита внимания (и гиперактивности) — это расстройства, вызывающие импульсивность, стабильную невнимательность и разные степени гиперактивности. Миссия нашей Ассоциации — повышать осведомленность и развивать систему помощи при любом виде трудностей обучения, learning disabilities (сложности в обучении, возникающие несмотря на нормальный или повышенный интеллект и сохранность мотивации. — «РБК Стиль»).

И у какого ребенка могут обнаружиться дислексия, дисграфия и другие трудности обучения?

У абсолютно любого. Даже самый эрудированный, способный и неординарный ребенок может не справляться с освоением чтения, письма или числовых представлений. Кроме того, трудности обучения индивидуальны, как отпечатки пальцев, и у каждого проявляются по-разному и в разной степени. У дис-учеников в силу нейрологических особенностей могут также возникать проблемы с ориентацией в пространстве, планированием, определением времени и расстояния. У них возможны пониженная работоспособность и повышенная утомляемость в связи с повышенной нагрузкой на мозг во время обучения, нарушение речеслуховой памяти, трудности в поведении и общении. Бывает, что такие дети неуклюжи, у них плохая координация. Значительной группе учеников свойственны такие проблемы, поэтому диагностика крайне важна для здорового развития.

Существует и психологический аспект проблемы: ребенок с дислексией и другими трудностями обучения осознает, что не может справиться с тем, что его сверстникам дается с легкостью. Тут может пострадать самооценка, человек станет нерешительным, застенчивым. Или ребенка качнет в другую крайность — обиду на всех и вся, он может стать склонным к девиантному поведению, раздражительным, несдержанным, со вспышками гнева и немотивированной агрессией, может постоянно конфликтовать со старшими, особенно с учителями.

Каково происхождение дислексии?

Чаще всего генетическое. Это значит, что предрасположенность к дислексии может быть наследственной, передаваться напрямую от родителей к детям и по более сложным схемам. Еще один важный фактор — особенности протекания беременности у мамы такого ребенка. Стрессы, сильные переживания, осложнения во время беременности, болезни — все это может отразиться на здоровье ребенка. Могут оказать негативное влияние болезни и черепно-мозговые травмы, перенесенные ребенком, а также стрессовые ситуации. Усугубляет ситуацию неправильное обучение, при котором не учитываются особенности ребенка. Происхождение дислексии — это совокупность факторов.

Есть важный исторический аспект. Люди эволюционировали с неврологическим разнообразием, которое стало «мешать» в мире с необходимым знанием письменности и математики, проявляясь в виде трудностей в освоении отдельных навыков. Неврологическое разнообразие ­— фундаментальная часть эволюции нашего вида, потому что чем больше различий между тем, как устроен мозг у каждого человека, тем лучше для решения групповых задач. Это означает, что в группе есть люди, чей мозг устроен по-другому, предоставляя потенциальные преимущества в творческом подходе и в зрительно-пространственных решениях. По иронии судьбы эти преимущества могут даваться вместе со сложностями в освоении наиболее нужных в современной жизни навыков, таких как чтение и письмо.

А почему все-таки трудно читать, писать или считать?

Человек с дислексией или другими трудностями воспринимает мир иначе — через образы. Поэтому испытывает сложности, сталкиваясь с разными символьными системами — буквами, цифрами, знаками, нотами. Отсюда возникает необходимость другого подхода к обучению. Детям с дислексией может не подходить система обучения чтению по слогам, принятая в нашей системе образования — медико-педагогические специалисты учат их воспринимать слово целиком. Но кто этим будет заниматься? Ни школа, ни детский сад сегодня не диагностируют таких детей — их просто списывают, как отстающих… А родители недоумевают — что происходит? Смышленый и талантливый ребенок вдруг не может писать и читать, как все.

Зато креатив, например, хлещет: ребенок может легко собрать любую модель или с необычным подходом решает задачи. При этом надо сказать, что умение мыслить образами и другие преимущества нестандартного мышления — это редкий дар, который помогает людям с дислексией достигать успеха в предпринимательстве, творческих и даже технических профессиях. Среди знаменитостей с дислексией — и предприниматели, построившие империи, такие как Ричард Брэнсон и Джейми Оливер, и выдающиеся режиссеры, такие как Скорсезе, Спилберг и Тарантино, и архитектор-революционер Заха Хадид, и Стив Джобс — люди, изменившие наш с вами мир.

Чтобы женщине в мужской среде быть услышанной и получить признание даже в очень толерантном мужском коллективе, надо в десять раз громче или более аргументированно что-то сказать.

У всех этих знаменитостей диагностировали такую болезнь, как дислексия?

Одна из наших задач — объяснить, что неправильно считать дислексию «болезнью». Вы же не считаете левшу больным человеком? И трудности обучения тоже никоим образом не свидетельствуют о снижении умственных способностей. Дислексия — это просто особенность восприятия информации. Но, естественно, для образовательной системы это становится проблемой. За пределами России ее уже научились системно решать, а у нас еще нет. Дети, которые не вписываются в стандарты, неудобны. Проще постоянно твердить, что ребенок лентяй, лодырь, бестолочь. И получается, что общество сегодня лишает таких детей права на самореализацию адекватно своим возможностям.

Это действительно такая большая проблема в нашей стране?

Еще буквально каких-то 15 лет назад в России в средних и старших классах ученики с проблемами освоения чтения и письма были редкостью, в то время как сейчас их можно встретить в 6-м, 7-м и даже 10-м классах. Факт, на который уже невозможно закрыть глаза: количество детей с трудностями обучения в последние годы существенно увеличилось. Результаты исследований говорят о том, что в общеобразовательных школах число учеников с выраженными нарушениями, характерными для дислексии и дисграфии, составляет более 30%, в гимназиях — более 20%, тогда как в середине 70-х годов прошлого века школьников с такими трудностями было 11%.

Кого в первую очередь касается проблема дислексии?

Больше всего о дислексии переживают родители дошкольников и школьников начальных классов. Способные, сообразительные дети вдруг становятся двоечниками или отстают от своей возрастной группы. И непонятно, что с этим делать. Дети страдают, родители в стрессе.

Вторая волна проблем возникает со сдачей ОГЭ, ЕГЭ и других экзаменов. Даже если ребенок смог «выправиться» с помощью родителей, неврологов, нейропсихологов, логопедов и адаптироваться, стресс экзаменов вытаскивает все старые проблемы наружу и заставляет показывать значительно худшие результаты. Как детям с дислексией справиться с такими испытаниями и выдержать сильный стресс, утомительную подготовку, возможно, сопровождаемые постоянным самокопанием, приступами паники или другими эмоционально-психологическими аспектами, которые и обычным детям порой едва по силам?

Без специализированной помощи и поддержки наш отечественный безальтернативный ЕГЭ становится для многих школьников с дислексией непреодолимой стеной на пути к высшему образованию и профессиональному успеху.

А бывает, что все-таки дети сами «выправляются» к старшим классам, и что в этом случае срабатывает?

Они не то что выправляются — они адаптируются, учатся работать, учитывая свои слабые и сильные стороны, развивая навыки, не переданные им в детстве. Есть такой тест, в интернете гулял. Если вы напишете первую и последнюю буквы слова правильно, а внутри поставите другие буквы, мозг все равно воспримет информацию. У них та же самая история. Они просто начинают узнавать слова. Мы разговаривали с одним дис-учеником, который недавно защитил докторскую диссертацию! Его родители очень переживали, что он такой несамостоятельный. Когда он поступал в первый вуз, они за него проверяли и даже писали работы — он писал неграмотно, свои мысли не мог сформулировать и структурировать так, чтобы было понятно другим. А когда он поступал во второй вуз, уже адаптировался настолько, что мог это делать сам.

Могут задать такой вопрос: если ученики сами справляются, зачем помогать?

Самостоятельная адаптация не всегда решает проблему, особенно в сложных случаях. Не говоря уже о том, что многие психологические проблемы, возникшие из-за этих трудностей в детстве, остаются потом с человеком навсегда.

Много ли в России детей с дислексией?

У нас есть официальный ответ от Управления статистики о том, что такой учет не проводился. По расчетам кафедры нейропсихологии факультета психологии МГУ и данным, предоставленным международной организацией IDA, в нашей стране симптомы дислексии наблюдаются примерно у 10–15% населения, а, включая другие трудности обучения, число людей с выраженными сложностями может составлять диапазон 10–25%. То есть это более 9 млн школьников и 20 млн взрослых россиян, что указывает на масштаб проблемы и острую необходимость создания системы выявления и помощи.

Если нет системы выявления, то на основании каких данных велись расчеты?

На основе логопедического теста. Существует так называемый паспорт здоровья, который оформляется детям перед школой и перед переходом из младшей школы в среднюю. Там выявляются дети со всеми логопедическими нарушениями. Есть расчеты, произведенные в Петербурге, кажется, 1987-го года: они подтверждают сложившуюся ситуацию. Зарубежные исследователи также заключают, что минимум 10% населения Земли составляют люди с дислексией.

Дети, которые не вписываются в стандарты, неудобны.

Возвращаясь к вашей личной истории: как вы сами нашли специалиста, чтобы решить проблемы дочери?

Нам посоветовали школу при Принстонском университете, где проводят специальные тесты для выявления дислексии. Тест длится шесть часов. Я думала, что дочь уже через час попросится передохнуть, но она высидела до конца, да и вышла счастливая в обнимку с учителем. Помните, в старом советском фильме была фраза: «Счастье — это когда тебя понимают». Мне показали текст ­— толстую стопку бумаг желтоватого оттенка. Удивляемся, почему они желтые. Оказывается, из-за контрастного «черного по белому» люди с дислексией могут хуже воспринимать текст. И вот так в каждой мелочи. Я увидела, что за рубежом накоплен колоссальный опыт, которого и близко нет у нас в стране.

В Англии, Канаде, США и других странах под дис-учеников в школах и вузах разработаны методики обучения и условия для сдачи экзаменов. В США, например, некоторые штаты удовлетворяет потребность в государственных и частных школах для детей с дислексией.

Это отдельные специальные учебные заведения?

Да, есть школы специально для учеников с дислексией, но методики выявления сложностей и помощи детям также интегрируются в программы обучения обычных школ.

Можно ли про Европу сказать что-либо подобное?

В Европе приблизительно то же самое. Существуют центры помощи людям с нарушениями чтения и письма, в которых дети получают поддержку на государственном уровне, а также чувствуют понимание и помощь педагогов с самого начала обучения. Наверное, дальше всех продвинулись англичане и шведы.

Мы можем сейчас сделать вывод, что в западном мире существует определенная система, что дислексия и другие трудности обучения всеми признаны, узнаваемы и диагностика доступна по всей стране?

Она принимаема, она узнаваема, и у родителей есть выбор. Они могут получать поддержку по государственной линии, получать поддержку в частных школах.

Студенты с трудностями обучения могут отказаться от государственной системы аттестации или сдавать экзамены на особых условиях — получить дополнительное время, пользоваться той же желтой бумагой или сдавать работу на компьютере. Даже система оценки экзаменационной работы может быть другой. Детей полностью адаптируют к общей программе, и они поступают в лучшие университеты. И все это на фоне отсутствия какой-либо системной практики работы с дислексией у нас в России. Меня все это просто потрясло.

И что произошло дальше?

Осенью 2016 года я основала Ассоциацию родителей и детей с дислексией, объединив деятелей культуры и науки, дис-учеников и их семьи для просвещения населения и разработки системы помощи людям с особенностями развития. Сразу на нескольких уровнях поставили задачи: просвещение, фандрайзинг, помощь семьям в поиске специалистов, аттестация врачей, обучение как врачей, так и педагогов. Стратегической целью определили необходимость изменения законодательства как в системе образования, так и в системе здравоохранения для создания необходимых условий по обучению детей с дислексией, дисграфией и другими трудностями. Вообще, так уж в мире повелось, что среда образования для детей с трудностями обучения меняется только благодаря их родителям и под давлением инициатив граждан. Россия не исключение.

Фото: пресс-служба

С чем вам пришлось столкнуться на первых порах работы Ассоциации?

Прихожу в школу, говорю учителю: «Вы знаете, что такое дислексия? Сейчас бесплатно приведу нашего нейропсихолога, она прочитает про это лекцию». А мне отвечают: «Вам заняться, мамаша, нечем, ваш ребенок просто ленится». Борьба идет как со стеной. Когда же они прослушают лекцию, то телефон разрывается и учителя взывают: «Помогите, у меня полкласса таких».

И таким образом мы по приглашению мэра Грозного оказались в Чечне. Мы думали посмотреть пять пилотных школ, а они все 63 школы Грозного собрали. Учителя обрадовались: «У нас же поднимется рейтинг, если мы сможем помогать детям с дислексией на начальном уровне учиться лучше». Такая мотивация дала нам возможность провести лекции и мастер-классы по приглашению государственных и частных школ и в Москве, и в Казани, и в Ингушетии.

Когда ребенок должен быть диагностирован?

Дошкольники с предрасположенностью к дислексии, которую вовремя обнаружили, при правильном обучении в 85% случаев выходят на уровень нормы. Если диагноз поставлен в первом-втором классе, то процент снижается, и так каждый год, по окончании начальной школы — до 30–35%. Любая дислексия и дисграфия поддаются коррекции, но ее эффективность зависит от степени нарушения, от своевременности вмешательства специалистов и от их квалификации.

Если вы видите, что ваш ребенок в школе по какой-то причине не дописывает слова или пишет их зеркально, читает с ошибками, медленнее, чем другие, отвлекается на уроке, получает двойки за грамотность, хотя вы с ним лично учили все эти правила правописания, то обязательно надо обратиться к специалисту. Если ребенок старается и даже справляется, но у него во время или после чтения болит голова, надо пройти диагностику. Лучше предвосхитить события, избавив ребенка от тяжелейших травм.

Насколько это сложно по сравнению с тем ущербом, который происходит из-за того, что проблемой никто не занимается?

Если мы начинаем говорить про школу, то все гораздо хуже, чем мы с вами себе представляем. В первом классе учителя, может быть, еще не обращают внимания на особенности таких детей. А во втором-третьем классах они отправляют их на так называемую психолого-педагогическую комиссию, считая, что ребенок просто ленивый или труднообучаемый. А комиссия может определить такого ребенка как умственно неполноценного. И родители, у которых абсолютно нормальные, полноценные дети, вдруг отдают их в специализированные классы. А это же словно приговор. И ведь речь идет о тех детях, в которых родители обычно вкладывают все свое время — ты сидишь с ним с утра до вечера, а он сквозь слезы, держась за голову, пытается что-то ради мамы сделать.

Есть ли конкретные методики по обучению детей с дислексией?

Во всем мире не так много методик по адаптации детей с этими особенностями к процессу обучения, но они есть, в том числе и в России. Наши медико-педагогические специалисты основывают систему выявления и помощи на различных методиках, разработанных отечественными экспертами — Ахутиной, Корневым, Ишимовой, Пылаевой и другими.

Мы занимаемся распространением этих отечественных методик. Так как большинство экспертов читают полноценные курсы в университетах, наша Ассоциация организовывает отдельные краткие курсы (от 6 до 36 часов) по работе с трудностями обучения, которые подходят практикующим преподавателям и медикам. Курсы проводим по вечерам, выходным дням и в каникулярное время, что непросто, учитывая постоянную занятость экспертов и их численность. Очень благодарны, что они выделяют для этого свое личное время.

На какую социальную группу рассчитаны программы помощи?

На всех детей, которых родители хотят видеть в вузе после 16 лет.

Насколько это дорогое удовольствие?

Если вы делаете это сами, это неподъемно дорого. У нас в Москве часовой урок якобы хорошего преподавателя для ребенка с дислексией стоит где-то порядка 4–5 тыс. руб. И его еще надо найти.

А на государственном уровне должна быть какая-то помощь?

В мировой практике у города или региона, в зависимости от его возможностей, есть некий бюджет по статьям «Логопедия» или «Дислексия», как угодно. И вот при каком-то центре, скажем, поликлинике № 1, проводится диагностика дислексии. У специалистов, которые ее диагностируют, есть сертификат государственного образца. Сколько таких людей надо на город? Мы посчитали по принципу Грозного: на 63 школы 5 специалистов, которые будут диагностировать. Их оплачивают каждый год. Это копейки по сравнению с тем, какой результат будет на выходе.

Кто должен быть заинтересован в результате?

Город, вся страна.

Почему? Зачем тратить на это деньги?

Тут требуется продолжительная мотивация, ведь эти инвестиции не сразу дадут эффект и не везде. Важно повысить успеваемость, вырастить более грамотное поколение детей. Для школ мотивация понятна — высокие рейтинги. Государству важно понимать, что отрицание проблемы и отсутствие необходимых условий и поддержки оказывают крайне негативное влияние на социально-экономическую среду в стране. Я говорю про девальвацию человеческого капитала, утечку мозгов, рост безграмотного населения с низкой профпригодностью. Более того, девиантное поведение может перерасти в преступное, перейти в наркоманию и алкоголизм.

Школьный бюджет не учитывается в этом процессе?

В России несколько лет назад была ликвидирована логопедическая служба. Раньше она у нас была в поликлиниках, в школах — отдельным звеном. Теперь школа за собственные средства, если считает возможным, привлекает логопедов. Вот сейчас мы с несколькими школами находимся в партнерских отношениях. Если у них есть инициатива и возможности, они приглашают таких педагогов. Другое дело, что наши педагоги не всегда выявляют дислексию. Они в основном занимаются устной речью, звукопроизношением. Если же это американский ребенок, тогда для него запрашивается специально обученный педагог, который будет с ним заниматься. Дальше у родителей есть выбор. Они могут заниматься так или пойти в частную школу. Практически во всех развитых странах есть частные школы, где с таким ребенком будут заниматься по индивидуально составленной программе.

Но мы с вами в России, что нам делать?

Очень важно не повторить ошибки Запада, где большая часть помощи детям с трудностями обучения ушла в частный сектор и теперь стоит семьям колоссальных денег. Именно поэтому важно развивать систему выявления и работы с трудностями обучения как в частных организациях, так и в государственных учреждениях. В идеале это должна быть совместная работа государства и частных организаций через платформу различных НКО, таких как наша Ассоциация.