По версии Оксфордского словаря, словом этого года стало rizz, сокращенное от «харизма». Если бы слово года выбирал Русский орфографический, кажется, у «эстетики» было бы не так много конкурентов. Об эстетике говорят не только специалисты, но и все, кто хочет увидеть что-то красивое вокруг. Отсюда телеграм-каналы, посвященные «эстетике дня», и многочисленные видео в TikTok. По хештегу «эстетика» (17,9 млрд просмотров) мы не увидим жилую единицу Ле Корбюзье или интерьеры Жака Гранжа. Зато нас ждет множество не менее увлекательных сюжетов и открытий. Для начала вы узнаете, что зумеры не склонны разделять восхищение звездными архитекторами или дизайнерами. Диван Togo для них прекрасен сам по себе, без лишнего груза информации и историй именитых обладателей. Провенанс — нет, не слышали. Борцы с подделками начинают бить тревогу: новое поколение не видит разницы между прижизненным оригиналом, репликой или переизданием. Конечно, не только они одни. Но зумеры при этом активно интересуются сферой эстетики, и у производителей мебели, дизайнеров и архитекторов на них большие планы. Одним словом, слез умиления от того, что к проекту приложил руку Бьярке Ингельс, ждать не приходится.
Мир большой архитектуры, так же как и мир высокой моды, больше не башня из слоновой кости. Навстречу неизведанному устремляются даже бренды и архитекторы, которых с новыми заказчиками разделяет несколько поколений. И часто небезуспешно — достаточно вспомнить реинкарнацию дома Courrèges или 94-летнего Фрэнка Гери, который до сих пор активно работает над архитектурными проектами, а в перерыве успевает презентовать новые модели сумок Louis Vuitton на ярмарке Design Miami. Зумеры завороженно смотрят на рыбок и футуристический отлив Capucines, миллениалы вспоминают поездки в Бильбао и покупают сумки. Кажется, все счастливы.
Эстетика — это не только внешние качества продукта, в нашем случае сумки, здания, интерьера или стула, но и восприятие вещей. «Эстетика без людей по большому счету никому не нужна, — поясняет архитектор и основатель A-House Дарья Белякова. — Пространство или вещь могут быть сделаны максимально эстетично, с большим вниманием к самым мельчайшим деталям (и такие примеры существуют даже на уровне городов), но если в них нет души, нет той составляющей, благодаря которой они находят отклик со стороны людей, то работа архитектора и дизайнера обнуляется».
Очевидно, что все мы смотрим на вещи по-разному и наше восприятие не всегда зависит от того, сколько умных книг мы успели прочесть или фильмов Джима Джармуша посмотреть. Имеют ли ностальгические настроения влияние на наши отношения с эстетикой? Вероятнее всего, да. Вернет ли «Слово пацана» в архитектурные практики приемы из 1990-х? Надеемся, что нет. Так или иначе большинство архитекторов и дизайнеров, отвечающих за то, как выглядят наши дома сегодня, — представители именно этого поколения.
О том, как детские впечатления формируют наш вкус и эстетические ориентиры, рассказали участники дискуссии «Эстетика среды обитания: архитектура», которая прошла в рамках дискуссионной программы первого выпуска ярмарки современного искусства |catalog|, инициированной Ассоциацией галерей России при участии A-House.
«Первый раз я задумался об эстетике еще в детском саду. Это случилось в далекие 1980-е, когда из обычного типового детского сада, в которые многие из нас ходили, меня перевели в новый. Тогда меня очень впечатлил большой треугольный вход — это была очень красивая и интересная форма, вокруг деревянные конструкции, какие-то резные элементы, интересная лестница. Всю свою жизнь я думал, что это был премиальный садик, потому что других таких мне не встречалось. Я вспомнил об этом эпизоде и решил проверить, как он выглядит сейчас: изучил информацию на «Википедии», и оказалось, что это был абсолютно типовой московский детский сад, только с необычной треугольной пристройкой. В течение 40 с лишним лет я считал себя особенным человеком, потому что ходил в необычный садик, а оказалось все совсем не так. Я, конечно же, шучу, но это очень интересное ощущение, которое каким-то образом воздействует на мозг, — ты действительно чувствуешь себя иначе из-за особенной среды. Просто из-за того, что здание немного отличалось от всего остального. При проектировании даже большой территории мне интересны какие-то маленькие локации, детали и их влияние на людей. Когда ты идешь по улице, а у нее что-то «сломалось», что-то выделяется на общем фоне — и нельзя пройти мимо».
Марьино
© пресс-служба
Рязановское
© пресс-служба
«Я рос в Греции и очень хорошо помню, как однажды в детстве я шел по улице в своем родном городе Салоники и увидел здание, которое отличается от других: неоклассическое, интересное, немного сказочное. А дальше — то, что мы называем фоновой архитектурой. Я еще тогда задумался, почему одно здание для меня красивое, а другое не вызывает никаких эмоций, ведь местонахождение у них одинаковое — длинная прямая улица. «Наверное, этот человек любит свою работу и решил сделать что-то необычное и таким образом проявить свои чувства. А вот эти ребята не очень любят свое дело» — такой ответ дал мне мой папа. И я подумал, какая классная штука архитектура: мы сами можем делать все, что хотим. Когда у меня появилось свое бюро и мы уже набрали обороты, мы пришли к тому, что с фоновой архитектурой мы заканчиваем и делаем только авторские классные высказывания, которые влияют на окружающую среду. Конечно, я часто пропагандирую минимализм, но и он может быть ярким — ведь дело здесь не только в цвете».
ЖК Now
«Я выросла в маленьком городе на Урале и с самого раннего детства пыталась придумать, как можно сделать его лучше. К примеру, ты идешь по парку или улице и видишь, что все лавки некрасиво расписаны. Я часто мечтала о том, чтобы люди перестали оставлять на них надписи, и доходила до каких-то совершенно фантастических сценариев спасения. Я заметила интересную особенность: когда люди говорят, что у них красивый город, чаще всего они имеют в виду красивую природу. Хотелось бы, чтобы не только она была в основе территориальной идентификации, но и сама городская среда с присущими ей архитектурными особенностями, ремеслами, наследием. В проектах нашего бюро очень часто прослеживается связь с историей места: прошлое — это тоже своего рода данность, как и существующая окружающая среда. И здесь важно выработать свой язык относительно нового и старого. Выявить и оставить подлинность».
Бар «Вода»
© пресс-служба
Бар «Вода»
© пресс-служба
«Мы с родителями жили в типичной двухкомнатной квартире, и у нас дома был шкаф, который казался мне совершенно гигантским. В возрасте трех лет я был довольно небольшого роста. Помню, как увидел вешалку с двумя комбинезонами, которые уходили в перспективу и терялись где-то под потолком. Один красный, другой синий — я мог отлично их рассмотреть. Очень хорошо помню свои мысли тогда: «Какой же крутой красный комбез и какой жуткий синий». При этом важно понимать, что они были абсолютно одинаковы. Эта история, конечно же, ушла на периферию моего сознания и всплыла уже в зрелом возрасте, когда я задумался о том, что восприятие — это часть эстетики. Как вообще человек начинает задумываться об этих вещах, чем они обусловлены? С одной стороны, эстетика привязана к контексту, времени, социуму, а с другой стороны — к твоему внутреннему камертону. И если ты творческий человек, то размышления об эстетике — важная часть формирования твоей личности».
Бадаевский
Этот проект не про архитектуру, но про детство. В 1987 году в Гамбурге открылся парк развлечений с аттракционами от Кита Харинга, Жан-Мишеля Баскии, Дэвида Хокни, Роя Лихтенштейна, Сальвадора Дали и еще доброго десятка художников, которых даже сегодня сложно представить в одном музейном зале. Неизвестно, догадывались ли его юные посетители, что происходит вокруг, но родители были счастливы. Проект новых «передвижников» должен был отправиться в мировое турне, но вскоре после запуска на его создателя австрийского художника Андре Хеллера подали в суд, и Luna Luna осталась лишь эпизодом из учебника по истории современного искусства. В этом году благодаря стараниям рэпера Дрейка восстановленные аттракционы собрали в Лос-Анджелесе. Рядом с «фабрикой грез» луна-парк выглядит чуть более уместно: сближение мира искусства и развлечений — пожалуй, главный итог прошедшей тридцатилетки. Многие художники ушли, но парк остался, и детским эмоциям в нем всегда есть место.
Считать ли аутентичность критерием эстетики? Ответ на этот вопрос ищем в Швейцарских Альпах. Один из основателей отеля Drei Berge — Рамдан Туами, придумавший косметический бренд Officine Universelle Buly 1803 и заставивший всех поверить в то, что ему не меньше 200 лет. В качестве главного способа убеждения — баночки будто из ванной парижской бабушки и интерьеры бутиков, напоминающие аптекарские лавки. Справедливости ради стоит сказать, что парфюмер Жан-Венсан Булли — не выдуманный персонаж, он действительно создавал новаторские для своего времени продукты, но с куда меньшим энтузиазмом. Старушки с Левого берега нередко наведываются в гости в Buly 1803. Видимо, аутентичность — дело все же вторичное, а честность в том, что Туами делает, безусловно, есть.
Отель Drei Berge тоже играет на ностальгических чувствах. Вероятнее всего, в вашем семейном фотоархиве отсутствуют снимки родственников на альпийских склонах начала прошлого века, поэтому восприятие будет не слишком замутненным. Но даже глядя на фотографии интерьеров, хочется срочно раздобыть тирольскую шляпу и винтажные лыжи. Drei Berge занимает здание с историей. Отель-предшественник Bellevue существовал в Мюррене с 1907 года, а в 1911-м этот удивительной красоты пейзаж, обрамленный тремя вершинами, обнаружил еще 19-летний Джон Рональд Руэл Толкин. Сделать это было непросто (сюда и сегодня не добраться на машине), но это того стоило. Если увидите мглистые горы и отель, потерявшийся во времени, — значит, вы на месте.
Американское посольство в Осло, построенное в 1959 году, задумывалось архитектором Ээро Саариненом как пространство, открытое для людей, настоящий дом культуры. Здесь работала библиотека, можно было прийти и послушать джаз или съесть свой первый бургер. Со временем все изменилось, посольство обросло заборами, изначальная идея Сааринена была отодвинута в сторону, и место потеряло не только доступность, но и привлекательность для жителей города. Это один из трех реализованных проектов Ээро Сааринена в Европе, поэтому возвращение к жизни модернистского «утюга» было делом особой важности.
После переезда посольства проект доверили двум норвежским бюро, Atelier Oslo и Lundhagem, которые провели серьезную исследовательскую работу: более 80% интерьеров было воссоздано по эскизам и фотографиям. Теперь в пространстве Ambassaden, как и прежде, не только работают, но танцуют и ужинают в окружении культовых объектов дизайна, которые для обычного норвежца не коллекционная редкость, но мебель, окружавшая его все детство.
Отель Il Palazzo в Фукуоке — готовые декорации для нового фильма Уэса Андерсона. Это первый дизайнерский отель в Японии, к работе над которым в конце 1980-х был приглашен итальянский архитектор и теоретик Альдо Росси. Здание с массивным стилобатом стало архитектурной доминантой района и местом важного межкультурного диалога. С одной стороны, оно передает постмодернистский привет Пармскому баптистерию Бенедетто Антелами, с другой — храму Хигаси Хонган-дзи в Киото и Studio 54 Энди Уорхола.
Спустя 34 года отель вновь открыл свои двери после реновации, осуществленной студией Uchida Design Inc., основатель которой, Сигэру Утида, участвовал в изначальном проектировании здания. Времена меняются — настоящая архитектура остается. Пожалуй, самое главное нововведение, свидетельствующее о смене не эстетических ориентиров, но образа жизни, — открытие входа в отель на месте бывшего туннеля, который вел в ночной клуб.
В мире дизайна 2023 год оказался богатым на переиздания. Так, Ikea выпустила коллекцию бестселлеров из 1980-х, а Knoll — кресла и диваны Флоренс Нолл 1954 года, при взгляде на которые кажется, что мы даже не расставались. О чем это может свидетельствовать? Конечно, не о том, что новые идеи у дизайнеров иссякли. Но устойчивое развитие закрепилось и на территории малых форм. Стул, прошедший проверку временем, вероятнее всего, не останется без внимания, а значит, вложенные в него время и силы не окажутся потраченными зря.
На дебютной ярмарке Design Miami в Париже состоялась премьера переизданной модели кресла «Миттеран» Пьера Полена. Его называют «самым известным неизвестным дизайнером в мире». Причина — популярность, пришедшая к Полену уже после смерти. В 2014 году благодаря стараниям семьи дизайнера и Louis Vuitton на ярмарке Design Miami в Париже показали коллекцию мебели Полена, созданную по забытым эскизам из 1970-х. С этого времени без его дивана не обходится ни одно хип-хоп-поместье. «Миттеран» показали в Париже, и это неудивительно: ротанг — отсылка к креслам эпохи Людовика XVI, железные ножки — оммаж Эйфелевой башне, а карминный цвет подсмотрен на гобеленах Шарля Лебрена. Кресло было заказано для офиса французского президента в 1983 году и даже появилось в эфире TF1, вещавшего из Елисейского дворца. Если бы кресла всех руководителей выглядели так, возможно, этот мир был бы хоть чуточку лучше.
