«Петровы в гриппе и вокруг него» впервые был опубликован еще в 2016 году — в журнале «Волга», но до широкого читателя добрался только в 2018-м, когда был выпущен издательством АСТ («Редакция Елены Шубиной»).
Главный герой — 27-летний автослесарь Петров — почувствовав, что заболевает, принял какую-то ядреную микстуру на спирту и здраво рассудил, что за руль лучше не садиться. По дороге с работы Петров встретил давнего приятеля Игоря Дмитриевича Артюхова, сидевшего на пассажирском сидении катафалка. Как положено, мужчины выпили за встречу (прямо в катафалке, над гробом), потом еще и еще, затем — в гостях у общего знакомого, странноватого философа Виктора Михайловича. Так, стопка за стопкой, Петров обнаружил себя через несколько часов все в том же катафалке, совершенно разбитым алкоголем и болезнью. И поковылял домой. Там героя ждала бывшая жена и сын — Петров-младший.
Тут стоит оговориться: текст построен на чередовании глав о Петрове и Петровой и интермедий — например, флэшбеков из детства главного героя и рассказов о второстепенных персонажах. Бывшая жена Петрова — библиотекарь и маньяк — очень колоритная героиня. О ее странностях мы узнаем в сцене приготовления обеда. Петров-младший, таская куски овощей с разделочной доски, попадает под нож матери. Остается неглубокий порез, но и его достаточно, чтобы Петрова учуяла кровь и захотела искромсать ребенка. Благо, совершить преступление ей не удается, но слегка придушить сына — да. Женщина тщательно выбирает жертв и в момент, когда мы с ней знакомимся, выходит охотиться на мужа своей сотрудницы — бывшего уголовника. Внезапно хлынувшая носом кровь отрезвляет Петрову и уберегает ее от греха. Она едет домой к заболевшему сыну, готовит обед, а тут еще и Петров-старший возвращается, тоже гриппозный.
В перерывах между прописанными до молекул злоключениями Петрова и Петровой (у Сальникова что не описание — то на добрых пять страниц) мы узнаем о друзьях главного героя. Например, помимо двух вышеупомянутых собутыльников, у Петрова был школьный друг Сергей — студент филфака с претензией на лавры великого русского писателя, чьи тексты (с явным подражанием Толстому, Тургеневу и Довлатову) отказывались печатать в местной газете «Урал». Измученный дикой несправедливостью Сергей возомнил, что признание настигнет его после смерти и решил покончить жизнь самоубийством. В лучших традициях Владимира Маяковского и Хантера Томпсона — застрелиться. И заручился поддержкой Петрова. В прямом смысле: Сергей приставил дуло к виску, а Петров его же пальцем нажал на курок.
Тут стоит перейти к самому любопытному — трактовке плотно взбитого, густого и тяжелого текста. Никакого Сергея, Игоря Артюхова и даже жены-маньячки не существует. Все они — сам Петров, плоды его воображения. Например, Петров, помимо ремонта машин, рисует комиксы, которые нравятся лишь его сыну. Соответственно, Сергей — это Петров, убивший в себе писателя и всякие претензии на величие творческой единицы. Кроме того, неслучайно имя Петрова звучит единожды за весь роман — из уст его матери, которая обращается к сыну, естественно, «Сергей».
Дальше. Петров именно что страдает от убожества и бренности мира. Все, что его окружает — ветхие дома, загаженные подъезды, расписанные похабными надписями вдоль и поперек стены, «сумасшедшие», вечно пристающие к нему в общественном транспорте. Герой страдает, но терпит. В отличие от Петровой, которая только и делает, что срывается на всех и каждого. В остальном бывшие супруги похожи: оба любят литературу, оба — интроверты, оба — азиаты (точнее, она татарка, а у него постоянно просят документы на улице). Петрова не жена Петрова, а супер-женщина, персонаж его же комиксов, творящий то, что сам герой сделать не в состоянии. Об остальных героях романа известно еще меньше, Игорь Артюхов, например, чуть ли не с первых страниц кажется самым карикатурным и поддельным.
В сухом остатке «Петровы в гриппе и вокруг него» — роман не о семье, а о человеке и сущностях внутри и вокруг него. О беспомощности, о подавленных амбициях и в целом — о довольно надломленном и разбитом типе личности. В какой-то степени неуклюжем и будто нарочно исковерканным. Последнее идеально подчеркнуто самим текстом — лексикой и синтаксисом. Все эти чудные обороты «идти с трамвая» или «поуламывать зажечь елку» как бы изначально намекают читателю, что придется продираться через текст, как Петрову — через болезнь, которая гораздо опаснее рядового гриппа.
