Стиль
Впечатления 5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев
Стиль
Впечатления 5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев
Впечатления

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев
Роман панка от литературы Стюарта Хоума, остроумные рассуждения философа-анархиста Боба Блэка или наблюдения концептуалиста Дмитрия Пригова за культурой Японии. Альтернативный книжный гид на новогодние каникулы готов.

Садег Хедаят «Слепая сова»

Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»

Читать: путешествуя по Ирану
Зачем: понять, что книги могут обжигать пальцы

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

«Слепая сова» — это opus magnum иранского писателя Садега Хедаята, одно из главных произведений, написанных на персидском языке. Автор был модернистом, увлекался европейской литературой, особенно интересовался творчеством Эдгара По, Франца Кафки, Антона Чехова и Райнера Марии Рильке. Хедаят издал «Слепую сову» в Бомбее в 1937 году, где после ее запретили с формулировкой «не для продажи или публикации в Иране». Книгой восторгались Андре Бретон и Генри Миллер, а великий чилийский режиссер Рауль Руис снял по ней фильм.

«Слепая сова» — что-то вроде многократно повторяющегося ночного кошмара, от которого невозможно оторваться. Рассказчик-художник в одном из сновидений встречает ангелоподобное существо в образе женщины, то ли любовь, то ли смерть — свою вечную муку. После этого ужасного и сладкого сна он обречен: призрак будет приходить к нему постоянно — ночной кошмар станет реальностью.

«В жизни есть муки, которые, как проказа, медленно гложут и разъедают душу изнутри. Об этих муках никому не поведаешь: большинство людей считает подобные страдания случайными или исключительными, редкими, а если кто и напишет о них или расскажет, то люди в соответствии с общепринятыми представлениями и собственными воззрениями воспримут это с насмешкой. Ведь человечество не нашло еще никаких средств, никаких лекарств против страданий и единственный способ забыться видит в вине и искусственном сне, который дают опиум или другие наркотики. Увы, действие подобных средств временно, и после некоторого облегчения и успокоения боль лишь усиливается. Но можно ли вообще постичь тайну этих неясных, необъяснимых чувств, это сумеречное состояние, появляющееся между смертью и воскресением, между сном и пробуждением?»

 

 

Дмитрий Пригов «Только моя Япония»

Издательство «Новое литературное обозрение»

Читать: в самолете
Зачем: растянувшись в улыбке, осознать, что культура — это не цитирование наизусть Борхеса, а чистые туалеты

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

Вероятно, самый веселый и обаятельный травелог, посвященный Японии. Эта книга меньше всего похожа на классические записки путешественника, слишком много в ней различных ингредиентов: концептуалистские ходы, отступления, размышления о советском и российском прошлом, обворожительные хайку, точные этнографические наблюдения и пассажи, накаляющие местный контекст до полыхающего абсурда.

Пригов описывает и страсть японцев к туалетам, один из которых построен на вершине горы, и их ритуальное общение с призраками (умершими предками), и борцов сумо — здесь описание становится настоящей фантасмагорией, находит яркие приметы и собирает из них концептуалистский образ Японии, выстраивая свой личный миф.

Трудности перевода преследуют любого, кто приезжает в эту страну, и Пригов даже не старается быть переводчиком. Он перепридумывает Японию, утверждает свою собственную, вырастающую из его внутренней России.

«Одного японца, посетившего Россию, удивили надменность и холод российских продавщиц. Прямо будто они аристократки, а я быдло какое-то! Ну, быдло не быдло, а что-то в этом роде».

 

 

Боб Блэк «Анархизм и другие препятствия для анархии»

Издательство «Гилея»

Читать: на работе
Зачем: полюбить фразу «пролетарии всех стран... расслабьтесь»

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

Американский философ-анархист Боб Блэк — это Вольтер нашего времени: он обладает дьявольским остроумием, энциклопедическими знаниями и афористичным языком. Книга состоит из эссе, являющихся и философией, и литературой одновременно. Для тех, кто думает, что анархизм — это что-то вроде хаоса и мрака, Боб Блэк окажется подлинным открытием, поскольку он умеет говорить о сложном просто.

Но американец отнюдь не легкомысленный автор, каким может иногда казаться в своих текстах. Как-то Лев Толстой сказал о Бернарде Шоу: «Он слишком умен для самого себя». Это можно повторить и в отношении Блэка, скрывающего свой мегалитический ум под маской иронии.

Пожалуй, главное эссе сборника — «Упразднение работы». Основные объекты критики философа — государство, капитал, школы, социальная несправедливость и... анархисты. В отличие от многих своих коллег Блэк не витает в облаках и не ожидает прекрасного завтра вне государства. Он понимает, что сейчас это невозможно, но зато возможно другое — образование людей и ежедневная борьба за свободу. Эссе Блэка — это гуманистическое послание человечеству, в котором нет ни намека на менторский или поучающий тон, но есть очень много здравомыслия и юмора. Небольшая заметка «Французская болезнь», в которой он основательно утюжит французов, заставит содрогаться от смеха даже самого прожженного парижанина.

«Труд — источник чуть ли не всех человеческих несчастий. Назовите почти любое зло — оно происходит из-за труда или из-за того, что наш мир построен вокруг труда. Чтобы перестать страдать, надо перестать работать. Это не значит, что мы должны перестать что-либо делать. Это значит, что надо создать новый образ жизни, основанный на игре; другими словами, это означает луддитскую революцию. Под «игрой» я понимаю также празднества, творчество, содружество, сообщничество, может быть, даже искусство».

 

 

Жорж Перек «Исчезание»

Издательство Ивана Лимбаха

Читать: перед сном
Зачем: увидеть, как вслед за одной буквой может исчезнуть целый мир

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

Жорж Перек — один из самых важных и загадочных французских писателей XX века. Его проза практически не поддается классификации — слишком уж она разнообразна. Он сотрудничал с литературной группой УЛИПО (Цех потенциальной литературы), куда входили, например, поэт Раймон Кено и художник Марсель Дюшан.

«Исчезание» — это 300-страничный роман-липограмма, написанный без употребления самой распространенной во французском языке гласной Е (в русском переводе не повезло букве О). Перек обращается к архаизмам, придумывает неологизмы и препарирует текст, как Кейдж фортепиано. Исчезает в книге буквально все: буквы, герои, смыслы, остается тихая пустота, которая, как считал американский композитор, и есть музыка, а в данном случае — проза. Российский читатель удивится, обнаружив в романе стихотворения А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, Д. Бурлюка, В. Хлебникова, Д. Хармса, в которых тоже будет отсутствовать буква О.

Когда мы что-то рассказываем, то порой забываем какое-то слово, а потом долго мучаемся, пытаясь его вспомнить. «Исчезание» — то самое слово, которое мы не можем вспомнить, роман об утрате, поиске утраченного, ускользающего, расплывающаяся галлюцинация, которая еще несколько секунд назад казалась истиной.

«Все кажется правильным, все кажется естественным, все кажется значимым, и вдруг, глядь — за хрупким убежищем термина (глупый талисман, несуразный амулет) выявляется ужасающий сумбур; все кажется правильным, все будет казаться правильным, и вдруг через день, через неделю, через месяц, через двенадцать месяцев все распадется: дыра, увеличиваясь, разверзнется в безмерную амнезию, в бездну забвения, в инвазию пустыннейшей белизны. В череде таких же, как мы, мы сами затихнем навеки».

 

 

Стюарт Хоум «Отсос»

Издательство АСТ

Читать: во время любых выборов
Зачем: отдать свой голос тому политику, который скажет не «я знаю, как сделать жизнь лучше», а «я не знаю, как сделать жизнь лучше»

5 книг для каникул: от сладкого кошмара до странностей японцев

Британский журналист и писатель Стюарт Хоум, вероятно, самый последовательный и отвязный панк в мировой литературе. Он был художником, музыкантом, поэтом, а в итоге стал звездой андеграундной политической литературы, хотя от слова «звезда» его наверняка вывернуло бы.

Написав «Отсос», Хоум умудрился оскорбить буквально всех: левых, правых, интеллектуалов. Этот роман — бутылка веселой зажигательной смеси, брошенная во всех, кто занимается политикой и читает Мартина Эмиса. Это и утопия, и памфлет, невозможная греза анархиста, возникшая во время употребления лизергина.

В книге действительно все у всех много сосут. Фелляция (Хоум поморщился бы: слишком красивое слово) — метафора того, как устроена политическая система от полицейских участков и кабинетов до кипящих улиц и собраний радикалов. В романе все герои уверены в своей правоте, и поэтому никому из них не уйти от занесенного автором топора. В некотором смысле Хоум в «Отсосе» похож на Блэка в своих эссе. Вот что он сам говорит о себе: «Я заинтересован в серьезности того, что несерьезно. Я пишу серьезные шутки».

«Золотая колесница унеслась в небо. Быстрый Ник смотрел сверху на город и наблюдал, как рабочий класс вываливает из многоквартирных домов и зданий с лоджиями, чтобы захватить в свое владение церкви и соборы. Молния из кончиков пальцев Ника ударила в ряды кенсингтонских пролетарских хибар, известных в народе под названием «двушка снизу — двушка сверху», — и они загорелись синим пламенем. В течение нескольких минут Ник превратил сплющенные дома между Ист-Хэм и Эктон в дымящиеся руины. Улицы, на которых когда-то жили рабочие, превратились в реки огня, и от викторианского убожества, уродовавшего град небесный начиная с середины девятнадцатого века, осталось одно смутное воспоминание».