«У нас есть план А, план Б и план Х». Юлия Пересильд — о кино в космосе
5 октября, ровно в 12:00 по московскому времени, актриса Юлия Пересильд и режиссер Клим Шипенко отправляются с Байконура в космос на Международную космическую станцию, чтобы начать там съемки фильма «Вызов» — совместного проекта Роскосмоса, Первого канала и студии Yellow, Black and White. По нашей просьбе накануне полета Юлия нашла полчаса в непростом графике подготовки и появилась в окошке зума из своего номера гостиницы «Космонавт» на Байконуре — улыбчивая, оптимистичная и в обязательной форме Роскосмоса. По ее словам, все происходящее — не только шанс сыграть одну из главных ролей в жизни, но и повод вернуть популярность непростой профессии космонавта. Режиссер и колумнист «РБК Стиль» Антон Уткин расспросил актрису, каково это — учиться новому, делать все самостоятельно и почему слышать фразу «Юра, мы все просрали» так обидно.
Как вы себя чувствуете в связи с происходящим?
В общем и целом мы ощущаем себя достаточно уверенно. Пока нет никакой паники или слишком сильного волнения. Другой вопрос, что есть такая достаточно сильная усталость от того, что мы (с проектом «Вызов») уже столько времени провели. C 29 марта был конкурс на выбор актрисы (было подано более 3 тыс. анкет), с 24 мая началась непосредственно сама подготовка — все лето без отпуска. И теперь здесь, на Байконуре, мне казалось, что, может быть, у нас получится немножко выдохнуть, но на самом деле здесь огромное количество занятий и тренировок: гипоксические тренировки (кислородное голодание), ортостол (устройство для тренировки«вверх ногами»: кровь приливает к голове и таким образом имитируется ситуация в невесомости), вестибулярное кресло (тренировка вестибулярного аппарата вращением). Плюс мы ездим на примерки ракеты. Вот сегодня занимались как раз нашими киносъемочными укладками, ездили туда. Это очень ранние подъемы, и очень поздно ложимся, потому что у нас до самого вечера занятия.
А родные?
Родным, я думаю, всегда тяжелее. Потому что, на самом деле, в этом нашем графике ни сил, ни желания, ни времени нет задуматься о чем-то плохом, как-то переживать или нервничать. Мне кажется, это отчасти тоже такая просчитанная история для космонавтов, которые так же здесь, на Байконуре, готовятся, — они просто все время заняты. Они работают, работают, работают, работают, работают. А вот родным, конечно, тяжело. Вообще, думаю, самое тяжелое — ожидание. И дети — это вообще первый раз в моей жизни, чтобы я на такое количество времени вообще уезжала от своих детей. Обычно я их беру с собой на съемки, в театр, а сюда уже не взять. Думаю, что им непросто, и они волнуются, конечно. Да и не только наши родные: когда нас провожали на Байконур, я видела, как переживает, например, жена нашего командира Антона Шкаплерова. Для них это тоже не стало какой-то будничной историей — все переживают.
Что самое сложное в подготовке?
Мне кажется, самое сложное — это именно психологическое состояние. Конечно, мы — киношники и люди театра — привыкли к перегрузкам: к очень тяжелым погодным условиям, к ненормированному графику и отсутствию сна. Но здесь другая нагрузка и огромное количество новой для нас информации. И самое сложное — это оставаться позитивным, смеяться, все равно шутить, по-прежнему друг друга поддерживать. Это очень важно. У нас, на самом деле, прекрасный дублирующий экипаж, и командир дублирующего экипажа Олег Артемьев, и наш командир Антон Шкаплеров — я просто ими восхищаюсь. Мы тут все равно, несмотря на график, пытаемся фильмы какие-то вместе посмотреть и обсудить — хотя график вот досюда (показывает на горло). Мы все равно вместе — вечером прогуливаемся где-то по улице, бесконечно шутим, обсуждаем новости, которые там, в Москве где-то происходят… Все, на самом деле, от этого зависит, от твоего настроения, от твоих утренних улыбок, «спасибо», «пожалуйста», «какие же вы все прекрасные, хорошие, как я вас люблю». И это — самое трудное. Потому что бывает, что утром не встать, или просто устал, и ничего не понимаешь, что сейчас говорят. Много нервных ситуаций, и не очень понятно, как вообще в таком графике жить. Знаете, у нас здесь по 10 минут все расписано, это непривычно. Прямо 10 минут — через 10 минут туда, через 10 минут обед, все вот так. Тут физкультура, тут ортостол. Плюс с нами постоянно врач экипажа — Вадим Шевченко. Утром ты просыпаешься и идешь на медосмотр, на тебя смотрят. «Апчхи» — «Что случилось? Иди сюда!» И важно во всем этом не потерять какой-то хороший, здоровый юмор и самоиронию. Сейчас многие пишут [нам] эсэмэски поддержки: «Мы в вас верим», «Вы будете супергероями». Так вот, честно говоря, сейчас мыслей о том, кем мы будем и что будет после, вообще нет. Сейчас просто идет подготовка.
Интересный у вас КПП (календарно-постановочный план съемок в кино) получается. И кстати о кино — в жизни я режиссер и проектами на космическую тему тоже занимаюсь. Продюсеры часто спрашивают: «Слушайте, а зачем эта история про космос? Кто ее будет смотреть? Кому она нужна вообще?» Верну их вопрос вам: зачем людям смотреть истории про космос, как вы думаете?
Думаю, каждому по-своему это нужно. Мне сложно ответить за всех, но я могу сказать за себя, что для меня проект «Вызов» в первую очередь имеет значение как художественный фильм. Как вы понимаете, после прилета работа и съемки начнутся на Земле, и будет не менее сложно. Понимаете… мы все следили за стартом ракеты Илона Маска, которого я уважаю, которым восхищаюсь и за которым слежу. Но мы совершенно не знаем в лицо наших сегодняшних космонавтов. Для меня это непонятная ситуация. И мне очень хотелось бы, чтобы интерес к этой отрасли возрос. Потому что, как показывает практика — а я это знаю из своей благотворительной деятельности (Юлия Пересильд — учредитель благотворительного фонда «ГАЛЧОНОК». — «РБК Стиль»), — как только внимание падает на какую-то конкретную отрасль, она начинает развиваться, и это очень естественно. От внимания людей, от заинтересованности, от того, что они захотят видеть, понимать, появятся — я так мечтаю, я так надеюсь — дети, которые скажут: «Я хочу быть космонавтом! Что нужно сделать, чтобы стать таким же героем?» Мне кажется, всегда надо начинать с людей. Очень важно, чтобы космонавты все-таки стали героями нашего времени, а не только тиктокеры и блогеры. Я нормально и к тем и к другим отношусь, но, может быть, если бы мы попробовали интересоваться не только тем, что происходит за закрытыми дверями публичных людей, то увидели, что космос тоже очень интересный — просто мало про это говорят. Далеко не все зависит в данном случае от меня, но мне бы так хотелось. Мне бы хотелось, чтобы наш командир Антон Шкаплеров и дублирующий экипаж, Олег Артемьев и Олег Новицкий, с которым мы будем спускаться, чтобы они снялись в кино. Мне хотелось бы, чтобы их узнавали на улицах, так, по-настоящему. Мне хотелось бы, чтобы они появились на обложках журналов, на полосах газет. Не просто в каких-то изданиях — у них тут много, конечно, интервью — но чтобы это было шире.
Все, на самом деле, от этого зависит, от твоего настроения, от твоих утренних улыбок, «спасибо», «пожалуйста».
Очень красивая мысль. Интересно, что раньше мы ракеты строили и соревновались, какая из них быстрее и дальше полетит, а сейчас как будто бы соревнуемся уже с Голливудом: кто первым расскажет историю в космосе? Нарратив стал центром мирового притяжения — кто историю расскажет, тот и главный. Есть у вас по этому поводу какие-то собственные эмоции как у представителя индустрии, которая рассказывает истории?
Вы знаете, для меня как для представителя индустрии, которая рассказывает истории, очень важно, чтобы мы в этой сфере были первыми. Потому что на сегодняшний день в российском кино происходят интересные изменения. Появляются новые интересные фамилии режиссеров. И несмотря на то, что жизнь не становится, скажем так, проще и розовее (смеется), все равно киноиндустрия сейчас проживает хорошее время. Появляются какие-то сериалы, за которые не становится стыдно, появляются платформы… Конечно, нам очень трудно сравниться с Голливудом, мы все понимаем — там это уже поставлено на серьезные рельсы, там другое финансирование, вообще другие ресурсы. Но, знаете, мы тут шутим между собой, потому что мы сейчас готовимся к съемкам на МКС, и мы все своими руками делаем. Понимаете, Антон, мы все делаем своими руками. Вот сегодня мы делали укладки медицинские, я пеленочки складывала, Клим (Клим Шипенко, режиссер фильма) камеры сам сидел крутил. Вот я все время говорю: «Как тебе такое, Илон Маск?» И я, и Клим, и командир наш, и все космонавты, которые полетят, — мы все делаем своими руками, на ручном управлении. Может быть, поэтому нам удастся быть первыми — потому что есть миллиард вопросов, которые у нас возникают и на которые пока нет ответа. Как работает вот эта камера в условиях космоса? Как загримироваться актрисе в невесомости? Как туда отправить реквизит? Вы же понимаете, что в кино огромное количество дублей, но мы не можем отправить туда много реквизита, этот корабль, он небольшой. Как посмотреть то, что вы отсняли? Там же нет плейбека (монитора, на котором отсматривают отснятый материал). Как отправить материал из космоса на Землю — материал тяжелый, как мы будем его отправлять? Вопросов миллион, но, надо сказать, мы не унываем. Не на все, далеко не на все мы получаем ответы «да», но при этом, несмотря на то, что наша космическая система такая, знаете, бетонная, крепкая, как будто бы не гибкая, — я была удивлена, что сначала на многое было «нет», а сейчас люди уже подключились по-настоящему, они видят, что все ручками все делают. Сергей Валентинович Астахов изготовил совершенно уникальные крепежные ботинки, вы потом их в кино увидите обязательно, это разработанная инженерная конструкция. И это все впервые, это нужно было сочинить, изобрести. Для меня во всем этом есть прекрасный Лесков, «Левша». И может быть, это одна из причин, почему у нас есть шанс быть первыми.
Интересная параллель с Лесковым. Давайте еще немножко поговорим про технические вопросы. На какую камеру вы снимаете, какая оптика, как с этим вообще все обстоит?
У нас камера RED, которая уже туда отправлена на грузовике (грузовой шаттл – «РБК Стиль»), и будет еще несколько камер Sony и GoPro с собой. Потому что мы пока не очень понимаем, как в невесомости будет работать фокус. Там изобретены специальные инженерные ручки, а остальное будет понятно, когда мы туда прилетим.
В моменте!
Да, очень многое будет понятно в моменте. Поэтому у нас есть план А, план Б и план Х (смеется).
Может быть, поэтому нам удастся быть первыми — потому что есть миллиард вопросов, которые у нас возникают и на которые пока нет ответа.
Вы делали какие-то прешуты (preshoot— предварительная съемка с актерами, приближенная к настоящей, но без использования дорогостоящего оборудования и локаций) на Земле, вы пытались как-то симулировать съемки здесь?
Я понимаю, конечно, что ходят шутки про российское кино, и как оно делается… но в данном случае, да, конечно, мы все это репетировали. И не просто репетировали, а достаточно давно в макетах разводили [по мизансцене]. Мы вынуждены были это делать, потому что от этого зависело, какой реквизит мы можем взять. Реквизит же надо было утвердить, сертифицировать, буквально каждую маленькую детальку. Так что мы, насколько это возможно, практически все сцены прямо в ЦПК (Центр подготовки космонавтов им. Ю.А. Гагарина) раскладывали, в модулях, в тренажерах станции. Потом была сделана визуализация всего этого в виде мультика…
Превиз? (От англ. previs — предварительная трехмерная визуализация будущих съемочных сцен; используется в анимации и в дорогостоящем кинопроизводстве.)
Да, конечно, превиз. Мы сейчас каждый день работаем над тем, чтобы решить какие-то возникающие по ходу нюансы. Но все равно понятно, что нужно быть готовым к существованию в моменте. Мы даже отрабатывали схемы света, пытались разработать и проверить в тренажерах на Земле, но нам говорят, что в реальности свет на Земле и там чуть-чуть разный. А вы же понимаете, что такое кино: если там свет чуть-чуть другой, то, значит, нам все эти схемы надо будет на ходу переделывать. Поэтому будем ориентироваться по ситуации.
Я правильно понимаю, что Клим сам будет делать большую часть работы?
Мы разделились: за медицинский реквизит и за его количество буду отвечать я, как и за все медицинские процедуры и их правильность. Мы уже были на операции — отстояли шестичасовую операцию, реальную, посмотрели, как это все происходит. И весь медицинский реквизит уже выучила — по крайней мере, мне так кажется. И я буду отвечать за костюмы, вот это все. А Клим будет в большей степени отвечать за свет, за камеру, за звук. В реальности, конечно, мы будем друг другу помогать настолько, насколько это возможно.
Звучит как короткометражка, которую делают студенты, у которых там по две, три, четыре роли.
Именно так! Я в данном случае абсолютно не боюсь этого сравнения, и вы его очень правильно привели. Потому что Клим и я — в нашей сфере как будто бы немножко состоявшиеся люди. Ну, условно, вряд ли Том Круз собирает реквизит, правда? Я как-то не могу себе представить, как он прикручивает гайки. Но в нашем случае, в наших скоростях и в наших временных рамках по-другому было невозможно. Это наше такое русское умение — ну, хорошо, значит, все сами! — оно, как ни странно, здесь очень пригождается. Мы вроде все умеем: крутить умеем, Клим умеет снимать, я вроде как с медициной неплохо разобралась, так что, оказалось, что это не самое плохое качество.
Мне тут коллеги подсказывают, что в «Вечернем Урганте» вы произнесли фразу: «Юра, мы просрали, но не все»…
Понимаете, в чем дело… Я патриот этой страны, но это не значит, что я громко об этом кричу. Я люблю русских людей, мне нравится наш менталитет, мне иногда нравится наше русское разгильдяйство. Мне, конечно, обидно слышать эту фразу, и эта фраза очень долго ходила как мем, когда никаких новостей о космосе в моей жизни и близко не было. Мы с Климом люди одного поколения… Вы же понимаете, еще лет пять — и придет другое поколение, совершенно другое. И получится, что вот это наше поколение 35-летних, в общем-то, так ничего и не сделало. Это обидно. Это обидно, потому что я знаю огромное количество, в том числе в своем поколении, талантливых, интересных, развитых, современных и крутых людей. И вроде бы они есть, а какого-то большого открытия или прорыва как-то не происходит. Может быть, наш фильм станет первым шагом — я не говорю главным, — и тогда люди подумают: ого, эти двое в космос даже смогли долететь, подождите, как это, давайте же что-то делать. Не только разговаривать, не только спорить, не только выкладывать красивые видео в инстаграме, давайте попробуем что-нибудь сделать, новое, неожиданное. Вот!
Маленький такой Ренессанс?
Ну… а вдруг! Поэтому мне хочется думать, что это «Юра, мы просрали, но не все» — дает нам шанс, нашему поколению, может быть, тем, кто идет за нами. Мы в прошлом году видели пример наших врачей, мы помним, как они вышли из этой ужасной ситуации, и вышли так достойно. Хотя мы понимаем, что и жизнь у них непростая, и условия у них не такие «лакшери», но они справились. А это значит, что даже в непростых условиях все равно могут происходить интересные открытия. Вот я про это — про то, что у нас у всех есть шанс, и надо что-то делать.