Олег Гурин, Алексей Золотовицкий, Александр Золотовицкий
Удержаться во время разговора с участниками группы Fire Granny от смеха (если не сказать от хохота) — задачка не из легких. Театральный режиссер и актер Алексей Золотовицкий, актер Александр Золотовицкий и редактор Олег Гурин на вопросы отвечают серьезно, но в перерывах шутки отсыпают щедро. То же и на концертах: обаяния этой развеселой троице не занимать, так что любой, оказавшийся на выступлении, уже через несколько минут неизбежно начинает одобрительно притоптывать ногой. Соединяя буги-вуги, блюз и рок-н-ролл с поэтическими текстами в выразительном диапазоне от Даниила Хармса до Дмитрия Данилова, группа не отказывается ни от долгих соло на губной гармонике, ни от традиций американского стендапа, так что паузы между композициями заполняются номерами-импровизациями Алексея Золотовицкого. И вот вы как будто уже не в сегодняшней Москве, а в одном из прокуренных и тесных американских баров середины прошлого века. Таком, где мечтает оказаться каждый любитель ритм-н-блюза.
— Давайте начнем с разговора о текстах и их выборе. Как выбор материала происходит у вас: коллективно или приходит кто-то один и говорит: «Я хочу, чтобы это стало песней»?
— Алексей Золотовицкий: Раньше это был только я. Все наши старые песни написаны мной — исключительно на английском, потому что казалось, что английский текст дает тебе больше свободы, особенно в такой олдскульной музыке, как у нас. В последнее время мы ищем тексты современных поэтов. Наша новая песня — на текст Дмитрия Данилова. Я просто обожаю Данилова, он офигенный. И мы с ним списались, сказали, что хотим сделать песню.
— А вы как режиссер не хотите поставить спектакль по одной из пьес Дмитрия Данилова?
— Алексей Золотовицкий: Очень хочу, но никто не берет, потому что по всей Москве уже идет десять «Человеков из Подольска» и все ждут новую пьесу, хотя даже ее уже зарезервировал «Современник». Мы все трое — фанаты этого драматурга. И стихов, и прозы. Возвращаясь к разговору о том, как у нас появляются тексты. Сейчас их приношу я, и мы с Сашей и Олегом смотрим, как стихи ложатся на музыку. Если слияния не происходит, мы этот текст откладываем и ищем другой. Стихи всегда чужие, потому что мои собственные мне не нравятся. А так уже есть написанный материал, в котором есть смысл, который нравится нам всем, и ничего с ним делать, заниматься его изменением не надо. Это очень крутые стихи.
— Получается, писать на английском вам легче, чем на русском?
— Алексей Золотовицкий: Да, потому что ты чувствуешь себя защищеннее и свободнее, потому что музыка, которую я всегда много слушал, — всякие блюзы и джазы. Там просто старые необразованные негры поют на очень плохом английском. В общем, это мне легко повторить и нравится петь, а вот серьезный текст на русском языке пока что написать сложно. Хотя, конечно, все мы писали в 16 лет стихи. И это было странно. И немножко стыдно. (Смеется.) Но это не значит, что мы не любим русский язык. Наоборот. Этот пиетет возникает, возможно, из-за того, что родной язык чувствуешь больше. И из-за этого все мы острее ощущаем фальшь.
— Сегодня многие группы сами придумывают и снимают свои видео. Учитывая, как тесно Fire Granny связана с миром театра, не возникало ли у вас желания тоже забрать это в свои руки?
— Алексей Золотовицкий: Если говорить обо мне, то я именно театральный режиссер. И мне кажется, что режиссер в театре, кинорежиссер и даже режиссер клипов — это три разные профессии. Объясню на примере: мне очень нравятся клипы Little Big, которые они как раз придумывают сами, но какой у них принцип? Куча очень красивых, прикольных картинок, которые связаны какой-то темой. Или не связаны. В театре такое не всегда возможно. В работе над видео должна быть какая-то особая форма мышления, поэтому пока что я чувствую, что один бы я не справился: мне сложно придумывать эти клипы. Полтора часа на сцене почему-то легче даются, чем две минуты видео.
— Александр Золотовицкий: Я тоже пока не совсем понимаю, как это все должно работать. Когда мы снимали последнее видео, то сами придумали его идею, а потом позвали наших хороших друзей, которые уже руководили всеми процессами. А еще, конечно, мы сталкиваемся с тем, что, придумывая что-то, всегда должны помнить о возможностях. Мы снимаем эти видео на свои деньги, на деньги от каких-то выступлений, корпоративов. И не всегда и все можем себе позволить. Так что важная часть процесса — это организация. Все продумать заранее, всех позвать, чтобы была четкость.
— В каждой композиции вы рассказываете свою маленькую историю, но при том, что обычно выбираете тексты современных поэтов, чаще всего эти истории — не про сегодняшний день, а про что-то более вечное. Можно ли это назвать некоторым намеренным уходом от реальности?
— Алексей Золотовицкий: Все намеренно. И все это абсолютно дело вкуса. Так получилось, что он у нас такой. Впрочем, в определенный момент, конечно, это стало позицией. То есть сначала тебе просто близок этот ироничный взгляд на жизнь, большой объем мыслей за этим. Этот текст, эта музыка. Ты это соединяешь, тебе нравится. Появляются композиции: одна, вторая, третья и так далее. Я, например, поставил спектакль. И один критик написал, что режиссер убегает от реальности. Я об этом не думал, когда его ставил. А это, оказывается, так. И если посмотреть на все спектакли, которые я сделал, то они про это. Вот как-то так получается. Такой театр мне интересней, чем, например, театр лозунга и манифеста.
— Олег Гурин: Мы видим смысл в том, чтобы делать то, что нам нравится, не быть теми, кем мы не являемся. Мы не политики, не политологи, не журналисты. В музыке для нас важнее эмоции, важнее вкус. А так как нам не нужно всеми возможными способами стремиться попасть под софиты, не нужно стремиться зарабатывать, чтобы на нас приходило как можно больше людей любыми путями, мне кажется, мы свободны выбирать то, что нам нравится. Мы не добиваемся того, чтобы все видели наше личное отношение к современной повестке. Хотя, очевидно, оно у нас есть. Мы сосредоточены на музыкальности, на фонетике, на хороших словах. Почему мы берем Хармса, а не какого-нибудь плохого поэта, но очень активного гражданина? Просто потому, что у Хармса лучше рифмы, потому, что он лучше работает со звучанием. Нам важна не острота высказывания, а его качество. Мне нравится хороший текст. И это, опять же, к разговору о том, кто кем работает. Я редактор и не могу не видеть, какой текст хороший, а какой плохой. С плохим текстом мне работать не нравится. И чем качественнее текст, который мы поем, тем для меня он приятнее и важнее.
— Александр Золотовицкий: Еще это связано с тем, что мы в первую очередь люди театра. И то, что мы работаем с чужими текстами, так или иначе приходит из театра, и наша работа с текстом, наш выбор материала — это анализ русской культуры. Мы анализируем так или иначе, что для нас русская культура. Все эти чуваки — начиная с Державина и заканчивая Салтыковым-Щедриным, Чеховым, Гоголем, Приговым, Хармсом — воспринимали ту жесть, которая происходила с ними, в их семьях или стране, и пропускали ее через свои работы. Это была их реакция. Русская культура как раз этим и крута. Мы все разные, и каждый выбирает, что транслировать. В том числе и мы.
— Давайте поговорим о концертах, которые вам всем приносят явное удовольствие. Предстоящее выступление вы даже озаглавили «Рыбный дилижанс». Названия чаще присущи спектаклям, чем концертам. Это тоже своеобразный намек на то, что вы принадлежите не только миру музыки, но и театра?
— Алексей Золотовицкий: Мы не знаем, почему решили дать этому концерту такое название. Это коллективное творчество. Бессознательное. (Смеется.) Мы, кстати, вообще первый раз решили как-то все происходящее озаглавить. В зависимости от того, сколько народу придет, будет меняться контекст этого названия. Сколько рыбок включает в себя дилижанс? Для нас все творчество в первую очередь ради удовольствия. А удовольствие появляется, когда есть какой-то контакт с залом. Когда ты чувствуешь свою аудиторию, кайфуешь на сцене, ведь жизнь — это кайф.
— Александр Золотовицкий: Мне очень запомнилось одно выступление, года четыре назад. Нас пригласили на мероприятие. Когда мы начинали играть, в зале было человека четыре. А потом собралась целая толпа. Но для этих четверых мы играли так же, как для полного зала, — чувствовали каждого из них. И это самое главное, когда ты понимаешь, что людям нравится, что ты чувствуешь их, а они — тебя.
— Алексей Золотовицкий: Да-да, когда происходит магический «чпоньк» между сценой и залом.
— А бывает, что его не случается? Вроде делаешь все то же самое, а этого «чпонька» нет. Что тогда делать?
— Александр Золотовицкий: Нужно успокоиться. Наш менеджер Даша часто говорит, что мы, когда не чувствуем реакции зала, по своей актерской природе начинаем поддавать. Комиковать, виртуозничать, махать головой в три раза сильнее, чем нужно. И это действительно так, и нужно учиться этого не делать, успокаиваться. «Изи флоу», как говорит молодежь. Мы часто говорим, что Fire Granny — актерская группа. Это оправдание того, что мы плохо играем. Но зато мы смешные. (Смеется.) Если серьезно, мы пытаемся разделять актерство и музыку с какой-то профессиональной точки зрения. Однако хороший концерт — это всегда спектакль. Осенью в Москве был фестиваль Станиславского. И Ромео Кастеллуччи привозил спектакль («Лебединая песня D 744». — "РБК Стиль"), где актриса просто 45 минут поет Шуберта. И это очень круто. В моем любимом театре «Около дома Станиславского» вообще практически нет спектаклей без песен.
— Нужно ли в таком случае репетировать концерты как спектакли? Не с музыкальной точки зрения, а с точки зрения шуток, монологов, которые в исполнении Алексея всегда сопровождают выступления Fire Granny. Вы их придумываете заранее, оттачиваете на Александре и Олеге или это импровизация?
— Алексей Золотовицкий: То, что я болтаю в паузах, — это всегда импровизация. Хотя тут больше подходит слово «ересь».
— Еще это своеобразная отсылка к американской стендап- и блюзовой культуре, наверное?
— Алексей Золотовицкий: Я только сейчас понял, что это так. Комики-музыканты, шуточные песни — все это было. Мне это очень нравится и близко. Мы недавно ходили на концерт Роберта Гласпера — это современный очень крутой джазовый пианист. Серьезный музыкант. Но вот проносит официант мимо него креветку и он такой ее — весьма непосредственно — хвать, съел и дальше играет: это тоже рушит дистанцию между музыкантом и залом.
— Судя по вашей коммуникации с публикой на концертах и через социальные сети, вы тоже не любители дистанции?
— Олег Гурин: Больше всего мы любим посмеяться. И поскольку у нас нет ни контрактов, ни обязательств, мы все делаем по собственному желанию, а не потому, что надо. Это касается и социальных сетей в том числе. Мы не очень разделяем подход некоторых музыкантов. Мол, посмотрите, мы купили йогурт и теперь пьем его, а вот мы репетируем, а вот до концерта 15 дней. В общем, редко ведем соцсети по современным меркам. Больше любим писать что-то забавное и смешное, когда есть повод. Без всяких «Зацените, что я сегодня съел. А что ели вы, дорогие подписчики?» или «А что вы думаете об осени?». Так что мы больше про шутки, чем про лирику.
— Вы все работаете, а Александр еще и учится, то есть со временем непросто. У вас есть какая-то договоренность о планах группы, репетициях? Например, собираться, условно, не реже двух раз в неделю.
— Алексей Золотовицкий: Понимание, что нужно собираться, есть всегда, но фактически собираемся мы реже. Впрочем, регулярно говорим, что следует собираться.
— Александр Золотовицкий: План был такой: в прошлом году я окончил Школу-студию МХАТ, и после этого мы должны были в два раза больше отдавать группе. Но я поступил в ГИТИС, и теперь мы отдаем в два раза меньше. Поэтому не всегда получается.
— Алексей Золотовицкий: Мы не репетируем раз в неделю по расписанию, мы репетируем перед концертами и когда делаем новые песни.
— Олег Гурин: Когда мы с Лешей только начали играть, еще вдвоем, Леша пришел ко мне домой, мы порепетировали один раз и после этого полгода не репетировали вообще.
— Алексей Золотовицкий: Но тогда мы не репетировали полгода, потому что играли каждое воскресенье и одно и то же, вот тебе и репетиция, Олег.
— Вы не один раз в разговорах и интервью упоминали, что группа для вас — хобби, а не работа. Это по-прежнему так?
— Алексей Золотовицкий: Очень часто, когда меня приглашают куда-то работать, вспоминают о том, что я еще занимаюсь музыкой. Например, в одном из последних спектаклей Театра Ермоловой — «Господин слуга» Юрия Квятковского — мы авторы всего музыкального оформления и играем там с нашими друзьями-музыкантами. В спектакле Марины Брусникиной «Посадить дерево», где я занят как актер, мы вместе с Артемом Клименко, который делает все наши записи, по ее просьбе занимаемся музыкальной частью, как это сейчас называют, саунд-дизайном. Оно само поневоле скрещивается и переплетается, как паучья паутинка.
— Олег Гурин: Мне кажется, когда человек зарабатывает только музыкой, это непростая позиция, потому что встает очень большой вопрос о творческой свободе. Когда музыка связана напрямую с тем, сколько зарабатывает человек и что он кладет на хлеб, есть вероятность некоего компромисса, на который приходится идти, чтобы играть то, за что платят. Много суперпрофессиональных гитаристов или солистов исполняют в кавер-группах те песни, которые они сами, может, и не стали бы играть. А если ты зарабатываешь не только музыкой, то можешь позволить себе играть то, что хочешь, и не играть то, что не хочешь. Ты можешь играть свои песни, делать звук, который нравится именно тебе, а не какой-то аудитории «икс». Мне нравится, что мы не рассчитываем только на музыкальный заработок. Благодаря этому во многом мы можем делать то, что хотим, и не париться о том, сколько нам это приносит.
— Александр Золотовицкий: У меня примерно та же история, что и у парней, но хочется добавить еще вот что. В Мастерской Брусникина, где я учился, нас так воспитали, что понятие актер очень размывается. Актер — он и сам себе режиссер, и сам себе музыкант, и, получается, другим словом, художник по профессии. И я стараюсь в своей голове не разделять эти вещи, а напротив, все смешивать. Крутой режиссер сам себе напишет музыку, пригласит крутых музыкантов или сам сыграет. И поэтому, мне кажется, возможно, когда я закончу учиться, Fire Granny еще больше объединится с театром и что-то еще будет. Потому что разделять уже не имеет смысла, особенно в реалиях современного театра и современного искусства, когда художник сам за все отвечает.
Редакция «РБК Стиль» благодарит клуб «Дом 16» за помощь в проведении съемки.
