В прокат вышел триллер Аниша Чаганти «Поиск». Это спродюсированная Тимуром Бекмамбетовым история о пропавшей девочке, которую ищет отец, используя личную информацию из ее социальных сетей. «Поиск» — третий фильм, действие которого стилизуется под запись с экрана ноутбука или смартфона главного героя. Позади хоррор «Убрать из друзей» и комедия «Днюха». Впереди — еще четырнадцать. И это только начало. Пионер российского массового кино, автор «Дозоров» и «Бен Гура», Бекмамбетов сегодня распродает дорогие кинокамеры, чтобы полностью сфокусироваться на разработке технологии «скринлайф». В качестве доказательства серьезности намерений он даже объявил о закрытии франшизы «Ёлки», которая с 2010 года приносила своим создателям регулярные крепкие новогодние сборы.
Неудивительно, что для разговора с «РБК Стиль» режиссер выбрал электронный способ связи. Более того, в качестве демонстрации полной открытости даже предложил поделиться картинкой собственного рабочего стола. В общем, всем своим видом давал понять, что гибель анонимности, абсолютная прозрачность и прочие достижения цивилизации — это не кошмар и антиутопия, как нас пугают футурологи и создатели сериала «Черное зеркало», а новый дивный мир, который нам еще предстоит приручить.
— Вы сейчас в каком часовом поясе обитаете?
— В Москве.
— Я-то думал, у нас будет телемост Москва — Лос-Анджелес.
— Не-не-не. Телемост Москва — Москва. Но это совершенно неважно, потому что где находится наше физическое тело, больше не имеет никакого значения.
— Вы там по клавишам стучите — решаете какие-то задачи параллельно с интервью?
— Я все пытаюсь начать запись. Теперь же в скайпе есть встроенный рекордер. Так, нашел нужную кнопку.
— У меня высветилось «Timur ведет запись».
— А я еще могу поделиться видом своего рабочего стола.
— Ну спасибо, я теперь сам на себя смотрю на весь экран.
— Теперь я сам буду вас интервьюировать. Что вы знаете про наше уникальное киноизобретение, которое мы назвали скринлайф?
— Впервые я столкнулся с ним, когда смотрел черновую сборку «Убрать из друзей». Он тогда еще назывался Cybernatural.
— Это был 2014 год. Видите, какой мы прошли длинный путь.
— И до сих пор коллеги за вашей спиной шушукаются: «Тимур совсем сошел с ума со своим скринлайфом. И когда ему надоест делать все фильмы по одной схеме»?
— Обязательно надоест. Это случится в тот момент, когда люди перестанут пользоваться мобильными телефонами или компьютерами. Перестанут с их помощью общаться, влюбляться, ссориться, находить друзей, терять деньги, делать моральный выбор. Когда это произойдет, я не могу ответить. Я думаю, что никогда. Конечно же, будет меняться формат экрана. Сейчас это плоская поверхность, светящаяся, но может когда-нибудь она будет вшита в нас каким-нибудь образом. А пока этого не произойдет, мы будем смотреть на экраны наших компьютеров, телефонов и планшетов. А мы — снимать про это скринлайф-фильмы.
Видите ли, остальные 99.9% кинематографистов снимают традиционное кино, поэтому я могу себе позволить этого не делать. Мы записываем себя на камеру уже сто с лишним лет. Это называется кино. Скринлайф — это нечто другое. Я выслушал много мнений о том, что запись наших экранов недостаточно художественно выразительна, потому что на ней не видно четко лица героя. Но мой опыт говорит о том, что наблюдать за экраном человека гораздо интереснее, чем за его выражением лица. Кликая по ссылкам, открывая-закрывая окна, печатая те или иные тексты, мы гораздо больше выдаем чувств и намерений, чем слова и жесты.
— Вам нравится цифровой век?
— Мне как режиссеру он дает возможность делать то, что до меня никто не делал. Изобретать новый язык кинематографа, конечно же, интересно.
— А вас не как режиссера, а как рядового пользователя смартфона и ноутбука устраивает тот мир, в котором мы сегодня оказались?
— Устраивает, иначе мы бы с вами долго согласовывали время, не могли встретиться. Вы хотите спросить, заменяет ли цифровой мир физическое общение? Не заменяет. Пока. Вопрос привычки, новой культуры общения. Да, он страшный. Мы с вами разговариваем, а я вас записываю — и жить с этим страшно. Человек умер, а от него приходят поздравления с днем рождения — и это страшно. Все, что ты делаешь на экране, как ты с кем-то общаешься, может быть подсмотрено, записано и публично распространено — это тоже страшно. Но нечто похожее люди испытывали и во времена изобретения фотографии. Это тоже было страшно, потому что люди старели и умирали, а на снимке оставались неизменными. Другой хороший пример: когда во время первого сеанса братьев Люмьер зрители бросились из зала, потому что поверили, что поезд с экрана едет на них по-настоящему. Это то же самое. Любой технологический прорыв пугает поначалу. Мы же сейчас не говорим о том, что появился новый способ захвата изображения — когда все мобильные телефоны обзавелись видеокамерой. Нет, мы говорим о том, что мы в принципе переместились в другое пространство. Часть нашей жизни проходит не в физическом мире. И для того, чтобы рассказывать актуальные истории, необходимо захватывать экран наших устройств.
Это довольно опасно, потому что мы еще не выработали правил, как вести себя в новом мире. Юридически не очень понятно, кому принадлежит право на запись, которую я сейчас веду, — вам или мне? Кому принадлежит весь контент, созданный человеком, после его смерти? Его родственникам, сайту, на котором он это делал? Или отношения в семье, когда у мужа и жены разные почтовые ящики. Когда родители не знают, что делают их дети в интернете, потому что у них нет доступа к их аккаунтам. Очень много вопросов. Наши фильмы рассказывают истории, которые позволят сформировать новый общественный договор. Как мы должны теперь жить. И это никак иначе нельзя сделать, кроме сочинения историй. Как и когда-то наши предки, которые слагали мифы и легенды и тем самым формулировали, что такое мир и что такое в нем человек. И как мы должны друг с другом общаться, чтобы выжить.
— Интернет дает две противоположные возможности. С одной стороны, максимальную анонимность, с другой — максимальную прозрачность, когда все на виду. Какая из этих крайностей вам ближе?
— Мне ближе общение, потому что не взаимодействовать с миром — это самая страшная вещь, которая может случиться. Древние люди больше всего боялись, что племя их изгонит из стаи, они останутся одни, и все потеряет смысл. Поэтому для меня общение важнее, чем анонимность. И потом — каждый должен отдавать себе отчет, что любая анонимность исчезает в принципе, как только ты выходишь в интернет. Все наши данные хранятся на каком-то сервере, где-то далеко от тебя — это уже априори больше не твое.
— Но при этом всегда остается что-то такое, что не хочется показывать постороннему. У вас про это в том числе новый фильм «Поиск». Девочка после пережитой психологической травмы прячет свое горе в разговорах с анонимом в интернете вместо того, чтобы обсудить его с отцом.
— Это фильм про то, что нужно делиться. Не бояться рассказать о самом сокровенном. Особенно самым близким. «Поиск» — еще один пример того, что мы не знаем, как жить в интернете. Мы знаем, как это делать в обычной жизни. Что родителям надо говорить, а что не следует. А как поступать в сети, еще не знаем. Ближайшие пять-десять лет развития общества будут посвящены именно этому: как адаптировать существующие или сформировать новые правила, устои нашего общества. Не через законы и инструкции, а через сопереживание. Для этого и существует кино со всеми его спецэффектами, монтажными склейками, сюжетными поворотами и захватом экрана — чтобы добиться эмоции. Через смех, слезы, страх люди познают мир, иначе они просто не будут ничего запоминать. Заучивание, зазубривание не дает никакого эффекта. Только эмоции создают нейронные связи. А уже мысли образовывают душу, сознание.
— Как вы думаете, на какой стадии развития ваш киноязык сегодня?
— Интернет меняется, меняется наша жизнь на экране, а значит, и скринлайф. Видите, «скайп» новый выпустили — и мы уже не знаем, где какая кнопка находится. Все больше людей подключаются к процессу создания скринлайф-фильмов, и каждый новый кинематографист приносит что-то свое в этот язык. Все будет развиваться очень быстро. Это явление станет массовым. Больше людей — больше идей, больше зрителей. Мы сейчас запускаем 14 новых фильмов.
— То есть для вас скринлайф не экспериментальное кино, а вполне себе мейнстрим?
— Это единственное кино, которое будет мейнстримным, потому что оно говорит на языке того мира, в котором мы живём. А мейнстрим — это всегда про то, как сегодня живет зритель. Это могут быть фильмы-эскейпы, фильмы-фантазии, комедии и драмы. Но они в любом случае будут апеллировать к тем реалиям, проблемам и героям, которые сегодня актуальны в мире нашей экранной жизни. Скринлайф.
— А что произойдет с блокбастерами? С фильмами вроде вашего «Бен Гура»? Они останутся?
— Сегодня же люди, несмотря на успех фильма «Движение вверх», по-прежнему ходят в Большой театр. Я думаю, что и большое зрительское традиционное кино никуда не исчезнет, просто его актуальность будет угасать. А актуальность скринлайфа будет расти, пока не появится что-то новое.
— И все же пока вам сложно соперничать в зрелищности с «Аватаром» или «Гравитацией».
— Смотря что вы называете зрелищностью. «Поиск» гораздо зрелищнее «Аватара». Людей волнуют любые поэтические метафоры по поводу того, как они живут. А живут они сегодня на экране. Маша Вячеславу признается в любви путем смс. И цветы дарятся в виде эмоджи. Это реальность.
— Поэтому закончился проект «Ёлки»?
— В этом году мы объявили, что новые «Ёлки» станут последними. С 2010 года мы делали этот проект вместе со всей страной, это по-настоящему народное кино. Героев «Ёлок» любят и знают в каждом уголке России. Но от любви до ненависти один шаг. Эпоха изменилась, и я не вижу смысла продолжать делать то же самое, что и в 2010-м. Но я уверен, что все семь киносерий «Ёлок» будут жить. Их будут пересматривать снова и снова, так как это уже новогодняя традиция.
Любая анонимность исчезает, как только ты выходишь в интернет. Все наши данные хранятся на каком-то сервере, где-то далеко от тебя — это уже априори больше не твое.
— Что вы чаще всего ищете в интернете?
— По привычке смотрю онлайн-версию РБК. Особенно люблю раздел «Технологии», все эти технологические новости. Смотрю все, что касается кино. Читаю обзоры событий в жизни интернета. Совсем немного интересуюсь политикой. Плюс «Гугл» и «Яндекс» снабжают меня новостями, которые, как они думают, мне нужны. Часто пользуюсь «Википедией». Ну и «Гугл» использую в качестве сабдевайса к мозгу, памяти собственной ведь уже нет никакой. Так что чаще всего пользуюсь поисковиком, чтобы находить ответы на вопросы.
Телефоны друг друга мы давно не помним. А теперь уже перестали помнить имена. Помним еще фотографии с аватарки в социальных сетях. У нас на студии есть водитель Владимир, он совершенно не помнит Москву, он ее забыл, потому что постоянно пользуется навигатором. Если его выключить, то он в панике не будет понимать, куда ехать. При этом у Владимира хотя бы где-то под колпаком хранятся воспоминания про город. А новые водители, которых сегодня большинство, вообще не имеют опыта езды без навигатора. В общем, в последние годы сильно меняется наше сознание. Осталось лет пять, максимум одно поколение — и мы вообще не сможем жить без интернета. Как с этим быть? Это вопрос не ко мне. Я не занимаюсь решением проблем, я рассказываю эмоциональные истории, которые помогут людям решить проблемы. Они сами это сделают. У меня рецептов нет.
— День, когда во всем мире отключили интернет, — вот про что можно снять самый страшный фильм.
— Конец света в моем понимании примерно так и выглядит. Кто-то отключил один глобальный сервер, и все остановилось. Техника встала. Самолеты не могут приземлиться. По улицам Москвы бродят миллионы людей, которые ничего не помнят. Не помнят друг друга, не знают, где они живут. Не знают, как добраться до дома, не помнят ни одного события, факта. Хороший сюжет.
— Им и закончим.
— Этим заканчивать нельзя. Мы в любом случае найдем выход. Как нам избежать этого апокалиптического сценария.
— Вы оптимист.
— Все будет хорошо. К моменту конца света мы успеем снять 150 фильмов, которые научат людей жить в цифровом мире.
