Имя Михаила Барышникова сегодня известно каждому, не важно, из балета человек или только раз в жизни в детстве видел в театре «Щелкунчика». Кажется, мы знаем о нем все: родился в Риге, учился в Ленинграде у великого Александра Пушкина (того самого, который обучал и Нуреева), вслед за Нуреевым бежал, сделал в Америке выдающуюся карьеру. Но признаемся честно в двух вещах: многие узнали о Барышникове из сериала «Секс в большом городе», где он сыграл одного из возлюбленных Кэрри Брэдшоу, и практически никто из нас не видел его танцующим свои легендарные партии на сцене, не видел в расцвете сил. У нас есть легенда, а такие легенды, как мы знаем, быстро обрастают мифами. Отставляя их в сторону, объясняем, почему Барышников действительно один из величайших артистов балета нашего времени.
Выход за рамки амплуа
Школе русского балета не свойственна, скажем так, широта взглядов. Представим студентку академии: невысокую брюнетку, которая с юных лет обладает жгучим темпераментом, большим прыжком и бравурной техникой. Ее с выпускных классов будут иметь в виду на репетиции партии Китри в балете «Дон Кихот». Или другой пример: длинноногая высокая ученица, которая упивается красотой своих линий, а зритель наслаждается, следя за изгибами ее рук — вот вам новая Одетта-Одиллия в «Лебедином озере». Есть амплуа и привычные образы: никому не понравится не поспевающая за своими роскошными ногами Эсмеральда или крошечного размера царица Мехмене Бану из «Легенды о любви». К слову, в Америке сейчас наблюдается обратная тенденция: бодипозитив спокойно преподносит нам перекачанную Жизель или плохо прыгающую Мирту (а у нее во втором акте сложнейшая прыжковая вариация).
С мужчинами, которые становятся солистами, всегда было еще сложнее: амплуа у них немного. Либо принц, либо трюкач. Если ты невысок, то как бы роскошно ни смотрелся, получить партию Зигфрида будет трудно. С ростом Барышникова (говорят, что это 1м 65 см) рассчитывать на все ведущие партии классических балетов было невозможно — за балериной попросту не увидишь. Выпускался он с па-де-де из балета «Дон Кихот», и эта партия на долгие годы стала его визитной карточкой. Цирюльник Базиль ему очень подходил: технические элементы давались Барышникову без труда, но гораздо важнее случившееся полное его соответствие образу ловкого и романтичного парня с отличным чувством юмора.
Вторым «попаданием» в роль стала партия Альберта в балете «Жизель» в Кировском театре: для нее он в принципе подходил по типажу, хотя, конечно, обычно в эту партию вводились с более солидным багажом за плечами. Именно в «Жизели» Барышников впервые выступил перед американским зрителем в 1974 году в одной из главных трупп страны — American Ballet Theater.
Как он сам часто вспоминал, ему не нравилось исполнять партии, в которых техника была важнее актерского мастерства. Именно поэтому принц Дезире в «Спящей красавице» — согласитесь, не самый выразительный персонаж в истории балета — интересовал его не так, как запутавшийся юный граф, из-за действий которого гибнет молодая наивная Жизель. Он говорил, что хотел видеть в его Альберте не расчетливого холодного соблазнителя, но юношу, действительно полюбившего Жизель и искренне раскаявшегося в своей подлости.
На какие главные партии мог рассчитывать Барышников в Кировском театре или даже в Большом, куда, как говорят, он намеревался перейти? «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Жизель» и, если поразмыслить, еще несколько балетов. Ему бы быстро это надоело, ведь таланта и жажды танцевать у него было гораздо больше, чем могло предложить имперское балетное наследие. Да, вернувшиеся из опалы советские хореографы ставили для него миниатюры — здесь можно вспомнить знаменитый «Вестрис» Якобсона, показанный на конкурсе хореографии в Москве. Да, ставили и современные хореографы — например, «Сотворение мира» Владимира Василёва и Натальи Касаткиной, где Барышников исполнял роль Адама. Но на миниатюрах в советском балете далеко не уедешь. И артист это понимал. У тебя есть талант станцевать практически все что угодно, а до пенсии ты будешь накрахмаленным принцем. Именно это понимание и приводит Барышникова к решению, которое в 1974 году оставит его в Канаде после окончания гастролей Кировского балета.
Выход за рамки классического балета
Русская балетная школа считается одной из лучших в мире. Это факт. И именно осознание этого факта заставляет молодых педагогов и директоров балетных школ ничего не менять в методике преподавания. Они называют это «сохранением наследия», и, наверное, в этом действительно есть логическое зерно, но, в то же время, нынешние артисты балета крайне тяжело могут примерить на себя хореографию балетмейстеров, родившихся чуть позже Мариуса Петипа. У нас принято считать, что современный танец «портит» идеально выученные тела классических танцовщиков, поэтому его преподают в микроскопических дозах.
Другой важный момент: опытному артисту балета трудно перестраивать свое тело в том, в чем он не настолько хорош. Крутите вы блестяще пируэты, так зачем издеваться над собой и пробовать чечетку, если в ней, вероятно, таких пируэтных высот не достичь?
Если бы Михаил Барышников остался в классическом репертуаре, не принимая новых вызовов, его судьба сложилась бы иначе. То, что сделало Барышникова великим — отсутствие страха перед неизведанным, жажда нового и уникальная работоспособность.
Венди Перрон, бывший главный редактор американского журнала «Dance Magazine», говорила, что американцем «Мишу» сделала хореограф Твайла Тарп. Их коллаборацию вы все хорошо помните по номеру из фильма «Белые ночи» на песню Высоцкого. Но тогда прогремело «Дело доходит до драки», где Барышников показал, что умеет отменно исполнять не только двойные кабриоли. Ему по силам современная хореография. Ему по силам бродвейский стиль. Ему по силам играть в кино (до всем известного Александра Петровского в «Сексе в большом городе» у него были фильмы «Белые ночи», и «Поворотный пункт», за который он, кстати, получил номинации на «Золотой глобус» и «Оскар»). Ему по силам играть в театре.
Кажется, он настолько талантлив, что ему по силам абсолютно все. И его гений именно в отсутствии страха перед новым, в том, что в репетиционном зале он отбрасывает приставку «один из лучших танцовщиков за всю историю балета» и с жадностью ученика впитывает все до самого конца. Он пробует все и своей феноменальной работоспособностью доводит новые пробы до абсолюта.
Харизма или техника?
За несколько столетий, что существует классический балет, роль мужчины практически всегда сводилась к тому, чтобы быть опорой для балерины. Перенести, поднять, помочь выкрутить пируэты. В XX веке Нижинский вдруг заставляет обратить внимание на мужчину-исполнителя. Он совершает революцию, его обожает и боготворит весь мир. Отныне мужчина в балете — не стоящая за балериной подставка, он может собирать залы не хуже самой великой примы. Рудольф Нуреев прекрасно продолжает эту тенденцию, доводя ее до совершенства.
Часто пытаются сравнивать, кто из этих двух «невозвращенцев» танцевал лучше: Нуреев или Барышников? Это как задать вопрос, кто более значимый композитор: Бах или Бетховен? Какая картина лучше: «Джоконда» или «Не ждали»? Каковы критерии для оценки? Как вообще можно сравнивать артистов балета: это же не про точность «тройных акселей», как в спорте.
Если говорить про технику, Барышников в ней феноменален. И в этом тоже таится секрет мифа: если мы смотрим его старые записи, даже выпускные, мы не делаем скидку на давность лет. Это филигранно и виртуозно и 50 лет спустя. Высокий прыжок, который позволял ему исполнять сложнейшие трюки, прекрасное вращение, выдающаяся мелкая техника и, что немаловажно для артиста балета, который выходит из теневой роли «поддержки балерины», уважительное сосущестование с ней на сцене. Быть партнершей Барышникова — это проигрыш почти с самого начала. Ведь, будем честны, при объявлении о смене балерины в день спектакля зрители вряд ли пошли бы сдавать билеты. Впрочем, если вы посмотрите любой из его балетов на видео, вы никогда не увидите самоупоения Барышникова своим величием и наплевательского отношения к своим партнерам.
Казалось бы, ерунда, но на деле немногие справляются с любовью публики и не начинают рушить четвертую стену ради оглушительных аплодисментов в свою сторону.
Да, мы не видели Барышникова в расцвете его сил на сцене. Но мы, как могли, наблюдали за ходом его фантастической карьеры издалека. Восхищались, гордились, передавали затертые до дыр кассеты с его «Дон Кихотом» и, как только появилась возможность, стали остервенело сторожить начало продаж билетов на все его последние театральные проекты.
И если 20 лет назад он был вдохновением и ролевой моделью, то, поверьте, и сегодня ничего не изменилось.
