Этой зимой в англоязычном TikTok завирусилась книга. Казалось бы — ничего необычного, подобное происходит постоянно: именно так стала популярной современная писательница, автор любовных романов Колин Гувер или работающая в жанре романтического фэнтези Ребекка Яррос. Но на сей раз под пристальное внимание попала классика — «Белые ночи» Федора Достоевского в минималистичном оформлении Penguin Classics.
Эту новость подхватили зарубежные и российские СМИ, пытаясь понять: почему не самый известный, к тому же ранний текст Достоевского стал популярным? И почему вообще в современной культуре начали активно переоткрывать классиков?
Нельзя сказать, что любовь иностранцев к русской классической прозе, в частности, к Достоевскому — открытие последних лет. Скажем, Орландо Блум присоединился к тренду значительно раньше, чем тиктокеры. Кадры уставшего актера во время перерыва на съемках фильма «Нью-Йорк, я люблю тебя» в 2008 году разошлись на мемы: те самые, где засыпающий Орландо держит в руках «Братьев Карамазовых». Не отставали и персонажи мульфильмов: с теми же «Карамазовыми» появлялась Лиза Симпсон, а пес Громит из «Уоллеса и Громита» читал «Преступление и наказание» некоего Фидо Догстоевского.
Почему увлечение Достоевским стало повальным
Говоря о причинах популярности «Белых ночей» в BookTok (книжный сегмент TikTok), в первую очередь отмечают форму текста. Это короткая повесть, в ней всего 80 страниц. Получить удовольствие от законченного дела, привычка к быстрому потреблению контента и нереалистичные требования к продуктивности — все это делает короткую книгу более привлекательной. К тому же, даже при беглом прочтении основной смысл истории сохраняется. То есть поставить галочку в списке прочитанного за год можно достаточно быстро — в отличие от, например, «Преступления и наказания», которое в США вошло в топ-5 книг 2024 года, которые чаще всего не дочитывают.
Другая причина — в содержании. Эмоциональный и понятный текст о любви выходил в России с подзаголовком «сентиментальный роман», подразумевая особое внимание к внутренней жизни героя. Сюжет укладывается в пять глав: четыре ночи, одно утро. 26-летний главный герой встречает 17-летнюю девушку по имени Настенька. Та убегает в ответ на попытку ее окликнуть, но герой мчится за ней и видит, что незнакомку также преследует другой господин. Спугнув соперника, главный герой тут же влюбляется в девушку. Они гуляют ночами и ведут долгие разговоры. В какой-то момент Настенька признается не оставляющему попыток сближения герою в ответном чувстве — а потом неожиданно отнимает эту надежду.
Основные темы истории — одиночество и невозможность наладить контакт с людьми. Герой не открывает своего имени, называя себя Мечтателем. Он социально неловкий, и романтическое общение с юной Настенькой — первый его опыт живого диалога с женщиной.
В комментариях читатели чаще ассоциируют с героем себя, а девушку осуждают:
- «I don’t understand you Nastenka» («Я не понимаю тебя, Настенька»),
- «friendzone final boss» («королева френдзоны»)
- «Drinking my coffee and I can’t stop thinking about that bitch Nastenka» («Пью кофе и не могу перестать думать об этой стерве Настеньке»).
Реакция не завязана на принадлежности определенному поколению или типу культуры: тиктокерам вторят российские читатели совершенно другого поколения. В отзывах на сервисе «Литрес» то и дело звучит слово «френдзона» — концепция, в которой один человек дружит с влюбленным в него, тем самым якобы давая ложную надежду и получая свою выгоду. Чаще имеется в виду, что таким образом именно женщины общаются с мужчинами. Что, конечно, далеко не всегда правда, да и сама идея френдзоны неоднозначна.
С точки зрения отношений на историю можно посмотреть и с другой стороны. Вот как пишет об этом пользователь под ником Meka: «I fear everyone hating Nastenka didn’t read the book properly. She made it more than clear that she didn’t want to be anything but friends» («Боюсь, все, кто осуждает Настеньку, невнимательно прочли книгу. Она явно сразу дала понять, что хочет оставаться только друзьями»). Примем во внимание и тот факт, что девушке всего 17 лет, а герой гораздо ее старше. При первой встрече она сильно напугана, но даже в таком состоянии подчеркивает, что может предложить только дружбу. А тот фактически продавливает ее решение съехаться на четвертой встрече.
Ясное дело, вряд ли сам Достоевский подразумевал такую трактовку две сотни лет спустя. Он писал внутри культурной нормы XIX века. Но то, что он не идеализировал своего героя, можно утверждать с большой долей вероятности. Всего за год до этой повести в фельетоне «Петербургская летопись» (сейчас бы это назвали авторской колонкой) писатель рассуждает:
«…человек делается наконец не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем. А знаете ли, что такое мечтатель, господа? Это кошмар петербургский, это олицетворенный грех, это трагедия, безмолвная, таинственная, угрюмая, дикая… Селятся они большею частию в глубоком уединении, по неприступным углам, как будто таясь в них от людей и от света… Они угрюмы и неразговорчивы с домашними, углублены в себя, но очень любят все ленивое, легкое, созерцательное…»
На этот же абзац ссылается Юрий Манн, в предисловии к изданию «Белых ночей» 1983 года.
Описание Достоевского отчасти можно применить к любому современному термину, обозначающему социально неловких затворников. Тут важно заметить, что Мечтателю из «Белых ночей» не свойственна агрессия из-за нереализованных желаний. Он ближе к стереотипному интернет-образу интровертов как мягких и тихих интеллектуалов, чем, например, к представлению в массовой культуре об инцелах как агрессивных и мизогинных мужчинах — людях, имеющих потребность в романтических и сексуальных отношениях, но никогда не испытывавших такого опыта.
Поэтому взрослеющему массовому читателю, остро переживающему одиночество в эпоху соцсетей, во многом проще ассоциировать себя с отверженным беззащитным Мечтателем. К тому же, нарисованный в повести образ не содержит авторских негативных оценок. Это не ненадежный рассказчик, как в «Лолите» Владимира Набокова или «Коллекционере» Джона Фаулза — о которых читатель может сразу сказать: «Ага, никого нельзя убивать и насиловать, значит, персонаж меня обманывает, когда убеждает, что ему дозволено».
Болезненный страх отвержения, невозможность рискнуть и довериться другому — важная часть современной культуры. Неудивительно, что не так давно появился термин «делюженшип» — воображаемые отношения, в которых у человека нет реального контакта с объектом влюбленности или он вовсе не знаком с ним. По сути, делюженшип — кино в голове, где все актеры играют исключительно по правилам воображающего. Никакая реальность не может этого обещать.
В любом случае: о содержании спорят, его хотят обсуждать. И это лишний раз показывает, какими современными могут быть истории двухсотлетней давности. Это же демонстрируют и телеграм-каналы с именами писателей и припиской «лайфстайл» (например, такой есть не только у Достоевского, но и у Гоголя, Пушкина и других), где публикуют созвучные нашей реальности фрагменты дневников и произведений.
18 января 1856 года Достоевский делает запись в дневнике: «Я был счастлив, я не мог работать» — так и просится на мем «Мы или не мы?».
18 января 1856 года Достоевский делает запись в дневнике «Я был счастлив, я не мог работать» — так и просится на мем «Мы или не мы?».
Не только текст, но и картинка
Еще одна причина того, почему «Белые ночи» взлетели в TikTok, о которой пишут зарубежные СМИ, — стильное оформление англоязычного издания. Такую книгу приятно выложить в сторис или открыть в модной кофейне.
В России классику тоже издают в новых, порой неожиданных, обложках. Допустим, серия «Главные книги русской литературы» издательства «Альпина.проза» вместе с легендарным проектом об истории русской литературы «Полка» похожа на пингвиновские «Белые ночи» минималистичным оформлением: правда, обложки не черные, а бирюзовые.
А серия «Эксмо» «Супергерои русской литературы», созданная совместно с агентством Dobro (та самая, в которой «Мертвые души» украсили веселым артом в стилистике мультсериала «Гравити фолз»: на переднем плане призраки, а вдали мужчина с темным каре), напротив, привлекает внимание необычным визуалом. Кстати, она включает и произведение Достоевского — правда, не «Белые ночи», а «Преступление и наказание».
О нем тоже хочется сказать пару слов. «Преступление и наказание» — так называемый прецедентный текст. То есть текст настолько глубоко укоренившийся в нашей культуре, что мы можем не иметь опыта его прочтения, но все равно так или иначе знаем: Раскольников убил старуху-процентщицу топором. Интересно, что для нового издания редакторы той самой серии «Супергерои русской литературы» сделали новые аннотации. И «Преступление и наказание» описано весьма интригующе:
«Грязные улицы Петербурга. Странный молодой человек. Убийца и мыслитель. Грань так тонка, что разобраться невозможно. Он решился: значит, преступление уже совершено. Еще несколько пугающих минут… Он уже в квартире. И он будет убивать. Гениальный философский роман, лишь прикидывающийся бульварным криминальным чтивом».
Но, кажется, это описание не вполне попадает в культурный код российских читателей: роман входит в школьную программу по литературе, поэтому вряд ли кто-то его воспринимает как бульварное криминальное чтиво.
Может быть, стоило сделать акцент на другом — близости романа читательскому духовному опыту. Именно так, как близкий себе, восприняло сообщество BookTok «Белые ночи». Многие читатели примерили этот опыт одиночества, отвержения, робкой любви и прониклись. А еще роман вполне отвечает постулатам современной поп-психологии, где реальные научные теории подаются весьма упрощенно. Скажем, тезис о личных границах иногда сводится к формуле «я уникальный, поэтому я имею право защищать свои ценности любым доступным образом, даже если они расходятся с ценностями других». И текст о студенте с топором мог бы стать историей о том, как далеко можно зайти в защите своих границ — и было ли от кого их защищать.
Решает и маркетинг
Продолжая рассуждать о влиянии маркетинга на всплеск интереса к классическим текстам, вспомним другую историю. В конце октября после переноса даты премьеры сериала «Преступление и наказание», опечаленным зрителям выдали промокод, позволяющий заказать на «Яндекс Маркете» некоторые из произведений Достоевского со скидкой до 99%. Действительно выгодная для покупателей акция продлилась сутки и стала популярной. Новость о ней подхватили не только окололитературные источники, но и многочисленные сервисы любителей бесплатного. После чего пресс-служба «Яндекс» опубликовала информацию о вспышке интереса к творчеству Достоевского в преддверии выхода сериала. Всего в тот день заказали более 35% всех суммарных тиражей автора за 2024 год.
Также, если говорить о том, как воспринимаются классика и классики в современности, стоит упомянуть о том, что выдает русскоязычный TikTok на запрос о Достоевском: одноименного героя аниме и манги «Проза бродячих псов», где в принципе большинство персонажей носят имена известных на весь мир писателей и поэтов XIX—XX веков. Достоевского-писателя этот персонаж не особенно напоминает. Скорее, перед нами оммаж всем его произведениям сразу. Это вряд ли вдохновит ознакомиться с классикой, но создаст еще одну ниточку (пусть и развлекательную) связи культуры с классикой.
В некоторых случаях создатели современных историй — комиксов, артов, да тех же мемов — используют образы, более приближенные классикам. Федору Достоевскому здесь не так повезло, а его коллегам-поэтам — очень даже. Правда, в примере ниже — лишь те, кто остался в истории привлекательным и молодым.
Главная героиня визуальной новеллы Lagerta «Рифмы и тени» сочиняет стихи, стоя у ткацкого станка, и может иметь романтические отношения с персонажами Владимира Маяковского и Сергея Есенина, а также встречает на поэтических вечерах всякую хтонь с щупальцами.
Текст новеллы включает стихи Есенина и Маяковского, а также реальные факты советской истории, хотя проект позиционирует себя как развлекательный, а не образовательный. Причем «Рифмы и тени» заодно борются с непроверенной информацией. Например, дают сноски, какие тексты лишь приписываются известным поэтам, а на деле не имеют к ним отношения.
Любая отсылка к классической литературе, любой частный интерес в теории может мотивировать перечитать (или прочесть впервые) книги, любовь к которым прививалась чуть ли не через насилие: обязаловка учебной программы и не всегда увлекательные и вдохновляющие школьные уроки. Так почему бы и нет?
