Всякий раз, когда разговор заходит о психотерапии, на сцене появляются депрессия и связанная с ней статистика. Нечто вроде: «К 2030 году депрессия выйдет на первое место среди болезней, приводящих к потере трудоспособности». Или: «Депрессия обходится мировой экономике в триллион долларов ежегодно».
Статистика эта весьма внушительна и проистекает из солидных источников. Она привлекает внимание обывателя, хорошо им усваивается и наводит на размышления о том, как сложно все в этом мире устроено.
Вместе с тем она оказывает психотерапии дурную услугу — в том смысле, что ограничивает область ее применения депрессией и укрепляет тем самым в статусе крайней меры, к которой прибегают в последний момент, от отчаяния, когда совсем больше нечего делать.
Зачем нам нужна психотерапия?
Правда же заключается в том, что на планете живет несколько миллиардов людей, каждый из которых носит в себе огромное количество боли, обиды, ненависти, непонимания, чувство неприкаянности и одиночества. Эти эмоции не мешают ходить на работу и вносить вклад в мировую экономику, они проявляются незаметно, исподволь, за закрытыми дверями.
Люди испытывают беспричинные страх и тревогу. Раздражаются на пустом месте. Живут с постоянным, непонятно откуда взявшимся чувством вины. Они не любят своих партнеров, но не решаются уйти, они мучаются бессонницей, бьют своих жен, мужей и детей, они пьют, принимают наркотики и всерьез расстраиваются, если их фотография в социальной сети собрала не так много лайков, как они рассчитывали.
У этих людей нет депрессии, однако психотерапия необходима им всем. Нам всем.
Для того чтобы принять (или отвергнуть) это утверждение, необходимо понимать, как устроена человеческая психика: как она функционирует и как формируется. Для этого, в свою очередь, нужно обратиться к ее первым годам — к тому времени, когда она особенно пластична и восприимчива.
Детская психика — тончайший самонастраивающийся инструмент, использующий в качестве камертона внешний мир. Каждую секунду она обрабатывает огромное количество входящей информации: иногда прямой и недвусмысленной, иногда — противоречивой и завуалированной. Она структурирует ее, оценивает, сопоставляет с собственными импульсами и желаниями. В результате этих вычислений какая-то часть информации интернализируется (усваивается и принимается в качестве основы поведения), какая-то отбрасывается, а какая-то, отягощенная нюансами, которые детская психика пока еще не способна обрабатывать, вытесняется в ту загадочную область, которую называют бессознательным.
Согласно распространенному мнению, бессознательное открыл Фрейд. Это не так. На протяжении всей своей истории мыслящее человечество нащупывало идею о существовании некоей психической области, неподвластной сознанию. В различных своих проявлениях она всплывала у Платона, Лейбница, Шопенгауэра или немецких романтиков. Фрейд был первым, кто отнесся к этой идее со всей серьезностью ученого и уложил ее в рамки эмпирического метода.
Он же был первым, кто предположил, что те эмоции, которые вытесняются в бессознательное, никуда не уходят, но остаются в нем, накапливаются и затем проявляются в виде разнообразных симптомов — будь то беспричинная агрессия, боязнь пауков или неуверенность в себе. Проследить эту мысль можно на простом примере.
Ребенок растет с родителями, которые задались целью сделать из него «настоящего мужчину». По этой причине они одергивают его всякий раз, когда он плачет: «Ну, опять начинается!», «Чуть что — сразу в слезы!», «Ты же мужчина, перестань!».
Будучи еще не сформированной личностью и не обладая способностью к критическому мышлению, ребенок принимает мнение родителей за аксиому, и в его психике утверждается простая логическая схема: плакать — плохо. А что такое слезы? Это проявление эмоций. Следовательно, эмоции — плохо. Ребенок начинает подавлять их — и это как раз тот момент, когда эмоции начинают вытесняться в бессознательное.
По тому же адресу отправляются стыд (вызванный теми эмоциями, которые подавить не удалось), обида на родителей (за то, что они не позволяют ему свободно выражать себя) и общее ощущение собственной испорченности (потому что, несмотря на все старания, он все-таки испытывает эмоции).
К этой психологической конструкции добавляется множество других, все они переплетаются в бессознательном и образуют огромный причудливый механизм с совершенно непредсказуемым эффектом: то ли вылетит птичка, то ли выскочит из коробки чертик, то ли грохнется с высоты многоэтажного дома рояль.
В психотерапии существует множество разновидностей, которые, в свою очередь, подразделяются на другие разновидности, а те — на третьи. Существует психотерапия экзистенциальная, юнгианская, когнитивно-поведенческая, телесно ориентированная, гештальт, психоанализ и так далее. Все они различаются нюансами, однако задачей своей имеют одно и то же — помощь пациенту в изучении этого механизма.
Как это устроено?
С технической точки зрения психотерапевтическая сессия устроена ровно так, как показано в голливудских фильмах. Пациент усаживается напротив психотерапевта и начинает говорить обо всем, что придет в голову. В этом словесном потоке тут же проявляются симптомы (или намеки на них), которые хороший психотерапевт сразу замечает.
Скажем, пациент настойчиво требует одобрения. «Ну скажите, я ведь правильно поступил?» — все время спрашивает он. В ответ на это пациенту предлагается подумать, почему ему так важно одобрение. Он, как правило, не может ответить, и тогда психотерапевт просит его вспомнить, чьего одобрения ему больше всего не хватает. Пациент (который никогда не задавал себе подобных вопросов) с удивлением понимает, что всю жизнь нуждался в одобрении матери, но никогда не мог его получить.
В этой сценке главную роль играет важное открытие Фрейда под названием «перенос». В работе со своими первыми пациентами он заметил, что те склонны наделять психотерапевта чертами важных для них людей (как правило, родителей) и вести себя так, как вели бы с ними, с той лишь разницей, что в переносе это проявляется ярче и отчетливей. С тех пор главная задача психотерапевта сводится к тому, чтобы позволить пациенту увидеть в этом переносе свои потаенные эмоции (желание материнского одобрения, боязнь слез, злость по отношению к отцу), достать их на свет, понять, принять и прожить в безопасной стерильности кабинета.
Что на практике?
В России психотерапия находится в интересном положении. С одной стороны, рынок не развит и хаотичен: профессия эта не подлежит лицензированию, а профильное образование находится в стадии становления. С другой — именно сейчас общественный интерес разворачивается в сторону психотерапии. Она все активнее обсуждается в прессе, просачивается на телеэкраны, служит материалом для мемов.
Однако найти подходящего психотерапевта все еще нелегко. Рынок крайне поляризован. На одном его конце находятся члены научного сообщества, заслуженные и опытные профессионалы, которые, впрочем, стоят существенно дороже среднего и отличаются излишней серьезностью. На другом — мешанина из специалистов разного уровня, дилетантов, шарлатанов, самоучек и гадателей на картах Таро. Разобраться во всем этом самостоятельно практически невозможно.
Самый эффективный способ поиска — рекомендация знакомых. Для тех, кто не обладает достаточным социальным капиталом, есть доска объявлений b17.ru — вполне себе достойный проект, который, впрочем, грешит неупорядоченностью: в нем представлено множество психотерапевтов, но при этом не очень хорошо проработаны фильтры и критерии их выбора.
Недавно появились еще два проекта: первый называется Sreda и представляет собой помесь тематического медиа и доски объявлений, а второй — «Ясно», сервис, где можно найти терапевта и поболтать с ним по видеочату («Ясно» — проект автора этого материала. — Прим. ред.).
Но вот терапевт найден — как убедиться в том, что он профессионален и заслуживает доверия? В первую очередь обратить внимание на его образование: хороший специалист, как правило, имеет за плечами психологический факультет, а также учебу в профильном психотерапевтическом вузе. Опыт консультирования должен быть не менее трех лет — в противном случае проблемы пациента будут служить учебным материалом.
Что касается самой работы, то хороший психотерапевт никогда не делает следующих вещей: не дает советов, не гарантирует результатов, не оценивает мысли и поступки пациента и не вступает с ним в дружеские и уж тем более романтические отношения.
Фрейд сравнивал человеческую психику с Римом — городом, в котором сосуществуют разные временные слои, а работу психотерапевта — с работой археолога, которая заключается в том, чтобы раскопать тот или иной слой, представить его на всеобщее обозрение и объяснить его место в общей структуре.
Собственно, так и работает психотерапевт. Он не занимается ни «промывкой мозгов», ни раздачей четких и готовых к употреблению рекомендаций. Заботливо и аккуратно, будто мягкой кисточкой, он расчищает психологические напластования в попытке докопаться до первопричины, чтобы затем вытащить ее на свет, продемонстрировать заинтригованному пациенту и помочь ему привыкнуть к ней, осмыслить, принять и избавиться от порожденных ею химер. И перейти, по выражению того же Фрейда, «от жалкого невротического существования к обычному человечеcкому несчастью».
