— Насколько вам важно быть успешным?
— Это здорово, потому что появляется больше возможностей.
— А цена на ваши работы вас волнует? Вы проверяете, как они продаются на аукционах, к примеру?
— Да нет. Покупая произведение искусства, что вы в действительности приобретаете? Прежде всего обязательство заботиться о нем. Потому что работа все еще принадлежит автору, на ней стоит его имя. Максимум, что достается вам — обязательство следить за тем, чтобы с ней было все в порядке. (смеется) Создавая произведение искусства, ты не изобретаешь новое, а скорее определяешь средство, с помощью которого будешь воплощать свои идеи, впитываешь то, что происходит вокруг, — и передаешь дальше. В этом случае ты скорее слуга (искусства — прим. «РБК Стиль»).
Фантазировать намного интереснее, чем постоянно думать о реальных вещах.
— В своих работах вы используете различные материалы: глину, бронзу, алюминий с принтом, различные типы красок. От чего зависит выбор?
— Как я уже сказал, я воспринимаю себя слугой, поэтому странно фиксироваться только, к примеру, на мраморе. Если идею лучше передает простая глина — я выбираю ее, если мне нужен цвет, то беру краски. Мне нравится разнообразие: можно сделать работу, которая будет сообщать что-то в более концептуальной манере, или же наоборот — прямо заявлять о чем-то. Можно даже сделать работу, которая будет целиком посвящена самой себе. Есть столько различных способов создавать произведения искусства, что не стоит себя ограничивать. Это как отношения с людьми — с ними же можно по-разному взаимодействовать.
— Говоря конкретно о проекте YES, который вы начали в 2011 году (для создания глиняных скульптур на определенной площадке Урс Фишер привлекает всех желающих, а потом каталогизирует результат. Для проекта на площади искусств напротив музея «Гараж» было приготовлено 200 тонн глины — прим. «РБК Стиль»). В этот раз он находится под открытым небом, глину размывает дождь, над ней трудятся дети и взрослые, любители и профессионалы. Чем он для вас является, раз вы не первый раз возвращаетесь к той же идее?
— В нем нет начала и нет конца, он всегда представляет собой то, чем является в данный момент. Когда я пишу картину, то могу сказать: «Все, закончено». И она остается в таком состоянии навсегда. Если мы говорим о YES, это тот тип работ, чей внешний вид все время меняется: для него не существует заданной конечной формы. Мне даже нравится идея, что скульптуры находятся под открытым небом: они могут падать и разбиваться случайно, когда их задевают ногой, затем кто-то проходится по ним, потому что думает, что это мусор, и они превращаются в еще более мелкие обломки. Но потом дождь все объединяет — новое и старое, сломанное и находящееся в идеальном состоянии. Разбитые объекты, которые становятся частью целого и, соответственно, едиными, — прекрасная идея.
— Вы можете представить, что в какой-то момент перестанете заниматься искусством?
— Конечно.
— И чем бы вы занимались вместо него?
— Мне нравится архитектура и нравятся люди. Есть столько всего, чем можно заниматься! Вообще, я считаю, что фантазировать намного интереснее, чем постоянно думать о реальных вещах.
— Инсталляция в музее выглядит достаточно сюрреалистичной, вобравшей в себя множество различных фантазий.
— Да, она собрана по крупицам из множества изображений.
— Все эти скульптуры, по-вашему, составляют часть одного целого, их стоит воспринимать вместе, или же все они — самостоятельные объекты?
— Нет, все они существуют по отдельности. Каждую из них можно поместить в любое пространство.
— В одном из недавних интервью я прочитал, что вам все равно, что о работах подумают арт-критики.
— Да нет же! Я люблю читать это. Если эти рецензии написаны скрупулезно, тщательно — я очень их люблю. Конечно, они не помогают мне в создании работ. И когда кто-то пишет неприятные вещи, это, разумеется, меня расстраивает, как любого человека.
Качество работы всегда определяет ее дальнейшую судьбу.
— Ваша семья помогает вам в работе? Вы обсуждаете то, над чем трудитесь, с ними?
— Семья помогает, да. К примеру, когда я создавал небольшие по размеру скульптуры, ко мне в Нью-Йорк приехала сестра. Мы сели друг напротив друга: она писала книгу за ноутбуком, я лепил, мы периодически болтали — так и провели целый день. Поэтому могу сказать точно: да, моя семья принимает участие (в творческом процессе — прим. «РБК Стиль»). (смеется) Или вот стул на втором этаже Музея «Гараж», который стал частью скульптуры, — его сделал мой отец.
— Вы счастливы в Америке?
— Да. Но я родился в Европе, и, конечно, в России я чувствую себя гораздо ближе к родным краям, чем там, где я живу на протяжении последних 18 лет.
— Перед Америкой вы провели много лет и в Нидерландах, и в Германии. Вы решили уехать из Европы, потому что было некомфортно или скучно?
— Когда я был подростком, то мечтал, что однажды я уеду далеко-далеко, я просто жил в фантазиях и шел за ними. Так вот Америка и стала моим «далеко-далеко».
— Не скучаете?
— По Швейцарии — нет, по Европе — да. (смеется)
— Тогда может вернетесь еще?
— Почему нет. Об этом я тоже фантазировал.
— Прямо жизнь из фантазий!
— Да!
— А в дружбу между художниками верите?
— Да, как и между любыми людьми. В любом коллективе, конечно, могут возникнуть сложные отношения, зависть или ревность. Но мне кажется, очень важно общаться друг с другом, делиться мнениями, делиться в принципе. Это позволяет взглянуть на сделанное или происходящее под другим углом, разделить эмоции или политические взгляды, — это касается всего, не только искусства, понимаете?
— Возможность вести диалог позволяет сохранять адекватность.
— Именно. Люди даже могут сказать, что ты ничего из себя не представляешь, но это лучше, чем в одиночку вариться в собственных мыслях. И уж точно лучше, поскольку ты услышишь правду или другое мнение. Искусство не умеет обманывать. Сами люди в искусстве могут лгать, но это не будет работать в долгосрочной перспективе. Искусство — честно. Можно придумать какую-нибудь историю и всем ее рассказывать. Но это одномоментно.
— Вы верите в справедливость в искусстве?
— Не в справедливость даже, а в естественный ход вещей. Отличному, честному произведению искусства достанется лучшая галерея или музей. Средненькая работа окажется в месте, соответствующем ей по уровню, а плохая в лучшем случае дотянет до средней галереи, но скорее всего, выше плохой не поднимется. Качество работы всегда определяет ее дальнейшую судьбу.
— Лучшие галереи и музеи у вас уже есть.
— Ну, это же нельзя контролировать. Максимум, что можно сделать — продолжать работать.
