Кэтрин Бигелоу в шестой раз принимает участие в Венецианском фестивале (да, есть известные режиссеры, которые не обязаны своей славой Каннам, и таких много), в этом году с напряженным политическим триллером «Дом с динамитом» (A House of Dynamite). Это визуализация главного страха сегодняшнего человечества, вновь неожиданно для себя оказавшегося лицом к лицу с угрозой ядерной войны. Фильм начинается титром в том смысле, что никогда такого не было — и вот опять. Как во времена, предшествовавшие Карибскому кризису, снимали фильмы о последствиях атомной войны («На берегу» Стэнли Крамера, например), так и сейчас тема подобного «кризиса» настойчиво поднимается в кино и телесериалах вроде «Дипломатки».
Фильм Бигелоу оставляет своих конкурентов далеко позади. Он моделирует худшую ситуацию: неизвестно кто (на выбор предложено три варианта: Россия, Китай, Северная Корея, но эпизод переговоров с российским министром иностранных дел внушает робкую надежду, что Россию авторы скорее исключают из этого уравнения) запустил ракету, которая через 17 минут уничтожит Чикаго. Ситуация рассматривается трижды: с точки зрения сотрудников Белого дома и Пентагона, военной базы на Аляске и самого президента (который в этом фильме вновь чернокожий, в исполнении Идриса Эльбы), который вынужден сделать нелегкий выбор между, как это формулирует один из его советников, «отступлением или самоубийством».
Финал открытый, но что-то подсказывает, что выбор будет сделан в сторону отступления. Бигелоу делает настолько сильный, убедительный, вжимающий тебя в кресло фильм, полный политических и военных подробностей, а также человеческих реакций со стороны обыкновенно не предрасположенных к ним ответственных лиц, что по его окончании хочется стряхнуть с себя весь этот морок, как будто бы ничего не видел и не слышал. Но, увы, уже не получится.
Кадр из фильма «Дом с динамитом»
Еще один напряженный триллер, на сей раз по мотивам реальных событий, показал вне конкурса Гас Ван Сент, награжденный на фестивале почетной премией от итальянского производителя вин, алкогольных и безалкогольных напитков. В основе его «Взрывного устройства» (Dead Man's Wire) — история о том, как в конце 1970-х в штате Индиана «обманутый вкладчик» взял в заложники сына главы ипотечной компании (Аль Пачино) и не отпускал до тех пор, пока не получил извинения и огромную компенсацию. Впрочем, извинения и компенсация, само собой, оказались обманом, и симпатичный (в исполнении Билла Скарсгарда, а в реальности вообще-то не очень) антигерой оказался на скамье подсудимых. Но созданный им при помощи ТВ и местной радиостанции (Колман Доминго в роли популярного диджея) положительный образ сыграл по факту в его пользу.
Прозябавший довольно долго после каннского провала «Леса самоубийц» (настолько серьезного, что от фильма отказались уже купившие его прокатчики) Ван Сент вернулся с мастерски сделанным и по-настоящему независимым кино — очень презрительным по отношению к бездушным корпорациям и очень теплым по отношению к простым людям, пытающимся бороться с ними такими экстремальными способами.
Кадр из фильма «Взрывное устройство»
Также показанный вне конкурса фильм «В руке Данте» (In the Hand of Dante) оказался осознанным «трешем», в котором известный современный художник Джулиан Шнабель отчаянно и безрассудно соединяет «низкое» и «высокое», бульварную гангстерскую историю — с придыханиями относительно «Божественной комедии» и ее автора. По сюжету вождь мафии с лицом Джона Малковича отправляет наемного убийцу (Джерард Батлер) и писателя Ника Тошеса (только что блеснувший в «Франкенштейне» Оскар Айзек), чей роман лег в основу этого странного полотна, в Италию с целью украсть недавно обнаруженные подлинники бессмертного творения Данте. Им это без труда удается, как и последующая кража в архивах других материалов XIV века, необходимых для установления подлинности бесценной рукописи. Попутно писатель-гангстер (и вместе с ним Оскар Айзек) возникает в виде непосредственно Данте Алигьери, и его наставляет на путь истинный заклеенный белой бородой Мартин Скорсезе, предстающий в виде многомудрого монаха Исайи.
У Джулиана Шнабеля были фильмы, в которых его свободный и расхристанный, импрессионистский, полуимпровизационный стиль оказывался очень к месту: например, «Ван Гог. На пороге вечности», снятый с рук, практически в репортажной манере и в какой-то степени ожививший, приблизивший к нам давно почившего классика. Но тот же трюк с Данте у анархиста Шнабеля, увы, не прокатил, несмотря на виртуозную, как всегда, работу оператора Романа Васьянова и полную режиссерскую свободу, не стесненную рамками ни жанра, ни здравого смысла, за которую Шнабеля наградили на фестивале почетной премией от Cartier.
Оскар Айзек в фильме «В руке Данте»
До показа в венецианском конкурсе картины «Посторонний» (L'Étranger) складывалось ощущение, что Франсуа Озон застрял в творческом кризисе, выдавая каждый год неизменно симпатичные детективно-комедийные побасенки («Что случилось осенью», «Мое преступление»). Его новый фильм доказывает, что лукавый Озон в состоянии «напустить серьезу» ничуть не хуже других. На этот раз он экранизирует не бульварную пьесу, а классику экзистенциализма, роман Альбера Камю, который до него переносил на экран (причем неудачно) не кто-нибудь, а Лукино Висконти. Результат — убедительное исследование характера, распространенного ныне гораздо больше, чем во времена Камю, — характера человека, равнодушного к жизни и к смерти, не только своим, но и чужим, не способного пролить слез на похоронах матери, не способного ни к ненависти, ни к любви.
Антигерой Бенжамена Вуазена (у Висконти роль «человека без свойств» играл Марчелло Мастроянни, актер с 100-процентным обаянием) случайно или нет убивает в колониальном французском Алжире арабского хулигана только потому, что солнечный свет от лезвия, которым тот ему угрожал, слепил ему глаза. У французского колониального правосудия (действие происходит в 1942 году) не было проблем с оправданием подсудимого (арабов оно за людей не считало), но его моральный облик вызвал у него антипатию. Еще бы, «посторонний» обладает редким качеством: он не врет никому и никогда, даже если ему грозит гильотина. Неспособность к чувствам — его ответ на «сладкое равнодушие мира», как сказано у Камю. Попробуй найди таких среди нынешних равнодушных.
В программе Venice Days показали фильм «Кто все еще жив» (Qui Vit Encore / Who Is Still Alive) швейцарца Николаса Вадимоффа, героями которого являются беженцы, чудом выбравшиеся из Газы: их не пускают никуда, кроме Южной Африки. Девяти мужчинам и женщинам разных лет, разного социального положения, но одинаково потерявшим свою прошлую жизнь, а часто — родных и близких, режиссер дает возможность рассказать свои душераздирающие истории, создав им для этого искусственную выгородку наподобие «Догвилля» Ларса фон Триера — черную комнату с нарисованной на полу картой Газы. То, как они с закрытыми глазами находят места, в которых живут, в городе, который любят и знают, — пожалуй, самый трогательный, самый сильный образ картины. Это не интервью, а рассказ, точнее девять рассказов, очеловечивающих примелькавшуюся телехронику, наполняющих ее подлинным человеческим содержанием. Эти люди не отвечают за действия ХАМАС, не могут ему противостоять. Все, что они могут, — это апеллировать к человечности смотрящих. И им это удается.
Но чемпионом Венеции наверняка станет тунисский режиссер Каутер Бен Ханья, над чьим показанным в конкурсе фильмом «Голос Хинд Раджаб» (The Voice of Hind Rajab) не прольет слезы только самый богомерзкий и циничный кинокритик. По сведениям издания Variety, на официальной премьере ему аплодировали 22 минуты («Разрушительной машине» со Скалой Джонсоном — 15 минут, картине Бигелоу — 11). Бен Ханья экранизируют чудовищную реальную историю, произошедшую в Газе: израильский танк в упор расстрелял машину с палестинской семьей, в живых осталась шестилетняя девочка, чей реальный (!) голос мы слышим на протяжении всей картины.
Актеры играют сотрудников call-центра на Западном берегу, поддерживающих связь с девочкой, в то время как их начальник занимается согласованием ее спасения с израильской армией и международными организациями. Когда спустя световой день спасение девочки удается-таки согласовать, машину скорой помощи расстреливает израильский танк. Даже если бы эта история была вымышлена, она продирала бы до костей, но в данном конкретном случае режиссер предъявляет записанные голоса жертв и их родственников, предъявляет мать и маленького брата Хинд Раджаб, предъявляет видео извлечения трупов. И предъявляет полнейший паралич гуманизма в сегодняшнем мире: полтора часа мы наблюдаем, как оказывается невозможно по самым разным причинам спасти плачущую маленькую девочку. Слеза невинного ребенка, о которой писал Достоевский, не в состоянии перевесить груз всех «институтов», которые.по идее не должны ее допускать.
В числе продюсеров — Джонатан Глейзер и Альфонсо Куарон, а уже после того, как фильм был отобран в венецианский конкурс, в продюсеры записались Брэд Питт, Хоакин Феникс и Руни Мара (последние двое приехали поддержать картину в Венецию). Ее будущая победа на фестивале, где только что прошла невиданная демонстрация в поддержку Палестины, и на предстоящем «Оскаре» кажется неизбежной, но в данном конкретном случае это не вызывает никакого раздражения: «Голос Хинд Раджаб» — настоящий шедевр нынешнего бесчеловечного времени, гуманистическое послание в никуда с надеждой, что оно дойдет хоть куда-нибудь.
