Стиль
Впечатления «У вас есть Birkin? Любая»: истории байера, разбогатевшего на сумках Hermès
Стиль
Впечатления «У вас есть Birkin? Любая»: истории байера, разбогатевшего на сумках Hermès
Впечатления

«У вас есть Birkin? Любая»: истории байера, разбогатевшего на сумках Hermès

Фото: пресс-служба
Бывший визажист Майкл Тонелло заработал на перепродаже культовых сумок Birkin бренда Hermès миллионы и написал об этом книгу «Добывая Биркин». Этим летом она вышла в издательстве ОДРИ

Сумок Birkin нет в свободной продаже. Даже самые обеспеченные клиенты попадают в лист ожидания, находиться в котором они могут от пары месяцев до нескольких лет. Майкл Тонелло понял, как можно обойти созданную люксовым брендом очередь. В течение пяти лет он помог заполучить желанные сумки десяткам отчаявшихся богатых женщин. В своих остроумных заметках Тонелло описал путь от первых купленных им Birkin до попадания в черный список Hermès.

***

…где-то на границе моего периферического зрения, мелькнуло что-то оранжевое. Вернувшуюся продавщицу едва можно было разглядеть за громадной, цвета дорожного конуса коробкой в руках. Похоже, она была размером около двух квадратных футов. При мысли, что там внутри, у меня пересохло во рту. Она пригласила меня подойти к одному из отдельно стоящих столиков-островов, которые есть в каждом магазине Hermès.

— Господин Тонелло, могу предложить вам одну, если вы заинтересованы в покупке. Это 35-сантиметровая «Биркин» из крокодиловой кожи, цвет антрацит. Хотите взглянуть?

О да, я кивнул. Я не доверял своему голосу.

Она выдвинула ящик стола, достала из него пару безупречно чистых белых хлопковых перчаток. Сняла крышку коробки и осторожно положила ее рядом. Под крышкой было четыре слоя тончайшей упаковочной бумаги, настолько гладкой, что она выглядела как накрахмаленная (позже я узнал, что Hermès специально заказывает упаковочную бумагу без содержания каких-либо кислот). Она аккуратно преодолела преграды из белой бумаги, осторожно положив каждый лист один на другой так, что их края совпадали с абсолютной точностью, а стороны соответствовали направлениям север, юг, восток и запад. Затем крайне заботливо, как младенца из колыбели, она подняла «Биркин» и положила ее прямо перед моими удивленными глазами. Сумка все еще была спрятана внутри чехла бледно-желтого цвета. Она развязала шнурки мешка и раздвинула ткань. (Я готов был услышать звуки фанфар.)

Как только покровы были сняты, я стоял, вытаращив глаза, — надеюсь, это не было столь очевидно. Угольно-серого цвета (я предполагаю, «антрацит» подразумевает именно этот цвет), сумка из кожи крокодила выглядела роскошно.

Продавщица продолжала свой рассказ:

— Как вы сами можете заметить, фурнитура сделана из палладия. Мне кажется, она прекрасно сочетается с теплым цветом черного угля. — С этими словами она взяла сумку и вышла из-за стола.

Она прошла мимо меня к зеркалу на противоположной стене — медленно поворачиваясь на своих десятисантиметровых каблуках, слегка покачивая сумкой и не касаясь колен. Я наблюдал за ее отражением в зеркале — она выглядела так, будто открывала мне невероятную тайну. Через мгновение она протянула вперед руку — сумка изящно висела на двух пальцах, явно предоставляя мне возможность подержать ее.
Моя первая мысль была о том, насколько легкой оказалась эта сумка; судя по всему, стоимость определялась не по весу. Вторая мысль: сколько бы эта сумка ни стоила, она поедет домой вместе со мной.

— Я беру ее.

***

Пытаться вынудить продавцов продать мне «Биркин» до того, как набрал корзину других вещей, было равносильно попытке переспать со своей девушкой после выпускного, не сделав ей комплимент хотя бы по поводу прически.

Вот почему у меня все получилось в Мадриде... Я начал с покупки платков. После того как продавщица увидела, что я уже прилично перевалил за тысячу долларов, она была более чем счастлива положить «Биркин» поверх этой горки. Необходим стимул, квалификационная покупка. (Во всяком случае, я на это рассчитывал. Скоро я увижу, как моя научная теория покажет себя на практике.)

Когда такси остановилось у входа в Hermès, я вытер потные ладони о свои джинсы Bottega Veneta, проглотил неприятный комок тревоги в горле и вошел в дверь так, как будто владел и магазином, и каждой сумкой «Биркин» в нем. Продавец, ощущая запах денег, стремительно направился ко мне.

— Доброе утро. У меня приличный список платков, которые я ищу. Возможно вам удастся облегчить мою задачу, — сказал я и передал мой лист пожеланий.

— Конечно, — произнес он услужливым тоном. Я не сомневаюсь, что это его естественная реакция на список такой длины. — Большинство платков из предыдущих коллекций, я должен посмотреть в дальнем помещении.

Я с трудом удержался, чтобы не сказать: «Какая неожиданность!» Мой modus operandi предписывал мне выглядеть в магазинах максимально приближенно к «не в своей тарелке». Мне нужно было, чтобы все думали, что я здесь по заданию матери. Частично для того, чтобы оставаться в тени. Я ждал, стараясь выглядеть так, будто мне здесь несколько некомфортно, но когда продавец появился с полным подносом платков, я взглянул на него с высокомерием. Каждый экземпляр он сверил с моим списком. У него получилось семь-восемь платков тех дизайнов, которые мне были нужны. Я надеялся, что этого будет достаточно. (Точная «квалификационная сумма», конечно, оставалась в серой зоне.)

— Спасибо, отлично, то, что мне надо. Я беру все... (Здесь пауза). И... у вас есть «Биркин»? Любая.

— Сэр, мне нужно пойти посмотреть. На это потребуется какое-то время.

И опять удивил. Интересно, эти ребята работают по сценарию? Я надеюсь, здесь не будет неожиданного поворота в конце сюжетной линии. Все, что мне было нужно, это сиквел мадридской истории. Когда он вернулся с огромной оранжевой коробкой в руках, я знал: мои надежды оправдались. Формула или нет, мне нравилось это кино.

***

Я быстро вошел в открытую дверь. По всему залу небольшими группами сидели собратья-участники, всего около двадцати человек. Так как всего было занято только 10% раскладных стульев, я сделал вывод, что пришел рано. Присутствующими были необходимые для аукциона обладательницы сумок и высоких каблуков в сопровождении своих уже заранее скучающих бойфрендов или мужей. Похоже, не ко всем этим сумкам «Келли» и «Биркин» прилагается в комплекте кошелек; для этого вполне подойдет мужчина.

Здесь были и элегантные дамы, скрывающие свой возраст повязанными вокруг шеи платками достаточно редкого дизайна. Я подсознательно знал: любая из них, с дряблой шеей или нет, могла бы купить и продать меня, и если бы это помогло им добыть вещь, отсутствующую в их коллекции, они бы сделали это, не сомневаясь ни секунды. Я с нетерпением жаждал увидеть, как эти женщины сражаются за редкий кусочек истории Hermès.

Должен признаться, пока я чувствовал себя достаточно самоуверенно по поводу своих дедуктивных способностей в распознавании разных типов поклонников Hermès. Зная большинство своих клиентов лишь заочно, в своем представлении я сформировал их определенный образ — «женщин с плотно сжатыми губами» — и сейчас я убедился в том, что был прав.

По духу аукциона мода Hermès была эклектична по стилю и возрасту, и ничто в образе поклонниц меня не удивляло. Все это я ожидал: идеально подогнанные по фигуре костюмы, сдержанный жемчуг, консервативная отделка, салонные укладки волос, Chanel № 5.

Мой взгляд блуждал по комнате, и вдруг я заметил людей другого типа. Их я мог бы описать только как «безвкусно одетый французский фермер». Это были, говорю абсолютно честно, поклонники Hermès, которых я не ожидал здесь увидеть, не мог ожидать, правда. Неряшливо и слишком просто одетые три или четыре пары, они держались вместе, разговаривали громко на смеси Hermès-наречия и простонародного французского; до меня доносились слова из терминологии дизайна платков, спор по поводу состояния различных лотов аукциона и эмоциональная дискуссия о слабом здоровье монсеньора Эрмеса.

Слушая их, можно было подумать, что двое мужчин, вовлеченных в спор, были братьями монсеньора Эрмеса, давно его не видевшими, или, по крайней мере, его бывшими любовниками: столь высока была степень эмоциональности и подразумеваемой интимности. Наблюдая за тем, как их лица во время спора постепенно краснели, я был рад, что они оставили своих собак — охотников за трюфелями дома: спор вполне мог перерасти во что-то очень неприятное.

И наконец, люди, которых я видел в магазинах, но никогда не думал, что они действительно что-либо покупают; мне казалось, они просто таращатся на вещи, или, может быть, Hermès нанимает их для того, чтобы магазины не выглядели пустыми. И здрасьте, приехали!

Вот они, здесь, на этом аукционе элитной коллекции, подвид, который живет (и одевается) ниже среднего. Почему они не надели на себя хотя бы что-нибудь из Hermès? Хотя подождите, при более внимательном рассмотрении они надели, по крайней мере их жены. На каждой женщине был платок Hermès, предмет, который стоил столько, сколько вся ее остальная одежда. Я пропустил эту деталь вначале, ненадолго ослепленный потрепанным состоянием их кашемировых костюмов и древних твидовых юбок.

О! Вон там... Я заметил пару мужчин в запачканных галстуках Hermès, заправленных в хорошо поношенные, побитые молью кардиганы. Все чудесатее и чудесатее... Интересно, что бы об этом сказали социологи? О, Грейс, где же искусство? Она лучше других должна была знать, что за история с этой группой... почему она ничего не сказала об этом? Позже я понял: ее логическая цепочка была чем-то вроде кругового движения. Выяснилось, что эти «французские фермеры» были владельцами комиссионок.

Украшения, сумки, часы: предметы роскоши, которые растут в цене