Шарлотта Генсбур берет в руки камеру, чтобы снять портрет своей матери Джейн Биркин, а на самом деле чтобы преодолеть ту отстраненность, которая между ними возникла. Чувствуют ее обе, нервничают — тоже. Говорить по-настоящему, не «припудривая» разговор чем-то лишним, сложно. Вот они сидят в Японии, куда Шарлотта прилетела вслед за матерью, у которой там гастроли, а вот уже на кухне дома Джейн в Бретани, где все так же, как и 20, и 30 лет назад.
«Джейн глазами Шарлотты» — первая режиссерская работа Генсбур, актрисы и певицы, чья карьера сомнений в успешности не вызывает. Для нее это, впрочем, скорее личный дневник, чем фильм. Гораздо больше, чем конвенциональные законы жанра, ее волнуют ответы матери, с которой она часто оказывается на одной стороне кадра.
Для того чтобы дойти до экрана, этой семейной истории понадобился не один год. Съемки начинались, когда Джейн Биркин было 72 года, потом останавливались, возобновлялись и, наконец, были явлены миру на Каннском фестивале в 2021 году. В названии заключен поэтичный привет, ведь первый кинопортрет Биркин, снятый Аньес Вардой и вышедший в 1988 году, так и назывался: «Джейн Б. глазами Аньес В.».
На этот раз мы вслед за камерой можем наблюдать за взглядом не только режиссера, но дочери, и это определяющий в контексте фильма статус в отношениях Джейн и Шарлотты. Вопросы, которые она задает, переживания, которые при этом не скрывает, говорят о том, что ей не только хочется узнать и понять свою маму, но в том числе узнать и понять саму себя. Зритель, наблюдающий за этим, не испытывает чувства неловкости, будто подглядывая за жизнью других, но сакральность момента для героинь фильма явно осознает. Особая близость, возникающая между режиссером и предметом ее внимания, между дочерью и матерью, передается и залу — то притихшему, то отзывающемуся тоненьким теплым смехом.
«Мне нужно все переписать на вас за семь лет до смерти, так что уже пора», — улыбается Джейн Биркин, сидя у себя дома в Бретани и оглядывая предметы вокруг. Возраста она явно не боится, к тому, что когда-то придет пора уходить, относится спокойно. Смерть вообще магистральная для этого сюжета тема. Из жизни Джейн и Шарлотты ушла Кейт Барри — старшая дочь и старшая сестра. И ее имя звучит из уст той и другой не раз. Когда-то ее смерть стала моментом, разделившим их, а не объединившим, теперь жужжание пленки пытается это исправить. Хроника из детства, где веселый Серж Генсбур плывет куда-то с двумя девчонками — Шарлоттой и Кейт, перемешивается с хроникой наших дней, когда рядом нет уже ни той, ни другого.
Шарлотта Генсбур и Джейн Биркин то забираются на нью-йоркскую крышу, то бредут по берегу Атлантического океана, то идут на рынок — выбирать рыбу на ужин. Эпохальное здесь перемешивается с будничным, громкое с тихим, ведь в жизни только так и бывает, а фильм этот — сама жизнь. Посмеиваясь сама над собой, Биркин признается, что не в силах выкинуть из дома ни предмета, ни бумажки, ни даже старой, валяющейся во дворе железяки. Все они — воспоминания о былом, счастливом и не очень, будничном и торжественном. Рисунки, письма, книги — извечные сообщники Джейн, с которыми она проводит ночи и дни, признаваясь, что порой половину дня валяется в постели. Этому ничуть не противоречат воспоминания о том, как она не могла заснуть без таблеток, мучая этим своих мужчин, как и привычкой одеться до подбородка и завернуться в одеяла. В ее богатой на события жизни вообще обнаружится немало параллелей, совпадений, перевоплощений, которые теперь она вспоминает все с той же легкой улыбкой, на которую — как на удочку — она всегда могла поймать любого, кого захочет.
Дочь-режиссер, наблюдая за этим и отводя словам много времени и места, оставляет их не меньше для тишины и полунамеков. Она вместе со зрителями узнает эту веселую девчонку, которая по-прежнему любит конверсы и старые рубашки, проводить время в саду, стричься кухонными ножницами и не выкидывать ни предметов, ни прошлого. Ну а после титров хочется просто взять и послушать песни Джейн Биркин и Шарлотты Генсбур. А еще позвонить маме.
