Смотрим, слушаем и вспоминаем Дэвида Боуи
Центр фотографии им. братьев Люмьер привез в Москву выставку, которую никак нельзя пропустить. «Дэвид Боуи. Человек, который упал на Землю» — плод коллаборации двух выдающихся артистов прошлого столетия: фотографа Стива Шапиро (он, например, снимал Мартина Лютера Кинга во время марша за права чернокожих в Сельме) и культового музыканта и лицедея Дэвида Боуи.
Знаковая съемка — собственно, и представленная на экспозиции— прошла в 1974 году в Лос-Анджелесе: хамелеон Боуи, к тому времени уже сменивший личину Зигги Стардаста на Аладдина Сейна, 12 часов кряду перепрыгивал из образа в образ и импровизировал. Так, Дэвид разлиновал белой краской синий костюм, позаимствованный у ассистента Шапиро. Спустя 42 года уже порядком изможденный рок-идол вновь примерит его — в клипе Lazarus с финального альбома Black Star.
«Менеджер Боуи спросил, не хочу ли я поснимать Дэвида, — вспоминал Стив. — Я согласился моментально, не дав ему даже закончить предложение. До съемки Боуи представлялся мне, безусловно, талантливым, хотя эпатажным человеком. Каково было мое удивление, когда в студию зашел спокойный, интеллигентнейший, образованный человек. Мы обсуждали философию, но самое приятное — у нас сразу совпало представление о том, что должно получиться из этой съемки. Он просто работал: усердно, самозабвенно, без капризов. А когда узнал, что я снимал одного из его кумиров — Бастера Китона, мы окончательно подружились».
Съемка предшествовала непростому и, наверное, самому темному периоду в жизни артиста. А снимки, получившиеся в тот день, попали на обложки трех альбомов Боуи: Low, Station to Station и Nothing Has Changed.
Слушаем во время похода на выставку
Station to Station, 1976
1976-й оказался для Боуи поворотным. Причем как в хорошем, так и в плохом смысле. Во-первых, музыкант дебютировал в кино — ему досталась главная роль в фильме «Человек, который упал на Землю». Во-вторых — записал одну из своих ключевых пластинок. Но в то же время свернул не туда. За год до релиза Station to Station Боуи перебрался в Лос-Анджелес, приобретя с новым местом жительства и новую страсть — к кокаину. Он действительно перешел в «режим Терминатора»: бодрствовал сутками, питался исключительно перцами и молоком, весил — сложно представить — меньше 45 килограммов. Вместе с весом стремительно терял и рассудок: запирался дома в Бель-Эйр, зажигал повсюду черные свечи, утверждал, что за окнами то и дело пролетают тела людей. Тогда же Боуи всерьез увлекся оккультизмом (особенно наследием Алистера Кроули), разглядел в Гитлере «одну из первых рок-звезд, по мощи равную Джаггеру», восхищался ультраправой диктаторской тиранией.
Тем не менее гитарист Боуи Карлос Аломар утверждал: «Дэвид работал в любом состоянии. В любом состоянии задавался вопросом: "О чем я хочу рассказать?"». Так получилась самая грустная и прорывная пластинка Боуи, успех которой превзошел лишь альбом The Next Day, выпущенный в 2013 году. В 1999 году кризис, а вместе с ним и запрещенные вещества были давно пройденным для Дэвида этапом, но он все равно боялся о них вспоминать. «Это была самая темная страница моей биографии, — говорил музыкант. — Там столько страха и безысходности, что сложно даже мысленно возвращаться в эти события. Вероятно, Station to Station — крик о помощи. Особенно трек Word on a Wing».
Low, 1977
Все еще пребывавший в абсолютно развинченном состоянии Боуи не мог сполна насладиться триумфом — его заботили другие вещи, в первую очередь — зависимость от запрещенных веществ. Тогда музыкант и принял единственно верное решение: бежать из Лос-Анджелеса. В качестве убежища был выбран Берлин. Европа действительно отрезвила гения: в Женеве палитра талантов Боуи пополнилась еще одним — живописью, а Западный Берлин свел артиста с Брайаном Ино, который и помог записать знаменитую Берлинскую трилогию (альбомы Low, Heroes и Lodger).
Дэвид записывал Low в сентябре 1976 года, когда тьма еще не отступила. Поэтому тема запрещенных веществ просочилась и в этот альбом. Но треки вроде Sound and Vision, Always Crashing in the Same Car, Breaking Glass едва ли можно назвать исповедальными: по сути, тексты в Low были весьма условными, второстепенными. Спасибо Уильяму Берроузу с его фрагментацией реальности — в 1976 году Боуи понимал ее, как никто другой. Хаос стал его родной стихией, что отчетливо слышно в 11 треках. Чтобы слова о биографичности Low не были пустым звуком, напомним: трек Always Crashing in the Same Car возник после того, как Боуи, еще будучи в Лос-Анджелесе, несколько раз смачно протаранил авто своего дилера, решив, что тот его подрезал.
Во второй части альбома, начиная с композиции Warsawa, Боуи поделился впечатлениями от Европы. Для той же Warsawa он придумал специальный язык, казавшийся ему очень похожим на восточноевропейский. В свою очередь, Art Decade, Weeping Wall и Subterraneans были посвящены Западному Берлину, Берлинской стене и Восточному Берлину.
Звукозаписывающая компания RCA издавала Low скрипя зубами: мало кто верил в коммерческий успех экспериментального музыкального высказывания. Но поклонники поддержали Дэвида Боуи: Low подвинул Station to Station в альбомных хит-парадах.
Сборник Nothing Has Changed (The Best of David Bowie), 2014
В рамках выставки, которая продлится до 31 марта, состоятся кинопоказы и лекции.