Похоже, страх — одна из базовых человеческих потребностей наряду с едой и сном, почему-то не вписанная психологом Маслоу ни на одну из ступеней его знаменитой пирамиды. Как иначе объяснить необъяснимую тягу людей — всех национальностей и возрастов — снова и снова его испытывать? Влечет к хоррорам даже слабонервных — тех, кто за всем происходящим на экране следит сквозь щели между закрывающими глаза пальцами. Особенно ярко человеческая любовь к ужасам воспылала в прошлом году. «Оно» — новая экранизация романа Стивена Кинга — собрал в мировом прокате больше $ 700 млн, став самым кассовым фильмом в истории жанра и сравнявшись по сборам с франшизами-гигантами вроде «Сумерек» или «Трансформеров». Не помешал картине даже рейтинг R, автоматически отсекающий часть аудитории. А социальный хоррор режиссера-новичка Джордана Пила «Прочь!» получил номинации на «Оскар» в трех основных категориях и в итоге забрал награду за лучший оригинальный сценарий, открыв киноужасам дорогу к «Оскарам» и вне технических номинаций. Вспомнили о хоррорах и на подиуме. И не кто-нибудь, а один из главных героев современной моды — Раф Симонс, посвятивший весенне-летний показ Calvin Klein американской мечте и культуре насилия. Плащи, забрызганные кровью или похожие на мешки для трупов, туфли со щитками, напоминающими мини-маски Джейсона Вурхиса, помпоны чирлидеров и топоры дровосеков прямо над головами гостей — дизайнер смешал на подиуме ходячие клише американской поп-культуры с узнаваемыми образами из конкретных хорроров.
«Бабадук» и «Оно следует за тобой», «Ведьма» и «Сырое», «Не дыши» и «Убрать из друзей» — благодаря этим картинам мы не первый год читаем о начале хоррор-ренессанса. Но только в прошлом году появились настоящие жанровые блокбастеры. Страх не сдал позиций и в 2018-м. Последней сенсацией, которой не ждали, стало «Тихое место» Джона Красински, за первый уик-энд проката в Америке собравшее больше 50 миллионов долларов. Для сравнения — всего на пару миллионов меньше, чем «Первому игроку приготовиться» Стивена Спилберга с бюджетом в 10 раз больше. «Тихому месту» удалось и кое-что посложнее: заставить зрителей во всех без исключения залах замолчать. Пока идет фильм, никто не хрустит поп-корном — все вжимаются в кресла и зажимают рты, когда хочется ахнуть или предостеречь героя от неосторожного шага.
Кадр из фильма «Тихое место»
Хоррор как метафора
«Увидев сценарий, я понял, что эта история — не просто очередной ужастик. Это одна из лучших метафор родительского статуса. На что ты по-настоящему готов ради своих детей?» — говорил в интервью Красински. Самые значимые образцы жанра хоррора — всегда метафоры чего-то большего, какого-то коллективного глубокого страха, а не просто истории о призраках или чудовищах в подвале. По сути, социальные комментарии, облеченные в форму развлекательного кино. По тому, как менялись с годами темы хорроров, можно многое сказать о состоянии общества в этот момент. Например, когда женщины получили доступ к оральной контрацепции — и с ним контроль над собственным телом, входящий в конфликт с религиозными установками и вере в «божью волю», — зло все чаще стало наведываться на экраны в облике невинных детей. Тогда же в человеческие жизни принялись активно вмешиваться демоны и прочие библейские создания, вплоть до самого антихриста, — вспомним «Изгоняющего дьявола» или «Омена».
Старт «Проекта Манхэттен», программы США по разработке ядерного оружия, и всеобщий страх новой войны породили в 1950-е целую волну фильмов о гигантских насекомых, появившихся в результате ядерных взрывов и правительственных экспериментов. Когда уровень преступности среди несовершеннолетних достиг пика и Америка начала бояться тинейджеров (вспомните, какими жестокими, внушающими страх были они в «451 градусе по Фаренгейту» или «Заводном апельсине»), появилась череда хорроров с подростками в главных ролях. «Ночь живых мертвецов» Ромеро, вышедшая в 1968 году, стала ответом на страх общества перед самим собой — перед массовыми движениями и яростью толпы. А последующие продолжения зомбиэпопеи — сатирой на общество, возведшее потребление в ранг религии и разделенное классовым неравенством.
Даже самые затертые хоррор-клише — ростки наших глубинных страхов и убеждений. Все знают, например, что, оказавшись в фильме ужасов, точно не стоит заниматься сексом — он практически всегда заканчивается смертью кого-то из участников. Создатели молодежных малобюджетных ужасов любят этот прием за возможность лишний раз показать на экране тела молодых и свежих актеров, но корнями троп «секс = смерть» все равно уходит в религиозные установки, проросшие глубоко в культуру и западного, и российского общества. Удовольствие ради удовольствия, а не продолжения рода — это грех, влекущий наказание. Его нарушители и получают. Но, несмотря на интересное происхождение каждого из таких клише, если жанр начинает строиться только на тасовании одних и тех же сто раз разыгранных карт, следить за ним становится скучно. Именно это и произошло с хоррором в 90-е — в тот момент жанр растерял склонность в рефлексии. Даже «Крик», появившийся как раз как мета-хоррор, издевка над всеми его клише, став франшизой, тут же растерял весь свой задор.
Ужастики нового поколения, спровоцировавшие разговор о втором пришествии хоррора, на самом деле возвращают нас к истокам. Они утягивают зрителя вглубь, за образы картонных маньяков и монстров. Каждый из режиссеров выбирает тему, которая наиболее ему близка. Это может быть сексуальность или семья, опасности digital-эры или вопросы расовой идентичности.
Герой против всех
Но хотя темы разные, общие черты у большинства этих фильмов все-таки есть. Реальность и большинство обитающих в ней существ оказываются враждебно настроенными по отношению к главным героям. Дело больше не в одном монстре — Фредди Крюгере, Джейсоне, убийце-каннибале, — а в полном искажении окружающего мира. Зло приходит не из темноты и не из-под кровати, а из газетных заголовков, из ощущения растерянности и разобщенности. Чудовище, поселившееся в подвале, оказывается подавленным чувством вины, прорвавшимся сквозь психологические защиты. Люди, выжившие после апокалипсиса, пугают больше, чем загадочная болезнь, до этого выкосившая две трети человечества. Именно поэтому так популярны истории о семьях, держащихся вместе в игре «все против всех». И поэтому все больше хорроров строится вокруг историй о взрослении.
Кадр из фильма «Прочь»
Героиня французского хоррора «Сырое» пробует сырое мясо и уже не может остановиться, боясь растущего желания свежей плоти и крови, но не умея с ним совладать. Религиозная студентка Тельма влюбляется в подругу и открывает в себе сверхъестественный дар, который не хочет принимать и не может усмирить. Керри из недавнего ремейка ленты 1976 года обнаруживает в себе телепатические способности и весь город, включая ее саму, заливает кровью — не только свиной, но и человеческой. Датчанка Мари из норвежской ленты «Когда звери мечтают» понимает, что загадочные смерти, происходящие в ее деревушке, напрямую связаны со странными переменами, происходящими с ее собственным телом. 19-летняя Джей из «Оно следует за тобой» после первого же секса заражается странной болезнью — она начинает видеть странных существ, преследующих ее повсюду и пытающихся утянуть за собой.
Встать в этот ряд с большой вероятностью может и ремейк «Суспирии» Ардженто, выходящий в этом году: режиссер проекта Лука Гуаданиньо, до этого снявший «Большой всплеск» и «Зови меня своим именем», одинаково убедительно умеет рассказывать истории и о всепожирающей страсти, и о хрупкой звенящей юности. Переход из беззаботного детства в жестокую реальность никогда не был безболезненным. Изменения, происходящие с телом, пробуждающаяся сексуальность (пожирание плоти и жажда крови в кино практически всегда символизируют именно секс), пугающая и взрослых, и самих подростков, чувство отверженности и чужеродности в привычном обществе — для переноса этого состояния на экран кинематографисты часто используют образы оборотней и ведьм. Те, кто не может ужиться с собственной темной стороной, не потеряв над ней контроль, заканчивают плохо. Те, кто пытается загнать ее на чердак, отрицая происходящие перемены, заканчивают не лучше: игнорируемое и замалчиваемое однажды вырвется наружу, и никакие религиозные установки и чувство вины не смогут сдержать этот поток.
Реальность против фантазий
Разобраться, кто или что из присутствующего на экране — настоящее зло, теперь сложнее, чем когда-либо. В фильме «Спокойной ночи, мамочка» близнецы ждут возвращения матери домой. Она возвращается после операции вся в бинтах, с полностью скрытым лицом, и кажется отчужденной и холодной. Их ли это мать, или из больницы под ее видом пришел совсем другой человек? Это история об опасной незнакомке или о равнодушии детей к родителям, ослабевании связей внутри семьи? Кто окажется злодеем, а кто жертвой? Есть ли здесь злодеи вообще, или главное зло — паранойя, охватывающая героев? Все эти вопросы, которые можно задать по поводу одного только фильма, вышедшего в 2014 году, идеально ложатся в политическую и социальную повестку 2018-го — в эпоху fake news, когда быть полностью уверенным в реальности происходящего вокруг невозможно.
Кадр из сериала «Американская история ужасов»
Нервозность в обществе сегодня выше, чем когда-либо. Если власть выступает против мигрантов, а президент позволяет себе пренебрежительные высказывания об угнетенных группах, значит ли это, что он выдает официальное разрешение на открытую агрессию тем, кто еще недавно скрывал свои взгляды? Когда кто-то голосует за кандидата от консерваторов, значит ли это, что он готов пойти и дальше в своей неприязни к тем, против кого направлена консервативная политика? Что делать и что чувствовать, когда те, кого еще недавно вы считали славными людьми, оказываются по другую сторону баррикад? Сколько еще скелетов в шкафах скрывают эти и другие славные люди? А сколько их у вас? Становитесь ли вы плохим человеком, если необходимость быть политкорректным, следить за каждым словом, чтобы никого ненароком не обидеть, вызывает все больше раздражения и все меньше понимания? А что если однажды и вы сорветесь?
Райан Мерфи, автор сериальной хоррор-антологии «Американская история ужасов», не зря посвятил последний сезон выборам в Америке и сделал главными героями не сверхъестественных монстров, а обычных людей, взвинченных до предела. Именно потому, что реальность страшнее фантазий, хоррор так нужен людям сегодня. Да, фильмы ужасов нас пугают. Но страх этот — карманный, его легко контролировать. Можно выключить фильм. Можно закрыть руками глаза. Можно посмотреть подборку мемов с клоуном Пеннивайзом, танцующим под дурацкие поп-хиты. Закрыть руками глаза на свою реальную жизнь не получится. Не получится стереть из реальности последствия чьих-то политических решений, посмеявшись над коллекцией шуток про их автора. Или нажать кнопку «выкл», когда на вас нападают.
Уютные катастрофы и карманный ужас
В научной фантастике есть отдельный поджанр, который называется cosy catastrophe — «уютной катастрофой». Так называют истории о конце света, в которых апокалипсис оказывается не так уж страшен. Людей больше нет, и некому творить все прошлые ужасы, ограничений тоже нет, и деньги не имеют никакого значения. Теперь главный герой, по счастливой случайности оставшийся последним человеком на Земле, наконец может пожить в свое удовольствие. Он выбирает любой дом по нраву или садится в любую машину и отправляется в путешествие. Берет любые продукты, которые ему нравятся, занимается тем, чем всегда хотел, и очень доволен новой жизнью после массовой смерти. Такие истории не то чтобы популярны в современном кино — в полнометражных фильмах «уютных катастроф» не много. Однако жанр ужасов используется многими для возвращения чувства комфорта и стабильности. Это уже не просто хоррор, а «хюгге хоррор». Теплое одеяло, дождь за окном, пара зажженных свечей и отвратительный кровавый слэшер на экране ноутбука — можно ли представить себе более умиротворяющую картину?
Кадр из фильма «Оно»
Пару лет назад в моду вернулись 1980-е — не только на подиумы, но и на экраны. Тогда вышла целая череда ностальгических фильмов и сериалов, возвращающих зрителя в 80-е и 90-е, в самой мирной их версии. Самый яркий пример — «Очень странные дела» — история про группу детей из маленького городка, столкнувшихся с необъяснимым и готовых с ним побороться. Даже действие недавнего ремейка «Оно» перенесли в 80-е — в оригинальной истории действие «детской» ее части происходило в конце 50-х годов. Именно в 80-е, туда, где нет мобильных телефонов и Facebook, а дети спасают мир, испорченный взрослыми, современные люди готовы бежать от нынешних политических потрясений и порожденных ими тревог. Знаменитую серию «Черного зеркала», SanJunipero, выполненную в той же стилистике 80-х, в Сети назвали «эпизодом, который поможет выкинуть из головы Трампа». Про «Тихое место» говорят похоже. «Это как раз то, в чем люди нуждались. Наконец вышел фильм, заставивший всех хоть на минуту заткнуться», — пишет о картине Красински журналист Vulture. Удивительным образом оказывается, что ностальгическая наивная фантастика и кровавые ужасы в определенном контексте — примерно одно и то же: способы себя успокоить или утешить. И если ностальгия по временам, когда деревья были большими, а мы маленькими, так успешно продавалась последние несколько лет, теперь пришло время хорроров.
Их преимущество еще и в том, что они не только дают возможность сбежать от реальности, но и помогают начать разговор о пугающих, неудобных вещах. Традиционные слэшеры или фильмы о захваченных призраками домах, конечно, помогут вам только отвлечься, забыв о безжалостной реальности. Что уже немало. А вот новые хорроры способны на большее: они не только обозначают проблемы общества, но и поднимают волну обсуждения вокруг них. Причем одновременно расширив аудиторию, которую могут заинтересовать эти вопросы, зацепив тех зрителей, для которых упомянутые проблемы всегда были невидимыми. Это смог сделать, например, фильм «Прочь». Как заставить обратить внимание на чужие проблемы тех, кто никогда не задумывался о своем привилегированном положении, не думал о расизме или был уверен, что его давно нет, а живем мы в «пострасовом» мире? Зубодробительная социальная драма о рабстве, сколько бы наград ни собрала, не получит такого же массового охвата: те, кто хочет от кино развлечений, на нее просто не пойдут. Зато на хоррор — вполне возможно.
