Музыкант и поэт Андрей Лысиков известен своим умением облекать все происходящее с ним и миром вокруг в точные метафоры. Молчаливый в жизни, в записях и на сцене он не жалеет пронзительных и метких слов, но расходует их только по делу. Свойственные миру и нам в нем размышления о любви не смогли обойтись ни без строчки «я говорю тебе про любовь» (она, к слову, стала частью обложки мартовского печатного номера «РБК Стиль»), ни без ее автора.
И наши размышления в этом месяце, и ваш мартовский концерт посвящены любви. Теме, для которой мир искусства на протяжении многих эпох ищет свое выражение. Могут ли когда-то слова и смыслы закончиться для любви?
Это вечная тема, и вечная она как раз потому, что ее невозможно описать до конца. У любви нет конечной точности, мы не можем полностью раскрыть какие-то божественные сущности, осознать их, поэтому эта тема извечная. Она может принимать совершенно разные формы, а еще неизменно будет помогать нам оставаться людьми.
А вносят ли при всей извечности темы какой-то контекст приметы века? Например, технологии, у которых на все есть свой ответ. Могут ли они подменить, а то и заменить чувства?
Технологии настолько мощные, настолько преобладающие в сегодняшнем мире, что они вполне могут создать абсолютную иллюзию замены этих ощущений. И кто-то, может быть, в этом даже находит для себя спасение, поступая вполне сознательно, но большинство просто погружается в этот поток, и тогда все самое важное, к сожалению, проходит мимо. Социальные сети, их контекст, вся эта современно-электронно-упрощенная история становятся заменителями того, что происходит на самом деле. Поэтому, как бы обычно ни звучали мои слова, лучше общаться напрямую, смотреть людям в глаза.
А как влияет на нас возраст? В юности мы часто находимся на пике остроты ощущений, проживаем все в первый раз, потом становимся опытнее, наше восприятие самих себя и друг друга меняется, как порой подходы и взгляды.
Думаю, так или иначе, мы хотим получать друг от друга определенного рода удовольствия. И когда мы встречаем человека в юности, между нами вспыхивают какие-то чувства. Например, среди них страсть, которую иногда легко принять за любовь, хотя это в большинстве случаев скорее физическое влечение. Если это влечение потом перерастает во что-то иное, то через это ты открываешь для себя человека и понимаешь, что это самое дорогое, что в твоей жизни существует. И ты хочешь, чтобы это чувство и этот человек были всегда рядом с тобой, ты хочешь связать с ним свою жизнь и ты стараешься. Еще мне кажется, что редко кто до конца контролирует эти процессы возрастных изменений и перемен. Люди часто говорят: «что-то ушло», но это не что-то ушло, просто каждый из вас становится другим, не контролирует это и обвиняет второго человека. А если это так, значит, вы живете немножко неосознанно и заняты не друг другом, а чем-то другим.
Так или иначе, мы хотим получать друг от друга определенного рода удовольствия.
А когда люди заняты друг другом, какие у этого приметы?
Когда вы заняты друг другом, то делаете все, чтобы все вас окружившее работало в паре «на друг дружку», если так можно сказать. Так вы выстраиваете отношения и между собой, и с внешним миром. А вот когда об этом забывают, не контролируют этот процесс, то все, к сожалению, разваливается. Потому что основа уходит — первое физическое влечение, — а ничего нового, более глубокого не появляется. Когда это новое и глубокое есть, то важен человек как таковой, важно, что он говорит, как он смотрит, это радует тебя, и ты получаешь от этого удовольствие, и тебе не хочется ничего другого. И ты даже не задаешься сравнением, потому что у тебя нет сомнений. Так должно происходить, но я описываю, возможно, какие-то идеальные события. И все-таки в каких-то затруднительных ситуациях не стоит сразу все разрушать, потому что это легче всего. Надо искать другие пути, потому что путь разрушения всегда есть и всегда открыт.
Так же, как и любовь, на наши творческие замыслы порой сильно влияет одиночество: возможность отстраниться, задуматься, может быть, даже закрыться. Так ли это для вас? Важно ли вам оставаться одному, когда хочется писать музыку и тексты?
Процесс обдумывания идет всегда, не прекращаясь, а вопросы, которые я задаю себе, не могут быть решены за час, за день или за два. Одиночество располагает к длительной форме обдумывания и тем ценно. Да ты и не чувствуешь себя одиноко, скорее все равно постоянно занятым. У меня нет такого: «что бы мне поделать? Как-то скучно мне». Во время размышлений можно заниматься делами: пилить, резать капусту, а основные мощности процессора будут все равно работать над другой задачей. Даже когда ты сидишь в аэропорту и ждешь свой рейс, а он задерживается, в этом нет ничего страшного, потому что всегда есть, чем заняться. Я заметил, что когда находишься в скоплении людей, но при этом существуешь один, наоборот, все внутренние процессы как-то усиливаются и быстрее находишь интересные решения. Очень много раз, когда мне приходили в голову какие-то важные мысли, это происходило в публичных местах.
Своеобразный противовес среде, да?
Да, просто стараешься еще больше спрятаться, съеживаешься, находясь среди людей и, как следствие, концентрируешься больше, наверное, от этого быстрее идут и процессы.
Часто наша повседневность, и бытовая, и творческая связана с определенным, заведенным нами самими, порядком. Кому-то важно полуночничество, кому-то — возможность встать пораньше. Одним — хаос, другим — порядок. Что важно для вас?
Я использую все методы. (Смеется.) Вообще никак себя не ограничиваю. А еще у меня постоянно идет спор с самим собой. Допустим, когда я нахожусь в режиме «лечь в четыре утра, встать непонятно во сколько», я начинаю чем-то заниматься ночью, что-то даже получается и мне комфортно. А потом внутреннее Я говорит мне: «Что-то ты уже вообще разошелся… давай, надо рано вставать». Начинается внутренний спор, и через некоторое время он приводит к смене режима, я начинаю вставать рано, что-то делать с утра. Потом мне надоедает и это, и я опять задумываюсь. Так что определенных ритуалов у меня нет, как чувствую, так и происходит, а когда внутренние настройки говорят, что стоит посидеть до утра, сижу. Иногда начинаю заниматься вообще другими делами, никак не связанными ни с музыкой, ни с проектами, делаю тумбочку несколько вечеров подряд, например. В общем, скольжу по волне. Но, конечно, такой график возможен, когда нет гастролей, репетиций и концертов. Когда они есть, жизнь начинает подчиняться немного другим смыслам, творческий процесс уходит на задний план.
Как вы относитесь к новому материалу, новым альбомам? Нужно ли композициям отлежаться, когда они появляются? Или, наоборот, им нужно быть стремительно сыгранными?
У нас процесс построен так, что до того, как записана пластинка, мы песни с нее не играем. Я их собираю на студии, записываю, свожу и потом уже приношу как новый материал, и только потом мы их разучиваем. Концертная подача отличается от записанного материала, потому что каждый начинает вносить что-то от себя, песни меняются. И мне нравится это тем, что записанный материал и концертный материал становятся совершенно разными историями. И иногда песни приобретают совсем другую эмоциональную окраску. Когда живешь с композицией на сцене пять-шесть концертов подряд, вполне вдруг можешь понять, что она про другое. И тогда начинаешь вкладывать в нее иные эмоции, по-другому подавать, расставлять правильные акценты, чего невозможно добиться на студии, потому что там совсем другой контекст. А песни живут и меняются вместе с нами.
А на концертах для вас важна соединенность с залом, или можно говорить о некоем образе, предполагающем и толику отстраненности?
Для меня это выглядит так, что мы выходим на сцену как будто со спектаклем. В рамках этого спектакля мы действуем с максимальной отдачей, с которой физически и морально можем это делать. Да, это может быть плохо (Смеется.), но для нас это все равно будет на 100%, просто значит, что больше мы в этот момент не можем. Может быть и наоборот. Конечно, хорошо, когда чувствуешь какой-то ответ из зала, когда он есть. Реакции могут быть очень сдержанными, тихими, но ты чувствуешь, что все присутствуют в этом полностью. Мы никогда не пытаемся заигрывать с публикой, а просто от начала до конца четко исполняем свои роли и показываем тот спектакль, который привезли.
А еще мы до сих пор исполняем песни, которым по десять, а некоторым вообще даже страшно сказать, по сколько лет. Сейчас они проживаются как-то очень неплохо и имеют другие немножко смыслы. И да, там, может быть, какие-то не очень удачные слова, но я не пытаюсь их переделать, потому что они дети своего времени, своего понимания о том, как это должно быть. Поэтому все на своих местах.
Визуальный язык, который сопровождает каждый альбом или видео, становится отражением момента и музыки в нем?
Обложки пластинок очень важны, потому что сразу задают тон тому, что ты сейчас услышишь в первый раз. И под впечатлением этой обложки, распечатывая ее или смотря на нее на экране телефона, ты примерно понимаешь, о чем там может пойти речь. Если первый образ удачно подобран, он помогает слушателю раскрыть настроение пластинки в большей мере. А видеоклипы еще больше должны погружать в мир музыкального материала, делать его максимально «выпуклым» и иногда уточнять, что имел в виду автор.
Пресловутое «что хотел сказать автор»?
Именно! Но бывает наоборот: хочется запутывать или, может быть, вносить какие-то другие смыслы, позволять себе игру со слушателем. Как, допустим, мы сняли веселый видеоклип на композицию GN-z11. По сути, такого видео для пластинки «Прощай оружие» не должно было быть. Видео как комикс, странное. Оно получилось контрапунктом, ярким, не сочетающимся с черно-белой обложкой и вообще с общим материалом. В отсутствие видео этот трек слушается совсем по-другому, а так он приобретает дополнительные мультипликационные оттенки и раскрывается с еще одной стороны.
Фраза «когда распечатываешь пластинку» отправляет нас совсем в другие времена, где были музыкальные магазины и не было цифрового повсеместного...
Каждому времени — своя история и свои приметы. Мне искренне жалко нас сегодняшних, особенно молодых людей, потому что у них нет такой возможности, которая была у нас: это ведь была целая история, приключения. Ты знал музыкальные магазины, где они находятся, приходил туда и не просто что-то там делал, а занимался прослушиванием. Не было ни информации об исполнителях, ничего такого. Нужно было копаться в рядах пластинок, и чаще выбор падал на какую-то интересную обложку, ты ее открывал, и если там еще оказалась какая-то прикольная музыка, то это становилось для тебя настоящей удачей. И этот момент поиска, открытия — он самый ценный. А еще ведь всегда было не абстрактное, но очень определенное количество денег, с которыми ты ехал в магазин, и ты не мог позволить себе потратить эти деньги впустую, ты должен был обязательно что-то найти. Это было довольно незабываемо. А сейчас такого ощущения, момента не найти.
Впрочем, даже сейчас можно посвятить целый вечер такому музыкальному серфу, примерно тем же самым заниматься, только в большем объеме количества информации. И тоже иногда находятся отличные ребята, и ты тоже этому искренне рад, но нет такого тактильного ощущения. И как бы еще нет момента присвоения. Там ты точно себе это присвоил, это уже твое, и ты гордишься этим, а тут как бы, да, в плейлист себе скинул, да и все.
Еще одна черта, присущая нашим дням, а вместе с тем и слово, которое стало употребляться очень часто — это контент. Не фильм или художественное произведение, например, но контент для платформ.
В большинстве случаев мы (люди) действительно производим и музыкальный, и видеоконтент. И очень редко именно кино и именно музыку с большой буквы. Кино — это в первую очередь язык. Язык стихотворный, иногда проза, но изысканная. Сериал — это рассказ. И чаще рассказ на кухне. Смешной, страшный, печальный. Но рассказ. И на кухне. Конечно, исключения есть. Но даже они не кино. Стоимость создания музыки на начальном этапе почти равна нулю. Количество ее растет в невероятной прогрессии. Но не ее художественная ценность. Впрочем, я все равно за то, чтобы люди скорее занимались созданием дурацких сериалов и записью никому не нужной музыки, чем руганью.
А как поживает проект «Механический Пес»?
Планируем выпустить весной новую пластинку. В этот раз я использовал рефрены только на английском языке. И скорее как дополнение к танцевальным структурам, чем определенный посыл. Вокруг и так все чересчур серьезно.
Нужно ли в такие моменты отделять себя «Дельфина» от себя «Механического Пса»?
Хотя внешне это два разных проекта, они, безусловно, влияют друг на друга. И то, что было использовано в одном проекте, может оказаться в другом, но в совершенно ином виде. Но все-таки «Механический Пес» — это проект, который имеет свою узкую направленность, которой все подчинено.
Возвращаясь к приметам времени: помогают ли технологии в общении, например, с семьей?
У нас есть семейный чат, который в основном состоит из котов. (Смеется.) Иногда сын присылает какие-то, по его мнению, смешные ролики, но я не готов над ними смеяться.
А вы ему об этом говорите?
Да, так и говорю: «Не понимаю, что здесь смешного». Он пытается объяснить, на что я обычно отвечаю: «Ну не знаю». (Смеется.)
Как вам кажется, теория поколений работает? Можно ли об этом говорить или все-таки у каждой семьи — своя история?
Мне хочется верить. Я думаю, что это так. Мои дети — это все-таки дети именно своих родителей. У нас хорошие отношения, они многое от нас взяли: и отношение к миру, и юмор. Мы очень хорошо друг друга понимаем в этом плане. Я соглашусь с тем, что технологические отношения с миром у них, конечно, совсем другие. Другие методы добычи эмоций, которые не были присущи нам в силу совершенно иного мироустройства. Я уверен, что они умнее нас. Вернее, не столько даже умнее, сколько проворнее, быстрее, сообразительнее. И нам не стоит за этим гнаться. Думаю, если с возрастом я что-то перестану понимать, то буду обращаться к детям. Так мне будет проще. И они мне все объяснят, и я пойму. Пока я вроде справляюсь, но мало ли что. (Смеется.)
Креативный директор Анастасия Камеская, фотограф Александр Калинин, продюсер Карина Насибулова, груминг Анастасия Захарова. Образы героя — концепт-стор BELIEF.
