Кирилл Доешвили, «Возле имени твоего цветущие волны»
Замечали, что почти всякий повседневный разговор о любви неизбежно скатывается в термины и понятия? Даже если вы всерьез разговариваете с близким человеком, нетрудно разойтись во мнениях, потому что вариантов тут немало:
- любовь может представляться чем-то высоким и недостижимым и одновременно близким, но неуловимым и ускользающим;
- может описываться как что-то внезапное и даже нежеланное: как снег на голову;
- кто-то выскажет рациональный взгляд, что это всего лишь биохимический коктейль из дофамина, окситоцина и других обычных подозреваемых и он рационален и нормален;
- у людей постарше такой разговор может вызвать горькую усмешку: «любви нет», «романтическая дурь это», «жили без любви всю жизнь, и что?».
Каждый раз, когда я такое слышу, мне становится грустно. А вам?
Это небольшое и совсем уж неформальное исследование началось, как часто случается, как предложение редакции — и вызвало у меня некоторое сопротивление и одновременно любопытство. «Ну и о чем я буду писать?» — вопрошал я и себя, и редактора Настю, и всех вокруг, потому что внезапно выяснилось, что никто не эксперт, но у всех есть мнение. В итоге я положился на опыт большого числа коллег по психологическому цеху и поделюсь любопытными находками и соображениями. Кажется, будто бы грани у любви могут быть следующими.
Это, безусловно, часть культуры и часть нарратива. Сценаристы знают, что в кино всегда или почти всегда есть «линия Б», параллельная основной сюжетной «линии А» — иногда это, конечно, дружба, но чаще — любовь и что-то про отношения. Еще это многими ощущается как слишком ясное, слишком избитое, слишком романтичное явление. «Ой, ну о чем тут вообще говорить», — может возразить собеседник — и затем сердце чуть колет, когда мы видим влюбленную пару на эскалаторе в метро или на краю садовой скамейки или листаем страницы Бунина — а тут и «Темные аллеи», и «Солнечный удар», и «Легкое дыхание» с его болезненной ревностью поверх любви. А раз это часть культуры и нарратива, то как будто любовь должна быть чем-то важным для выживания вида. Откуда же она?
Любовь родом из детства, безусловная и материнская. Когда маленький ребенок начнет расти и взрослеть, со временем придется узнать, что больше такой уже и не будет, — и как-то справляться с этим простым, но довольно грустным фактом. И вообще, хорошо бы, чтобы эта безусловная любовь была в детстве, потому что если любви и поддержки в этом возрасте было недостаточно, то недолюбленность может раз за разом повторяться во взрослых отношениях, не находя там безусловности, которой в партнерских отношениях уже и не место. И так выходит, что мы опираемся на любовь материнского гнезда, а затем учимся летать самостоятельно, ориентируясь на этот первоначальный опыт, раз за разом возвращаемся к нему и, конечно, будем сравнивать: «А нахожу ли я любовь и поддерживающие отношения в жизни, а возможно ли это вообще в той точке, в которой я сейчас нахожусь?» В общем, много сложных вопросов и большой отдельный разговор.
Дальше давайте отметим — и довольно быстро пройдем — любовь к себе. По дороге оставим за скобками нарциссическое самолюбование или, увы, самоотвращение, которое пассажиром может появляться в этом же месте. Что остается? Не вполне «любовь» к себе, а скорее спокойное принятие себя, своей независимости и автономности. Так молодой взрослый, вылетевший из родительского гнезда, наконец-то обретает самостоятельность, чтобы в дальнейшем любить и строить отношения, которые как раз и опираются на эту самостоятельность, а не на воспоминания об утраченной безусловной любви из детства.
Мы опираемся на любовь материнского гнезда, а затем учимся летать самостоятельно.
Когда эти точки отмечены, можно поговорить про любовь во взрослых отношениях, и в них мгновенно обозначится тема про границы. В детстве любовь безусловная и безграничная, потому что крошечный ребенок — продолжение матери. Во взрослой жизни и во взрослом партнере довольно быстро обнаружатся его границы — и начнут обозначаться свои собственные. Придется улавливать их, приближаться и как-то справляться с отдалением, не сбегать от страха быть непринятым, находить друг в друге схожесть и общность и замечать различия, рисковать, идти на конфликт и отыскивать в себе гибкость, чтобы мириться.
В общем, сложные вещи про любовь: рисковать и открываться другому (привет всем историям про первые знакомства и признания), отыскивать в себе интерес к другому (и хорошо бы не наоборот), наконец, упражнение со звездочкой: позволять себе постепенно меняться под влиянием другого, не приспосабливаясь, конечно же, в одностороннем порядке.
Кирилл Доешвили, «Время, когда у созвездий меняется смена»
Как и сама жизнь, любовь — это движение, а не замершая идеальная картинка из запрещенной соцсети. Мышление такими картинками — рецепт для отделки интерьера, но не для жизни. Жизнь-то идет вперед, не спрашивая наших желаний и чаяний. И как раз где-то здесь можно погрустить о несбыточности утраченной безусловной любви самого раннего детства, ну а дальше — дальше жить жизнь и находить ее ответы. Искать собственные варианты и определения любви. Выбирать то, что подходит, и отказываться от того, что не по сердцу. Искренне верить в романтику и чувства или полагаться на разум и теплоту близости. Нет неправильных ответов, если поисками любви мы занимаемся исходя из собственных желаний и потребностей — и хорошо бы, конечно, вместе.
Наверное, поиск своего индивидуального узора любви — это и лучший рецепт справляться с социальной гранью (FOMO, проще говоря) этого переживания. Чтобы меньше оглядываться на якобы идеальные пары и «идеальные отношения» и постепенно нащупывать свое, уникальное и настоящее.
