Рекорды и доходы
Среди драгоценностей королевской семьи Бурбон-Парма, которые были выставлены на женевские торги Sotheby’s, оказалась подвеска с натуральной жемчужиной, принадлежавшая королеве Марии-Антуанетте. Она была продана за 36,5 млн франков. Прежде самая высокая цена за жемчуг составляла $11 млн. Во столько оценили знаменитую «Перегрину» из коллекции Элизабет Тейлор. Эта жемчужина тоже знала королев, и не одну — но печальная судьба Марии-Антуанетты оказалась лучшим катализатором цены.
Новый рекорд в очередной раз поставил перед продавцами и покупателями украшений главный вопрос: ювелирные изделия — это вложение денег, объект инвестиций или (при уникальном провенансе) объект коллекционирования и поклонения. Была ли жемчужина Марии-Антуанетты бесценным вложением? Вряд ли — в конечных цифрах сыграла роль ее исключительная историческая ценность. Будет ли она стоить больше в будущем? Тоже вряд ли. Оправданна ли эта цена? На этот вопрос может ответить только тот, кто купил драгоценность — для него оправданна, для менее сентиментальных дилеров — неимоверно завышена.
Сакраментальный вопрос — во что вкладывать деньги — звучит всегда, когда речь заходит о драгоценностях. Людям веками внушали мысль, что золото и камни — это дорого и навсегда. Как только не называли бриллианты: и переносным богатством, и антикризисным вложением, и капиталом, который никогда не упадет в цене. При этом любой финансист скажет вам, что драгоценные камни — это пассивная инвестиция, которая может служить способом сохранения средств, но не способом их приумножения. Дилеры драгоценных камней, скорее всего, посоветуют приобрести не один большой камень высоких характеристик, а десять маленьких так называемого коммерческого качества — их всегда можно реализовать в трудную минуту. Но если вы не дилер и не собираетесь посвящать жизнь перепродаже драгоценностей, вряд ли эта операция принесет ожидаемый результат.
Аукцион как регулятор стоимости
Каким же образом определить, что в этом мире временно, а что только вырастет (или хотя бы не потеряет) в цене в будущем?
В России по-прежнему практически не существует вторичного рынка. Купить драгоценность при нынешнем законодательстве уже становится очень трудно, а продать — практически невозможно. Ломбарды и скупки предложат вам компенсацию по цене золотого лома, камни будут оценены по нижней границе цен. Россыпь драгоценных камней в современных изделиях вообще не будет принята в расчет.
По всему миру цены на драгоценности регулируются аукционными домами. Крупнейшие из них — Sotheby’s и Christie’s, уже не первый век торгующие камнями и украшениями. Главные торги проходят в Женеве, Нью-Йорке и Гонконге два раза в год (весной и осенью). Они называются Magnificent Jewels и выступают камертоном аукционной жизни и мировых цен на драгоценности.
Организаторы Christie’s и Sotheby’s прекрасно понимают, что самые важные мировые дилеры камней и антикварных украшений вряд ли найдут время, чтобы приехать в одно и то же место дважды. Поэтому конкурирующие аукционные дома, смирив возможную гордыню, укладываются в два дня, и публика плавно перетекает из одного зала в другой, чтобы увидеть все, чем сегодня богат ювелирный мир.
Дилеры драгоценных камней, скорее всего, посоветуют приобрести не один большой камень высоких характеристик, а десять маленьких так называемого коммерческого качества — их всегда можно реализовать в трудную минуту.
У каждых торгов есть своя специфика: Нью-Йорк торгует вещами ар-деко, Гонконг отдает предпочтение цветным бриллиантам и священному для Востока камню жадеиту (эти торги носят название Magnificent Jewels & Jadeite), Женева собирает исторические шедевры и королевские драгоценности (поэтому Sotheby’s добавляет в название Noble Jewels). И всюду — крупные драгоценные камни. Именно для Magnificent Jewels приберегаются главные лоты.
Вещь, засветившаяся на таком аукционе, да еще и хорошо проданная, получает своего рода свидетельство собственной ценности и инвестиционной привлекательности. Будучи выставленной на аукцион в следующий раз, она уже наверняка получит более высокий эстимейт и вправе рассчитывать на повышение цены.
Так было, например, с коллекцией актрисы Эллен Баркин, выставленной на аукцион Christie’s в 2006 году в связи с ее разводом. Пять с половиной лет актриса была замужем за миллиардером Рональдом Перельманом и в результате оказалась обладательницей уникальной коллекции, включающей 17 украшений самого дорогого ювелира современности JAR, а также огромных бриллиантов, не нуждающихся в имени, чтобы быть дорогими. Покупатели набросились на коллекцию Баркин, которая была продана меньше чем за три часа. Пара серег с топазами, рубинами и бриллиантами, предварительно оцененная в $60 тыс. — 80 тыс., была продана за $710,4 тыс. На серьгах стояло клеймо JAR — и это, по словам тогдашнего главы ювелирного отдела Christie’s Франсуа Кюрьеля, определило конечную цену. С тех пор эти серьги побывали на аукционе еще раз, и их стартовая цена составляла уже $500 тыс. — 700 тыс.
Аукционы драгоценностей становятся важнейшим событием в обычно сонной Женеве, хотя люди, гуляющие по набережным Женевского озера, вряд ли подозревают, какие страсти кипят всего в двух шагах от них. Торги проходят в гостиницах. Публика в основном возрастная, но есть и молодые кураторы галерей. В центре аукционного зала конторка-кафедра, за ней — аукционист. Начинает торги глава ювелирного отдела, потом его сменяют коллеги, но заканчивает тоже он — поскольку в конце идут главные лоты и главная борьба. У каждого из этих людей — своя манера и свой темперамент. Дэвид Беннетт из Sotheby’s и Рауль Кадакия из Christie’s дали бы фору профессиональным актерам — они не только видят весь зал и сотрудников, сидящих на телефоне, строчат цифрами на двух языках, как из пулемета, но еще успевают шутить! В начале аукциона на каждый лот уходит меньше минуты. В конце — по 15 и больше. Дэвид Беннетт легко «достает» из присутствующих любую сумму — даже если счет идет на миллионы. Зал только вздыхает и крякает.
Что сегодня в цене
Понять тенденции рынка камней достаточно трудно. От раза к разу конъюнктура складывается по-разному. То в почете желтые бриллианты — а через полгода на них никто уже не смотрит. То в фокусе внимания оказывается натуральный жемчуг — а через год то, что получало миллионные суммы, не продается вообще.
Обычная публика практически ничего не знает про натуральный жемчуг родом из Персидского залива — настолько изобретение г-на Микимото засело всем в голову. Натуральный жемчуг сейчас не ловят — это всегда гарантия того, что перед нами историческая вещь, поэтому цена на такой жемчуг сравнима со стоимостью яхт и самолетов. Как говорила одна известная дама 20-х годов прошлого века: «Муж хотел купить мне яхту, а я попросила вместо этого нитку жемчуга. От яхты меня укачивает, а от жемчуга — никогда».
Цены на натуральный жемчуг сегодня (в зависимости от качества, конечно) доходят до трех миллионов долларов за нитку. Тот, кто не в теме, скорее всего, будет разочарован при взгляде на такой жемчуг — культивированный бывает гораздо крупнее, ровнее, лучше блестит. Но, увы, практически ничего не стоит. Вернее, цена, которую вы платите в магазине, ничем не подтверждена — ни на аукцион, ни обратно в магазин культивированный жемчуг не примут. За $7 млн в свое время ушли две нитки из знаменитого семирядного жемчужного ожерелья махараджи Бароды. Уже упоминавшаяся жемчужина «Перегрина», вставленная в помпезное бриллиантовое колье работы Cartier, была продана за $11 млн (цену самого колье при этом никто даже не считал). Эта жемчужина была подарком испанского короля Филипа Второго королеве Марии Тюдор, или Кровавой Мэри, как ее окрестил народ. После смерти Марии жемчужина вернулась в Испанию, украшала многих европейских королев, в конце концов стала подарком Ричарда Бертона Элизабет Тейлор.
Всплеск интереса переживают творения художников ХХ века — Рене Бойвана и Сюзанн Бельперрон. Несмотря на мужское имя, дом Boivin многие годы возглавляла женщина — вдова Рене Бойвана. Ювелирный мир был (и остается) в основном мужским, роль женщин в нем если не замалчивалась, то игнорировалась. После смерти художника в 1917 году вдова и дочь, понимая, что женщинам в бизнесе не доверяют, скрыли этот факт от клиентов. Сегодня это одно из наиболее уважаемых и коллекционируемых имен в ювелирном мире.
Цены на натуральный жемчуг сегодня доходят до трех миллионов долларов за нитку.
Сюзанн Бельперрон, начинавшая свой дизайнерский путь в компании Rene Boivin, как известно, не подписывала свои произведения (ей принадлежит крылатая фраза «Мой стиль — моя подпись»). Она работала с частными клиентами, и гарантией качества служило то, что она передавала им свои работы из рук в руки. Наверно, она очень удивилась бы, узнав, что через 40 лет после ее смерти специалисты будут гадать, принадлежит ли та или иная вещь «ее руке». Говорят, она хотела сжечь свои эскизы перед смертью, чтобы ее никогда не подделывали, но не успела. Все обернулось именно тем, чего она боялась: компания под ее именем открыла магазин в Нью-Йорке.
Однако новые вещи, хотя и сделанные с применением современных технологий и более совершенные в техническом плане, лишены авторской харизмы. А вот вещи, которых касалась рука Бельперрон, взлетели в цене. Например, авангардный браслет, сделанный для Эльзы Скиапарелли, ушел на Sotheby’s за 212,5 тыс. франков. Ничего особенного, скажут те, для кого ювелирное дело заключается только в каратах. Серебро и топазы, нарочито грубый, но чрезвычайно сильный дизайн. Очень маленький размер — не каждая рука туда втиснется.
Тем не менее браслет вызвал невероятный энтузиазм покупателей, как и брошь с цитринами и дымчатым кварцем. Сделанная в 1940-х годах, она полностью выражает не только стиль, но и обстоятельства того периода — трудности военного времени, отсутствие дорогих камней, любовь к сильным и в то же время изящным вещам, свойственную не желавшим сдаваться прекрасным дамам.
Украшения современных, ныне живущих авторов попадают на Christie’s и Sotheby’s крайне редко, аукционы отбиваются от них как только могут, поэтому досужие разговоры о том, что попасть на торги — раз плюнуть, не имеют под собой никаких оснований. На больших аукционах встречаются вещи немецкой марки Hemmerle, украшения итальянского дизайнера Мишеля Делла Валле и произведения еще пары имен. Кое-какие шансы есть у вещей с редкими камнями, но сам по себе камень отнюдь не служит гарантией успешной продажи. Главный ювелир нашего времени — Жоэль Артур Розенталь (JAR) в последнее время представлен на аукционах не самыми яркими вещами — зато «носибельными». Особого ажиотажа они не вызывают, хотя и собирают значительные суммы. Значит ли это, что его украшения уже выработали свою цену на аукционах и перестали быть сенсацией, или просто оказались в неправильном контексте, — пока не понятно.
И еще одна вещь, о которой трудно умолчать. Аукционы в целом «не про искусство». Хотя все говорят и пишут про вещи красивые и редкие, львиная доля лотов, в том числе старые украшения, явно предназначены на слом. Их покупают ради камней, которые потом используют в новых ювелирных творениях. Многие вещи 1950-х годов, даже подписанные знаменитыми именами, в ближайшем будущем прекратят существование и растворятся в потоке «ювелирного вала», который неостановим. Многих из них не жалко (хотя за каждым стоит труд множества людей). Другие вызывают горечь и сожаление. Но такова уж природа ювелирного бизнеса. Его главный аксессуар — не книга по искусству, а калькулятор.
