Выставка — своего рода фантазия, подобная мифу о литературной биографии, к построению которого сам поэт относился весьма серьезно. Столь значительной экспозиции о Бродском не было доселе. И это большой подарок и его поклонникам и тем, кто, быть может, услышит это имя впервые.
Одиссея изгнанника родины начиналась в родительской квартире шестиэтажного дома Мурузи, «смотревшей на три улицы и площадь одновременно». Здесь Бродский прожил 17 лет; отсюда уезжал, чтобы больше никогда не вернуться.
Первая глава выставки открывается макетом (художник Алла Николаева), в масштабе 1:4 воспроизводящим знаменитые «Полторы комнаты». Но, в отличие от одноименного музея в Санкт-Петербурге — аллегории отсутствия и пустоты, интерьер «домика» максимально наполнен уютом, вещами, согрет теплым светом под абажуром. Пластинка Моцарта, недокуренная сигарета, неубранная кровать…
Друг Бродского, историк архитектуры и реставратор Михаил Мильчик, на фотографиях запечатлел обстановку того воскресенья, 4 июня 1972 года, когда, кое-как уложившись, Бродский сел в такси и отправился в аэропорт Шоссейная. Пулково он станет называться через год.
К тому моменту у Бродского на родине — лишь семь официально опубликованных стихотворений, в том числе детских. «Баллада о маленьком буксире» в журнале «Костер» — в том числе.
За границей же он имел достаточно внушительный список публикаций.
Одна из самых известных фотографий Мильчика — поэт в вельветовом пиджаке, сидящий на кожаном чемодане перед таможенным досмотром, — образ, всегда сопровождающий разговоры о Бродском.
Разумеется, чемодан (не тот, конечно) в экспозиции присутствует, равно как и табло, где мелькают рейсы и города, которые когда-либо посещал Бродский.
Михаил Мильчик. И.А. Бродский на аэродроме Шоссейная. Ленинград, 4 июня 1972 года. Из личной коллекции М.И. Мильчика
Кураторы проекта, Юлия Сенина и Мария Гадас, изучили все его возможные перелеты с 1971 по 1996 год, и оказалось, что Иосиф Бродский — самый путешествующий из всех русских писателей. Это, как он сам говорил, была «компенсация за статику» в Советском Союзе.
Кураторы еще поняли, что ширина галереи Еврейского музея, где устроена выставка, равна ширине комнаты, что занимал поэт в Ленинграде.
Вторая глава, «Аэропорт», — «точка невозврата», и ее аккомпанемент — набор архивных документов, сопровождающих недобровольное выдворение поэта из страны: билет на рейс «Аэрофлота» Ленинград — Будапешт и далее в Вену, багажная квитанция с отметкой о перевесе багажа на 7 кг, выездная виза М N 208098 (из Библиотеки редких книг и рукописей Бейнеке в Йельском университете), впервые явленный публике документ — вызов в Израиль с разрешением на выезд (из РНБ) от фиктивного родственника Моисея Пинхасовича Бродского.
Третья волна эмиграции уезжала в один конец, без обратного билета, с отказом от советского гражданства.
По пути в аэропорт Бродский попросил таксиста остановится на Московском проспекте. Вышел и бросил в почтовый ящик письмо генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу со словами: «Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге».
Документы оставлены на условной стойке аэропорта, спроектированной архитекторами выставки Надей Корбут и Кириллом Ассом.
Экспозиция пронизана голосом Бродского, его гипнотической молитвенной интонацией.
Погружая в миры поэта, архитекторы выкрасили стены в серый цвет, «цвет времени и бревен».
Среди многочисленных смыслов и измерений выставки поэтическое — безусловно ключевое.
Стихотворение, посвященное музе географии «К Урании» (1987), поделено на четыре части и едва заметной нитью «прошивает» карту странствий Бродского.
«…Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?»
Между точками на карте кураторы предусмотрели остановки, мультимедийные переходы, рифмы воображаемым путешествиям. Первое — вовсе не воображаемое: деревня Норинская Коношенского района Архангельской области, куда Бродского сослали по обвинению в тунеядстве в апреле 1964 года.
Видим черно-белую видеосъемку тех мест, сделанную режиссером Еленой Якович в 1996 году, сразу после кончины поэта. На фоне абстрактного сельского пейзажа Бродский предавался изучению англоязычной литературы, переводам Роберта Фроста, Уистена Хью Одена, писал стихи — более 200 за полтора года.
Еще до ссылки он написал важнейший текст — «Большую элегию Джону Донну».
По радио «Голос Америки», которое в деревне не догадывались глушить, узнает о кончине Томаса Эллиота и откликается на известие пространной элегией.
Слышим, как Бродский читает стихотворение «Смерть Томаса Эллиота», предваряющее новую главу выставки — «Англия».
Оная посвящается становлению англоязычного поэта Иосифа Бродского. Транзитом из Будапешта он попадает в Вену, где встречается с другом, издателем Карлом Проффером, в дальнейшем немало поспособствовавшим адаптации поэта. Вскоре встречается со своим кумиром Уистеном Оденом. Именно для него в чемодане Бродского лежало две бутылки водки. Они вместе летят в Лондон, где Оден вводит русского поэта в круг мировой поэтической элиты.
Еще одним повторяющимся мотивом выставки оказываются окна. Каждое из них символизирует страну, о которой идет речь. За проемом с типично английской расстекловкой — свет лондонского утра. За ним «колышущийся» фростовский пейзаж: на выставке немало спецэффектов.
Еще одна кураторская идея — в каждой из комнат воссоздать «модуль существования», условный рабочий стол поэта с предметами, которые путешествовали с ним, окружали его повсюду, где бы он ни останавливался: фотография сына Андрея, родителей, Александра Ивановича Бродского и Марии Моисеевны Вольперт, получивших как минимум 12 отказов на выезд за границу для свидания с сыном, Анны Ахматовой, Фриды Вигдоровой, бюстик Пушкина, маленькая лодка — джонка, привезенная отцом из Китая, гондола, две пишущие машинки, с кириллицей и латиницей…
В каждом зале разнообразие открыток, коих Бродский был одержимый коллекционер, покупавший их в каждой стране: репродукции картин, изображения кораблей, горных вершин, линии горизонта, видов городов, зданий, интерьеров.
Проект дополняют произведения художников, особенно любимых Бродским. Офорты Рембрандта, предоставленные ГМИИ имени А.С. Пушкина и Государственным Эрмитажем, соседствуют с текстом «прямо с машинки». Зритель выставки прочтет его впервые.
Стихотворение «Рембрандт. Офорты» писалось в 1971 году по просьбе кинорежиссера Виктора Кирнарского его племянником Осей в качестве поэтического подстрочника к документальному фильму.
9 июля 1972 года Бродский переезжает в Америку и получает пост Poet-in-Residence (приглашенного поэта) в Мичиганском университете в городке Энн-Арбор. Привыкает к магазинному изобилию, причудливым устройствам вроде тостера, учится оплачивать счета и водить машину.
В издательстве «Ардис» выходит его поэтический сборник «Конец прекрасной эпохи» в мягкой обложке цвета «августовского синего» со шрифтом Фаворского.
Мортон-стрит, 44, в Нью-Йорке становится постоянный адресом Бродского.
Предпоследняя глава, «Швеция», — место триумфа. Здесь в 1987 году Бродский стал пятым и самым молодым нобелевским лауреатом по литературе из числа тех, кто писал на русском языке.
Швеция — место, где через три года после получения Нобелевской премии Иосиф Бродский женится на Марии Соццани, итальянке с русскими корнями. На столе среди привычных уже вещей — приглашение на свадьбу 1 сентября 1991 года. Церемония прошла в стокгольмской ратуше. Гостей почти не было.
Рядом под стеклом галстук Бориса Пастернака. По легенде, Нобелевскую лекцию Бродский читал с галстуком Пастернака в кармане. Передать эту вещь в Швецию смог его друг Евгений Рейн.
И наконец, шведские пейзажи, прохладный климат, безусловно, напоминали поэту Келломяки, Комарово, где в 1961 году он познакомился с Анной Ахматовой.
В Швеции он начал работать над эссе «Набережная неисцелимых», посвященном Венеции — городу, которым был одержим с детства, куда взял билет, как только получил первую зарплату поэта в Мичиганском университете, и поехал на рождественские каникулы.
Кадры киноленты Висконти «Смерть в Венеции» ведут в зал, украшенный полотнами Франческо Гварди, Клода Лоррена и окном, очертаниями повторяющими окно в доме Мурузи. За ним виден силуэт острова Сан-Микеле, где он и упокоится, перезахороненный вдовой 21 июня 1997 года на протестантской части кладбища.
Да, во плоти поэт Бродский на родину не вернулся.
Вернулся на бумаге. Бродского издают тысячными тиражами.
