Музейное сообщество разделилось. Кто-то отменил грядущие проекты, кто-то нет. Кто-то настаивает на том, что нужно взять паузу и выбрать тишину, кто-то считает, что, напротив, искусство может помочь и поддержать прямо сейчас. Ведется ли в сообществе какое-то обсуждение? Или каждая институция принимает решения самостоятельно?
Вы знаете, все сейчас действуют ситуативно: кто может позволить себе что-то не отменять из запланированного, тот постарается этого не делать, ведь помимо тезиса о поддержке наших посетителей есть еще момент, связанный с поддержкой производителей музейного контента, и речь не только о сотрудниках музеев, но и о многочисленных контрагентах, включенных в процесс создания выставок. Потом помимо выставок практически во всех музеях есть действующая постоянная экспозиция — как с ней поступать? Призвать всех временно залечь на дно было бы, возможно, этически правильно, но это не слишком реалистичный путь, особенно для государственных музеев. И потом никто не знает, сколько это «временно» может продлиться: для закрывшихся сейчас институций есть риск потом уже не открыться.
С другой стороны, искусство действительно может быть инструментом поддержки, а также способствовать диалогу людей с самыми полярными позициями. Мне кажется, сейчас как никогда важно напоминать людям о человечности и милосердии, пытаться хоть как-то снизить градус всеобщей озлобленности.
Что в целом ждет большие проекты в том случае, когда работы находятся не в России, а за рубежом? А это, как мы понимаем, ситуация скорее привычная, чем исключительная — работы часто приезжают из зарубежных музейных или частных собраний. Стоит ли беспокоиться о том, что возможен кризис в этой области?
Кризис в этой области налицо, а его глубина и продолжительность будут зависеть только от скорости завершения текущего конфликта в Украине. Даже если в какой-то момент возобновятся авиаперевозки, потребуется немалая политическая воля, чтобы вернуться к прежнему формату межмузейного обмена. Отношения на уровне отдельных институций могут оставаться хорошими, однако как бы директор того или иного европейского музея не был настроен на продолжение сотрудничества, оно будет невозможно по независящим от обеих сторон причинам. Чем дольше затягивается конфронтация с Западом, тем больше рисков для долгосрочного прекращения любых обменов культурными ценностями: в конце концов, произведения искусства — это тоже активы, и если становится допустимым конфискация яхты или национализация предприятия, то и неприкосновенность искусства в какой-то момент уже никто не сможет гарантировать.
Сейчас все внимание нашего музейного сообщества приковано к судьбе экспонатов выставки «Коллекция Морозовых. Шедевры нового искусства», которая проходит в парижском музее Fondation Louis Vuitton и включает в себя работы таких художников, как Огюст Ренуар, Поль Гоген, Винсент ван Гог, Поль Сезанн, Пьер Боннар. Если она не вернется на родину, то это будет страшным ударом для коллекций Пушкинского музея и Государственного Эрмитажа. Пока эти вещи надежно охраняет французское законодательство, а буквально на днях мы услышали заявление музея Fondation Louis Vuitton, что вещи будут обязательно возвращены России, однако ситуация может в любой момент кардинально измениться. Плюс сейчас вещи из российских собраний выставляются, скажем, в Италии, а там с точки зрения местного законодательства для них больше рисков.
В целом крупные международные проекты невозможны в атмосфере взаимного недоверия и враждебности, поэтому о них, боюсь, придется на какое-то время забыть. Россия всегда была европейской страной, наша культура и искусство максимально ориентированы на Европу, и невозможно в одночасье переключиться на условную Азию в плане культурного обмена. Более того, без сотрудничества с западными институциями невозможен и целый ряд выставок отечественного искусства, так как множество произведений того же русского авангарда находится в собраниях европейских музеев.
В частности, Еврейский музей и центр толерантности с большим сожалением был вынужден перенести на неопределенный срок ретроспективу Ивана Клюна: примерно половина вещей должна была приехать из Музея искусства модернизма в Салониках, где хранится значительная часть собрания Георгия Костаки — выдающегося коллекционера русского авангарда. Конечно, как и в случае с США, музейный обмен с которыми был прекращен еще в 2010 году, можно будет надеяться на сотрудничество с частными европейскими коллекционерами и институциями, однако и здесь все будет зависеть от того, насколько все они смогут быть уверены в неприкосновенности своих экспонатов на территории Российской Федерации. Это сейчас предсказать невозможно.
Сейчас не лучший информационный фон для популяризации русского искусства где бы то ни было.
Часто можно услышать мнение, что кризис — время возможностей. Согласны ли вы с этим утверждением на территории искусства? Можно ли говорить о том, что сейчас для художников и институций наступает время возможностей?
Боюсь, что я буду пессимистом, но я не очень понимаю, о каких новых возможностях в сфере культуры можно говорить. Вероятно, если ввиду кризиса прекратят существование какие-то из художественных площадок, то у кого-то появятся возможности занять их место — в прямом и переносном смысле. Кроме того, свое место под солнцем получат те культурные инициативы, которые до этого были в тени из-за определенного избытка предложения: по крайней мере, в Москве количество генерируемых институциями интересных проектов всегда превышало их возможности в плане выставочных площадей.
Именно поэтому многие музеи предпринимали усилия к их расширению: скажем, все последние годы происходило постепенное разрастание Пушкинского музея до настоящего Музейного квартала на Волхонке. Мне представляется, что в текущих условиях полноценное заполнение новых выставочных пространств будет весьма проблематичным. Из-за подорожания всего и вся будут пользоваться спросом относительно дешевые в производстве фотографические выставки, наверное, возникнут какие-то новые медиапроекты, но возможности все это делать и показывать и так были, причем на более высоком техническом уровне. Так что в целом я не вижу, кто может быть в выигрыше от всей этой ситуации.
Вопросы логистики, транспортировки и страхования предметов искусства обычно остаются за кадром для зрителя. Что сейчас происходит в этой сфере? Есть ли какие-то надежды на то, что искусства многочисленные санкции не коснутся?
Это самый болезненный вопрос, так как стоимость реализации любого крупного выставочного проекта складывается прежде всего из стоимости застройки и транспортных расходов. Мы привыкли в последнее время к проектам, реализованным на самом высоком уровне, как в плане подбора вещей, так и в плане архитектуры. Можно вспомнить, скажем, прошедшую в прошлом году в Третьяковской галерее выставку «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии», где за застройку отвечал Даниэль Либескинд — абсолютная мировая звезда в области архитектуры. Уверен, что в ближайшее время никто не сможет позволить себе такой роскоши хотя бы из-за резкого удорожания стройматериалов.
В том же 2021 году мы уже наблюдали значительный рост цен по ряду позиций, скажем, стоимость ДСП выросла примерно на 60%, в этом году спрогнозировать дальнейший рост цен не сможет никто. Что же касается транспортировки предметов искусства, то здесь мы, очевидно, увидим кратный рост стоимости, вызванный усложнением логистики. Отчасти его может компенсировать общее падение спроса на трансграничные перевозки произведений искусства, однако для всей этой отрасли сейчас настали очень сложные времена, и я не удивлюсь уходу с российского рынка каких-то игроков, что, опять же, только подстегнет рост цен.
Как вы думаете, могут ли столкнуться русские художники за границей с проблемой игнорирования и критикой? Может ли произойти такой «перенос» и отрицание? С правительства и его решений на художников, галереи, проекты?
Вы знаете, пока я и мои коллеги из самых разных музеев получаем только слова поддержки от зарубежных партнеров, сейчас даже, скорее, можно говорить о критике изнутри нашего арт-сообщества, которое, как вы верно заметили, оказалось расколото. Но, безусловно, сейчас не лучший информационный фон для популяризации русского искусства где бы то ни было, и не обходится ни дня без какого-то громкого хлопка дверью. Скажем, в начале марта Министерство культуры и национального наследия Польши выпустило коммюнике, где не только призвало к отказу от сотрудничества с представителями культуры Российской Федерации, но и настоятельно рекомендовало «воздержаться от представления произведений русской культуры и русских художников».
Это очень тревожный сигнал, хотя в целом все стараются разделять российское правительство и учреждения культуры, не говоря уже об ученых и художниках. К слову, сейчас повсеместно в Европе и США возникают инициативы по поддержке не только украинских художников-беженцев, но и художников, эмигрирующих из России и Беларуси. Я видел сообщения о том, что слависты в разных странах составляют списки исследователей и художников «в зоне риска» (scholars/artists at risk) для срочного принятия на работу или учебу и ускоренной выдачи соответствующей визы. Очевидно, что мы сейчас столкнемся с массовой эмиграцией не только айтишников, о которой все говорят, но и людей творческих профессий. Это неизбежность в условиях ухудшения финансового положения людей, которое в первую очередь затрагивает «внебюджетников», а также фактического введения в стране цензуры.
Что касается поддержки музеев и в целом сферы искусства со стороны государства, то я бы на нее не рассчитывал: как в том числе показала пандемия, «людям наверху» музеи не кажутся чем-то системообразующим, поэтому в экономически трудное время поддержка им, скорее всего, будет оказана в последнюю очередь.
