Михаил Булгаков сестре Наде
31 декабря 1917 года
«Через два часа придет Новый год. Что принесет мне он? Я спал сейчас, и мне приснилось: Киев, знакомые и милые лица, приснилось, что играют на пианино… Придет ли старое время? Настоящее таково, что я стараюсь жить, не замечая его... не видеть, не слышать! Недавно, в поездке в Москву и Саратов, мне пришлось все видеть воочию, и больше я не хотел бы видеть. Я видел, как серые толпы с гиканьем и гнусной руганью бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве... тупые и зверские лица... Видел толпы, которые осаждали подъезды захваченных, запертых банков, голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров, видел газетные листки, где пишут, в сущности, об одном: о крови, которая льется и на юге, и на западе, и на востоке, и о тюрьмах. Все воочию видел и понял окончательно, что произошло. Идет Новый год. Целую тебя крепко.
Твой брат Михаил».
Астрид Линдгрен читательнице Саре Юнгкранц
3 января 1973 года
«День Рождества я храню как драгоценность. Никуда не хожу и никого не принимаю — сижу одна-одинешенька, читаю, слушаю музыку и наслаждаюсь, прямо умираю от наслаждения. Рождество, по-моему, лучший день в году.
У вас погода такая же паршивая, как тут? Пара кило снежку сейчас совсем бы не помешала. <…> Не надо мне ничего дарить, у меня уже есть твои фотографии. И чудесное письмо. Ну давай, чтобы все у тебя было хорошо, и ничего не бойся. И счастливого нового 1973 года. Астрид».
Андрей Платонов жене Марии и сыну Платону
30 декабря 1926 года, Тамбов
«Мусенька и Тотик! Когда это письмо придет к вам, будет уже Новый год. С Новым годом, родимые мои! С новыми надеждами, с новой любовью к старому мужу, с новой и крепкой радостью и, наконец, с мировым успехом — на который мы с тобой имеем такое большое основание, который мы заслужили своим страданием и своим мозгом, черт возьми!»
Владимир Набоков художнику Мстиславу Добужинскому
2 января 1942 года
«Дорогой друг Мстислав Валерьянович, благодарю вас за очаровательную крисмас-карточку и милые слова. Страшно рады будем вас повидать, когда будете в Бостоне. Я бываю часто в Cambridge, где занимаюсь своими [далее следуют изображения трех бабочек] в музее. Пишу и печатаюсь, да все по-английски. Мы с Верой желаем вам и Елизавете Иосифовне безоблачного Нового года.
Ваш В. Набоков».
Антон Чехов писателю и журналисту Николаю Лейкину
31 декабря 1883 года, Москва
«Уважаемый Николай Александрович!
Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем, с новыми подписчиками. Желаю всего хорошего. Простите, что посылаю немножко поздно. Впрочем, Вы, согласно Вашему последнему письму, получите мой транспорт 1 января. И заметки длинны, и новогодний рассказ длинен — каюсь. Но ради (впрочем, здесь ни к селу ни к городу это "но"), ради того, что новогодний нумер должен быть отменно хорош, прошу Вас на сей раз не поцеремониться и сократить, елико возможно. Сам я не взялся сокращать; Вам виднее, что идет к делу, что лишнее. Уповаю, что с Нового года буду более порядочен в своих транспортах. В Питере — увы! — на праздниках не буду. Денег нет. Разорился вконец за праздники. Вчера получил письмо от Пальмина. Письмо изложено стихами. "Дикий" поэт пишет, между прочим, что он писал Вам о высылке торшона для брата. Если Вы справедливый человек, то Вы, получив это поручение, страшно рассердились. Грешно беспокоить мелкими поручениями такого занятого человека, как Вы. Брат не сообразил этого, прося Пальмина написать Вам, — оба они были подшофе. Это во-первых. А во-вторых, ежели будете высылать торшон, то не высылайте его на мое имя. Не имею времени ходить в почтамт. Высылайте на имя "Будильника" с передачей. А шикарный "Альманах" выпустил Буква! Совсем заграничное издание.
Пристаю к Мише Евстигнееву, чтоб он написал свою автобиографию. Хочу у него купить ее. Редкое "житие"! Пристаю уже год и думаю, что он сдастся. Пишу о нем в нынешних заметках.
Пальмин непременно будет в раю.
Ах да! Большущее спасибо за "Христову невесту"! Отдал в переплет. Мороз. Метелица... А за сим с почтением Ваш покорный слуга А. Чехов».
Марина Цветаева секретарю и последователю Льва Толстого Валентину Булгакову
29 декабря 1927 года
«С Новым годом, дорогой Валентин Федорович! Желаю Вам в нем — но у Вас все есть — а Россия — в 1928 г. — несбыточна. Где Вы и что Вы? Я Вам недавно писала через Анну Антоновну. Если отзоветесь, напишу большое письмо.
Нынче выходит № III "Верст" и, скоро, моя книга стихов "После России" (1922—1925 гг.) — получите обе.
Всего лучшего Вам и Вашей семье от нас всех. МЦ».
Марина Цветаева редактору журнала «Современные записки» Вадиму Рудневу
31 декабря 1934 года
«С Новым годом, дорогой Вадим Викторович!
Дай Бог — Вам и журналу...
А пока, как новогодний Вам подарок — 4 артистически-урезанные, в самом конце, строки — переверстывать придется самую малость. Новый год встречаю одна, как большевики пишут: "Цветаева все более и более дичает". <...>
Сердечный привет и лучшие пожелания. МЦ».
Александр Блок другу, юристу Александру Гиппиусу
28 декабря 1902 года, Петербург
«Милый Александр Васильевич! Я почти все это время сижу дома. Начал выходить и опять заболел, даже слег, теперь лучше, но до начала января, пожалуй, придется просидеть еще. Все читаю, пишу и прочее, однако чувствую себя бодро и не в пример временам прошедшим. Когда поправлюсь, приду к вам. Как вы себя чувствуете? Поздравляю вас с Новым годом уж заранее, хотя еще не чувствую его наступления, но чувствую, как всегда в это время и в январе, весенний рост и теплые воздушные струи».
Александр Блок отцу Александру Блоку
Конец декабря 1904 года
«Милый папа.
Большое спасибо за присланные Вами сто рублей, которые пришлись очень кстати. Поздравляю Вас с близящимся Новым годом и, как всегда, желаю Вам всего лучшего.
Мне странно, что Вы находите мои стихи непонятными и даже обвиняете в рекламе и эротизме. Мне кажется, это нужно "понимать в стихах". В непонятности меня, конечно, обвиняют почти все, но на днях мне было очень отрадно слышать, что вся почти книга понята, до тонкости часто, а иногда и до слез, совсем простыми "неинтеллигентными" людьми. Не выхваляя ни своих форм и ничего вообще от меня исходящего, я могу с уверенностью сказать, что плохо ли, хорошо ли, — написал стихи о вечном и вполне несомненном, что рано или поздно должно быть воспринято всеми (не стихи, а эта вечная сущность). Что же касается "распродажи" в настоящем, то она идет, разумеется, "туго", что, впрочем, я мог ожидать всегда и ни на какие доходы не надеялся.
Если бы я хоть раз встретился с критикой "по существу", я, разумеется, воспринял бы с благодарностью самые сильные нападки. К сожалению, такая критика была еще пока только устная — и в малом размере. Раскаиваться в том, что книга вышла, я не могу, хотя и славы не ожидаю.
Еще раз большое спасибо за деньги. Будьте здоровы.
Ваш сын Ал. Блок».
Борис Пастернак прозаику и поэту Варламу Шаламову
2 января 1954 года
«Варламу Тихоновичу Шаламову.
Среди событий, наполнивших меня силою и счастьем на пороге нового 1954 года, было и Ваше освобождение и приезд в Москву. Давайте с верою и надеждой жить дальше, и да будет эта книга (не содержанием, не духом своим, а просто как предмет в пространстве и объект суеверия) талисманом Вам в постепенно облегчающейся Вашей судьбе и утверждающейся деятельности.
Б. Пастернак».
Осип Мандельштам жене Надежде Яковлевне Мандельштам
1 января 1936 года
«Деточка моя родная!
С Новым годом, ангел мой! За наше несчастное счастье, за что-то новое, что будет, за вечно старое, что моложе нас! Да здравствует моя Надинька, жена моя, мой вечный друг! С Новым годом, дитя! А я, дурной, два дня тебе не писал: третьего дня на радостях от телефона, а вчера от бестолочи. У нас вчера ночью гремел военный оркестр и были разные игры: Чехов в больничном халате, удочки с кольцами.
Я тут брожу с одним пареньком. Он тракторист. Способный, открытый, но думает, что во Франции Советы и что Францию переименовали в Париж. Я его крою, а он ко мне привязался, большевиком меня зовет. <…>
Здесь так плохо, что очень многие уезжают до срока. Неизбалованные работники районов. Все за счет организаций. Чай без сахара. Шум. Врачи — вроде почтовых чиновников.
Главный мне вчера сказал: вам нужно заведение закрытого типа, где лечат средние формы легких психопатий (там-де комнаты на одного и двух). Честное слово, он так сказал! — послушав меня две минуты. За 10 первых дней я прибавил 600 гр<аммов> веса (для младенца недурно). За месяц здесь многие теряют в весе. Похоже на школу-пансион из Диккенса. Другой врач говорит: "Вес для невротиков неважен". Да, еще: гл<авный> врач меня спросил: в каких клиниках я был до Тамбова. Завтра я должен оформить с директором продажу путевки. Выезжаю 5-го или даже раньше. С блаженством! Эти дни вроде дурного сна. Какой-то штрафной батальон... Денег мне в В<оронеже> до 20-го хватит. 15-го жалованье в Театре. 15-го же вернусь на работу.
Физически я здоров (думаю, что не только физически). Надо лишь окрепнуть. Я лишь могу заболеть, если придавленность не будет устранена. <...>
Твой Няня».
Варлам Шаламов Борису Пастернаку
27 декабря 1953 года, Озерки
«Дорогой Борис Леонидович.
Горячо благодарю Вас за присланные стихи, за Ваше отношение ко мне, право, мной вовсе не заслуженное. Как раз эти стихи мне дороги по-особенному.
Письмо Ваше дошло до Озерков лишь вчера, 26 декабря.
Сердечно поздравляю Вас и Вашу жену с Новым годом. Хочу, чтобы Ваш новый год был творчески сильным, чтобы в новом году была открыта Вам дорога к свободному объединению с читателем. Чтобы Вы по-прежнему были совестью нашего времени, чтобы не пришлось снова писать Магдалин.
Чтобы Вы хранили верность своему великому искусству — с той же неподкупной чистотой, как Вы это делали всю жизнь.
Я сейчас весь в Вашем романе, в его мыслях и идеях. Письмо о нем получается большое, боюсь, что оно Вас утомит. Благодарю Вас за "Фауста" (жена мне писала) и за все, за все.
Желаю здоровья и счастья.
В. Шаламов».
