— Вы были знакомы с Борисом Немцовым?
— Михаил Фишман: Да, я с Немцовым был хорошо знаком. Мы познакомились во время предвыборной кампании 1999 года в Государственную Думу, когда он был одним из лидеров предвыборного списка СПС. Я журналист, а Немцов дружил с журналистами.
— Я объясню, почему задала предыдущий вопрос. Журналист Андрей Архангельский назвал «Слишком свободного человека» по-хорошему американским фильмом, где удалось соблюсти редкую пока для России дистанцию авторов по отношению в любой правоте. Не сложно ли было как раз дистанцироваться и не уйти в съемки биографической истории?
— Вера Кричевская: Я никогда не дружила с Немцовым, но мы были очень давно знакомы по работе. Я была в команде старого НТВ, на НТВ после Гусинского, и делала очень много новостных политических проектов. Немцов был нашим постоянным гостем. Все вокруг действительно с ним дружили и со многими он был на «ты». Но у меня всегда с ним была дистанция — «Здравствуйте — до свидания». Когда он начал приходить на телеканал «Дождь», журналисты, которые были сильно моложе меня, кричали ему: «Борь, привет!». Но я была наблюдателем, следила за ним много лет подряд довольно пристально, но профессионально. Может быть, это мне лично при монтаже помогло не скатиться в комплиментарный биографический фильм, хотя, если честно, это вопрос только профессионального подхода. Познер писал, что фильм получился невероятно сбалансированным. И мне кажется, этого удалось добиться как раз благодаря эффекту нашего отстранения, тому, о чем пишет Архангельский. Мы посмотрели на все как будто издалека, и в фильме нет нашего голоса и мнений.
— Михаил Фишман: Я согласен с Верой. Я, кстати, вспоминаю, что всегда обращался к нему по имени-отчеству, хотя его действительно очень многие мои коллеги звали Борей. «Немцов дружит с журналистами» — это широкая формулировка. Да, я был одним из таких журналистов. Но я не был его соратником или близким другом, и мне было достаточно легко абстрагироваться от наших личных отношений, когда мы делали фильм. Мы хотели сделать интересный и важный с нашей точки зрения фильм про Бориса Ефимовича, и, как нам казалось, лучшим для этого было отойти на шаг в сторону. И в этом нет ни грамма неуважения, скорее наоборот.
— Что вас убедило делать этот фильм? Ведь после убийства Бориса Немцова уже было снято несколько документальных лент о нем.
— Вера Кричевская: Мы с самого начала с Мишей договорились, что первое — мы не делаем кино про личную жизнь Бориса Ефимовича, она нам исследовательски не была интересна. И второе — мы делаем кино про страну, про то, как эти две жизни, жизнь молодой России и жизнь Бориса Ефимовича переплелись. У нас с самого начала была сверхзадача сделать другой фильм, не фильм памяти, хотя то, что мы сделали — это, конечно, память. Ну как сказать…есть такой жанр «фильм к юбилею» — это точно мы делать не хотели.
— Хронометраж фильма — два часа, довольно много для документальной ленты. Но ведь материала у вас было еще больше. Как вы в итоге отобрали то, что вошло в финальную версию?
— Вера Кричевская: В самом начале мы выделили поворотные события, важнейшие для рассказа о Немцове и о России. Когда Миша общался с героями фильма, был общий набор тем, своего рода куски истории страны. То, что так много людей (в фильме звучат фрагменты интервью с Михаилом Ходорковским, Алексеем Навальным, Ириной Хакамадой, Татьяной Юмашевой, Михаилом Фридманом, Михаилом Прохоровым и другими — прим. ред.) говорило на одни и те же темы, дало с самого начала очень объемную картину истории. Потом эти отобранные по вехам куски достраивались либо голосом и рассказом самого Немцова, либо хроникой. Мы же не делали кино, где есть журналист, говорящая голова, который вел бы рассказ, а время спрессовывалось бы. Вообще фильмы без закадрового текста всегда длинные. Какие-то эпизоды мы отсеивали, потому что понимали — они второстепенны, больше про историю и меньше про Бориса Ефимовича.
Например, у нас было какое-то невероятное количество редакций истории о правительстве молодых реформаторов, про сделку со «Связьинвестом». А в какой-то момент мы полностью выкинули сюжет, связанный с делом писателей, когда Борис Николаевич Ельцин отправил в отставку Чубайса, Коха и разных других товарищей из-за скандала с книгой («Приватизация по-российски» — прим. ред.). Про «дело писателей» сложился очень интересный эмоциональный рассказ. И он хорошо был изложен самим Борисом Ефимовичем, хотя и не имеет прямого отношения к Немцову как таковому, он не был фигурантом этой истории, он остался работать в правительстве. И, таким образом, этот эпизод — яркий, интересный, с прекрасной хроникой — выпал. Нам надо было сокращать время. Я очень хорошо помню, что когда мы выложили все главы на таймлайн, там было больше трех часов. В процессе монтажа иногда были просто кровавые сокращения. Так, не вошла история про Сочи, из-за чего очень переживал Миша.
— Михаил Фишман: Да, мне, действительно, выборы мэра Сочи в 2009 году, первая, по сути, уличная кампания Немцова, представляется существенным эпизодом — по разным причинам. Но мы были ограничены и в хронометраже, и, что важнее, в средствах выражения наших мыслей.
Верино решение, что у нас не будет закадрового текста, а только голоса героев и самого Немцова, — это принципиальное решение. Оно наложило на нас серьезные ограничения: да, что-то нам стало легче рассказать, но что-то — гораздо сложнее. Собственно, пришлось жертвовать публицистикой: я брал интервью у всех героев картины, и у меня, политического журналиста, есть свое представление о причинах и взаимосвязях разных событий, но я не мог это вложить в голову моим собеседникам. То, что они говорили, то и звучит в фильме. И получилось, по-моему, правильно: мы не писали кино-колонку, пусть очень обстоятельную, а делали фильм с Немцовым в главной роли.
У меня было ощущение уже в процессе работы, что мы даем людям шанс с ним увидеться и поговорить еще раз.
— Как родилась идея через весь фильм пустить закадровый голос самого Бориса Немцова? Временами у меня возникало ощущение, что он как будто жив и говорит со зрителем с экрана.
— Вера Кричевская: Борис Немцов — такого уровня харизматик, что интереснее, чем он, рассказать про его жизнь не может никто. Остались его интервью, очень много голоса, он невероятного много рассказывал. И я подумала, как было бы круто, если бы он сам рассказал про свою жизнь. Было очень эмоционально, нервно, когда мы работали с голосом человека, который ушел. И я подумала — это же фантастический шанс еще раз с ним встретиться. У меня было ощущение уже в процессе работы, что мы даем людям шанс с ним увидеться и поговорить еще раз. Может быть, это звучит самонадеянно, но так оно и есть — ты как будто пришел с ним на встречу. Мне очень хотелось, чтобы было такое ощущение, что он жив.
— И вам его удалось передать. Скажите, а были люди, чьи голоса вы хотели услышать в фильме, но герои отказались?
— Михаил Фишман: Отказались несколько человек, но поймите меня правильно, мы не всегда настаивали. Нам понятно, что есть герои, без которых это уже другой фильм. Например, участие Анатолия Чубайса нам представлялось важным. Он — не просто близкий соратник Немцова, но и ключевая фигура всей политической истории второй половины 90-х годов. Анатолий Борисович отказался участвовать: не смог, не сложилось. А есть те, кто отказался, но без них это все равно тот же самый фильм.
— Вера Кричевская: Еще отказался принять участие в фильме Игорь Малашенко, а нам очень важен был его голос, поскольку сюжет со «Связьинвестом», с олигархами очень драматичный и очень много объясняет. Нам, конечно, хотелось услышать ту сторону, но мы не смогли договориться.
Убийство в этом фильме есть. И фильма не было бы, если бы не было этого убийства.
— Почему вы решили почти не касаться в фильме убийства Немцова? Михаил говорил, что это в первую очередь история о герое и времени. Но разве одно из самых резонансных убийств в современной истории России — не характеристика текущего исторического момента?
— Вера Кричевская: Понимаете, мы делали другое кино. Чтобы рассказывать про убийство, нужно было делать фильм-расследование. Это совсем другой жанр. У нас даже не было такой задачи, это было принципиально с самого начала. Композиционно я очень хотела сразу начать с убийства. И мы так и сделали, зафиксировали то, что случилось.
Еще мне всегда важна миссия. Если бы мы рассказали в деталях про убийство, мы бы ничего на самом деле не сделали для памяти Бориса Ефимовича, для людей, которые посмотрят этот фильм. Мне кажется, что мы пытались рассказать историю. И, проведя эти два часа с Немцовым, как будто более глубоко понимаешь весь ужас и всю несправедливость этой потери. В атмосфере бесконечного вранья, информационных войн, пропаганды и промывания мозгов нам было важно рассказать многоголосную, максимально приближенную к правде историю про Бориса.
— Михаил Фишман: Убийство в этом фильме есть. И фильма не было бы, если бы не было этого убийства. Фильм с него начинается и им заканчивается. Но мы с Верой сразу, не обсуждая, поняли, что не будем разбираться в его деталях. Нет человека в России, который не знал бы, как умер Борис Немцов. Я сам написал не одну статью о том, кто, как и почему убил Немцова. Но к этой картине, описанной российской независимой прессой уже больше года назад, мы ничего добавить не можем. И не хотим. Это не значит, что нам это безразлично. Конечно, нет. Заказчики этого убийства должны за него ответить, и надо этого добиваться (исполнители вроде бы сидят на скамье подсудимых). Но сейчас не это наша задача.
— Каковы шансы фильма «Слишком свободный человек» встретиться с широкой публикой? Уже ясно, каким будет прокат картины?
— Вера Кричевская: Это, в первую очередь, вопрос к прокатчикам, но у нас, тьфу-тьфу, пока более или менее что-то выстраивается с прокатом.
— Михаил Фишман: Фильм покажут в нескольких городах (Москва, Нижний Новгород, Санкт-Петербург, Сочи, Ярославль, Екатеринбург, Красноярск — прим. ред.). И это замечательно. Когда мы начинали, мы об этом даже и не мечтали.
— А как думаете, в современных реалиях есть вероятность того, что ваше кино будет показано по федеральным каналам?
— Михаил Фишман: Я бы пока особо не рассчитывал на федеральное телевидение.
Расписание специальных мероприятий, приуроченных к выходу фильма:
