Прима-балерина Мариинского театра и Американского театра балета представит два одноактных спектакля, сделанных специально для нее знаковыми европейскими хореографами: Жан-Кристофом Майо (Балет Монте-Карло) и Каролин Карлсон (Национальный хореографический центр в Рубэ Нор-Па-де-Кале, Франция). Майо сочинил балет Switch («Переключение»), а Карлсон — Woman in а Room («Женщина в комнате»). Мировая премьера прошла осенью прошлого года в Калифорнии.
В «Переключении» использована музыка Дэнни Эльфмана, автора саундтреков для «Симпсонов», «Баек из склепа» и «Отчаянных домохозяек». Майо придумал бессюжетный спектакль, героиня которого, по словам Вишневой, некая театральная звезда с жестким характером. Впрочем, заказчицу балета это не смутило. Мало того, она, не опасаясь соревнования в мастерстве, выступает рядом с Бернис Копьетерс, примой Балета Монте-Карло, блистательной специалисткой по современному танцу. Мизансцены то и дело напоминают кинокадры из психологического триллера: три персонажа действуют в утонченно обставленной комнате с низко висящими светильниками, то двигаясь по стильным интерьерам, то восседая на дизайнерской кушетке. Герои образуют особое эмоциональное пространство, в котором, как говорит Вишнева, живет «история о женщине, ее альтер-эго и отношениях с мужчинами». Диана в блестящем платье от Лагерфельда танцует на пуантах, но классической гармонии в балете не предусмотрено: ноги балерины не только щеголяют вытянутыми, как положено в классике, стопами, они могут и «неэстетично» шаркать по полу всей ступней. В конце концов и пуанты, и Лагерфельд, и эмоции будут сброшены, и героиня, как будто сняв театральную маску, устало улыбнется публике.
В опусе Каролин Карлсон Вишнева самовыражается без партнеров, в одиночестве. Атмосфера и сценография «Женщины в комнате» навеяны прозой Вирджинии Вульф, фильмами Андрея Тарковского и поэзией Арсения Тарковского. Одиночество для них, как и для хореографа, — запутанный лабиринт, обширное и заманчивое пространство исследования. Карлсон уверяет, что на балет, анатомирующий женскую душу, ее вдохновил фильм «Ностальгия», но прямых аналогий искать не стоит. Как и в картинах Тарковского, тут стоит сосредоточиться на полутонах настроений, нюансах воспоминаний, перекличке времен. Танцы на музыку итальянского композитора-минималиста Джованни Соллимы и француза Рене Обри исполняются вокруг большого стола — символа мира и дома. Вишнева то танцует босиком, то гонит драйв на каблуках, меняя костюмы, прихотливо ломая гибкий торс и трагически закрывая лицо ладонями. А тазик с десятками лимонов создаст метафорический привкус чего-то яркого, но с подвохом: в красоте таится неизбежная кислинка. Ярко-желтыми плодами героиня, пережившая и ужас, и победу, в финале одаривает публику.
Майя Крылова
