С недавних пор владельцы ярмарки – российские бизнесмены, которые декларируют желание дать российским художникам выход к западному потребителю. Прибыльное ли занятие – строительство? Безусловно. Увлекательное ли? Для кого-то наверняка. Но вот успешный девелопер, председатель совета директоров RDI Group Дмитрий Аксенов в какой-то момент понял, «что просто строить дома – это не интересно, некрасиво и неполезно. А красиво и полезно получается, если интегрировать в строительство культурный аспект».
«Приумножайте красивое!» –
вход в Messe Wien Exhibition & Congress Center,
где прошла ярмарка Viennafair
Эта неочевидная, но смелая мысль привела к тому, что в 2010 году он вместе с компаньоном Сергеем Скатерщиковым купил 70% Viennafair. В июне 2013 года Скатерщиков из «венского дела» вышел, и его доля практически полностью перешла Дмитрию Аксенову.
Так Дмитрий, поклонник и коллекционер современного искусства, соединил любовь и бизнес. В своих интервью он объясняет, что современное искусство для него – часть девелоперской бизнес-стратегии. И она не ограничивается проведением Viennafair. «Например, мы делаем специальные проекты с художниками, – рассказывает он «РБК Lifestyle». – Вот недавно в Москве прошла выставка Виноградова и Дубосарского. И там был представлен один из наших проектов: мы попросили художников нарисовать один из наших домов. Интерес жильцов дома к выставке оказался крайне высоким. А это повышает их лояльность к нам. Мы не хотим, чтобы наше общение заканчивалось в момент обмена ключей на деньги. Мы хотим взаимодействовать с ним на всех уровнях пирамиды Маслоу. Когда вам не страшно и есть где жить, начинает хотеться чего-то еще. Обычно культуры».
Организаторы Viennafair ожидают от посетителей эмоционального контакта с произведениями
Дмитрий уверен, что у представителей высшего эшелона среднего класса времени приобщаться к искусству без подобного компромисса нет. «Это вы девушка любопытная, а люди как встали с утра, так и работают до вечера. Некогда буквально голову поднять. Вот тут дополнительный стимул и продвижение необходимы».
Между любовью и компромиссом
При отсутствии компромисса и недостатке любви приобщаться к современному искусству действительно получается только за счет любопытства. И при помощи экскурсовода Олега, который сопровождает меня по Viennafair.
– Ну что же, давайте пройдемся по стендам галерей, пообщаемся с галеристами и посмотрим, что здесь вообще есть.
На нашем пути – белые стенды, мужчины в шарфах, женщины с горящим взором и человек в костюме, отрывающий от собственного тела голову собаки. В общем, все очень современно. На столике рядом с оторванной головой собаки лежит запасная голова овцы. На стене рядом имя автора – Дебора Зенгль. Больше ничего не написано.
– Скажите, а почему нет никаких комментариев на тему того, что хотел сказать автор?
– Вы имеете в виду экспликации? – участливо интересуется Олег. – Понимаете, это пространство для профессионалов. Сюда приходят люди подготовленные и чаще всего они уже знакомы с большинством авторов и знают, что те хотели сказать. И потом, у посетителей должен складываться в первую очередь эмоциональный контакт с произведением.
Я с недоверием кошусь на правдоподобно волосатые руки безголового. Пожалуй, с ним у меня эмоциональный контакт уже сложился. Потом мы с Олегом бессистемно бродим между стендов. Возле некоторых он бодро останавливается и начинает приобщать меня к искусству.
– К сожалению, об авторе этой работы я ничего не знаю, но в ней определенно чувствуется заигрывание с австрийским акционизмом, развивавшимся в пику немецкому концептуализму. Словом, типичный случай исторической дислексии, – выдыхает наконец Олег. – А вот это, кажется, называется линеарная техника. Она подводит к восприятию модернизма…
Не знаю, как насчет модернизма, но к ощущению, что одного любопытства для диалога с современным искусством как минимум маловато, это подводит точно. Остается сосредоточиваться на эмоциональном контакте. Вот плюшевая ракета, на которой сидит плюшевый зверь, вот выстроенные стеной стаканы. Те, что в середине наполнены чем-то красным и в совокупности образуют крест. Как долго автор размышлял над концептом своего высказывания? Сколько времени он потратил на то, чтобы свой концепт реализовать?
Вот параллелепипед из разноцветных квадратов с углублением сверху. В углубление можно сесть. Ванна? «Упорство памяти», – шепчет Олег. «Что?» – пугаюсь я. «Название работы «Упорство памяти». Авторы – Ольга и Олег Татаринцевы. Вот они рядом стоят, можете задать им любые вопросы». Я испуганно мотаю головой. Кроме вопроса «что это?», у меня вопросов нет. Но если спросить – эмоциональный контакт будет нарушен.
Вот прямоугольное полотно, аккуратно поделенное на два квадрата. Один желтый, второй бирюзовый. Швеция? Украина? Рядом имя автора и цена (некоторые галереи не вынуждают покупателя к диалогу, а сообщают информацию сразу) – €5200.
|
Работы Катрин Фридрикс за несколько лет |
– Я, конечно, необъективна, – сообщает одна красивая девушка другой, – потому что обожаю современное искусство, а в этой галерее работала. Но посмотри – это Катрин Фридрикс. Постстритарт. От ее техники все с ума сходят – здесь три слоя масла, – указывает она на огромное серебристое полотно с жизнерадостной вереницей черно-белых перламутров узоров. – Стоимость ее картин буквально за несколько лет возросла с €20 тыс. до €200 тыс.
– Простите, а это что ? – осторожно интересуюсь, кивая на четыре квадрата – два салатовых, два розовых. У каждого посередине то ли клевер, то ли облако с надписью What the fuck ist heimat?
– Это Штефан Штрумбель, любимый художник Карла Лагерфельда.
– А это, как вам кажется, – махаю рукой в сторон желто-блокитного параллелепипеда, – зачем?
– Многие любят вешать такие вещи в офисе.
– За €5200? В «Икее» можно подобрать что-то нибудь похожее за двадцатку.
– Пожалуй. Но у этого не будет имени.
Произведение Штефана Штрумбеля, полюбившееся самому Карлу Лагерфельду
Подходи, не скупись…
Не страшно, когда люди рассказывают о своем, то есть нашем, времени на доступном им языке. И пусть параллелепипед – это все, что они могут сказать. Но стоимость творчества пугает не на шутку. Достаточно, чтобы нашелся кто-то один, кто купит его за €5200, – это автоматически повысит культурную ценность художника и следующий его параллелепипед уйдет уже за 10 тыс. А через сто лет все будут говорить о нем с придыханием, а висеть он будет где-нибудь рядом с Ван Гогом. Впрочем, у Дмитрия Аксенова на этот счет ни тревог, ни сомнений нет.
Дмитрий Аксенов
– Если Вася пойдет к своим друзьям и они захотят его в силу каких-то причин поддержать, он, возможно, своего человека без головы и продаст. Но вообще шансов у него – примерно как у моего сына, который может продать свое творчество только бабушке или мне. Поверьте, законы бизнеса, логики и здравого смысла здесь преобладают. И если в Васином человека некой смысловой нагрузки нет, шансов у него действительно нет.
– Вот смотрите, – вывожу я его на откровенный разговор о наболевшем, – некий Вася сделал человека без головы. Принес его в галерею. Галерист влиятельный, а значит, человек без головы вполне может оказаться у какого-нибудь коллекционера. А коллекционер тоже влиятельный. И все, понеслось…
– Хорошо, а кто определяет, если ли смысл в Васином человеке или нет?
– Совокупность агентов. Авторитет не так просто создать, как кажется со стороны. Конечно, можно вложить колоссальный бюджет, выдумать смысл и продвинуть человека без головы как предмет потребления. Но он, скорее всего, в истории цивилизации не останется. И зачем этим заниматься, когда есть настоящие художники, за чьими работами стоит колоссальное количество идей, смыслов и чаяний?
– То есть остается только верить профессионалам?
– Не верьте – время все расставит по своим местам. В конце XIX века за работу какого-нибудь Бугро можно было купить все работы импрессионистов. А что сейчас? Стоимость Бугро не сравнится со стоимостью любой картины импрессионистов. А все потому, что они действительно выражали состояние культуры на тот момент. В современном искусстве, конечно, пока много субъективного восприятия и коммерческого расчета, но за ними есть логика. Так, что вас всех обманула группа манипуляторов, точно не получится.
«...и торопливо, быстро расходимся»
Быть обманутым, и правда, не хочется. Но в глазах – спущенный флаг Евросоюза с прикрепленной к нему головой Ленина, а в голове – финал рассказа Татьяны Толстой о ее работе в фонде, поддерживающем современное искусство: «В прошлом году дали денег художнику, расставлявшему пустые рамки вдоль реки; другому, написавшему большую букву (слово) «Я», отбрасывающую красивую тень; группе творцов, организовавших акцию по сбору фекалий за собаками в парках Петербурга.
В этом году – женщине, обклеивающей булыжники почтовыми марками и рассылающей их по городам России, и группе, разлившей лужу крови в подводной лодке: посетители должны переходить эту лужу под чтение истории Абеляра и Элоизы, звучащей в наушниках. После очередного заседания мы выходим на улицу и молча курим, не глядя друг другу в глаза. Потом пожимаем друг другу руки и торопливо, быстро расходимся».
Варвара Брусникина
