У Наринэ Тютчевой особое отношение с наследием — она умеет показать то, что невозможно прописать в техзадании или начертить на компьютере: особую атмосферу, метафизику исторических зданий, районов и городов, того что уходит, если снести старое и построить точно такое же. Более того, постепенно, шаг за шагом, она приучает нас к тому, что это и есть подлинная ценность архитектуры.
Бюро «Рождественка» уже 33 года: за это время Наринэ Тютчева и ее коллеги успели поработать в самых разных масштабах и жанрах, занимаясь новым строительством и историческими зданиями, создавая камерные проекты и разрабатывая градостроительные решения. Наринэ считает, что «профессия архитектора требует полифонического видения — способности одновременно воспринимать пространство во всех его масштабах и качествах».
Например, сегодня «Рождественка» одновременно готовит крошечную вдумчивую инсталляцию к выставке «АРХ Москва» и проектирует резорт площадью 80 га на Истре, перестраивая под него «заброшенные дворцы» 1990-х, «изобретая новый ордер».
Несмотря на разнообразный опыт, Наринэ Тютчеву в первую очередь ценят как специалиста, который серьезно и тонко работает именно с историей. И дело не в том, что на счету «Рождественки» уже много громких успешных проектов и не в том, что Наринэ создала «РЕ-Школу», а просто каждый, кто хоть раз слышал, как она рассказывает о городах и зданиях, знает — у нее с наследием очень личные отношения: там, где многие видят старое здание и проблему, Тютчева видит истории, которые она вытаскивает на поверхность, так чтобы их увидели и услышали другие.
Сегодня существует большое количество архитектурных премий в области реконструкции и современного приспособления исторических зданий. Это отдельное большое направление в архитектуре, перспективное, модное, хотя и сложное. Трудно представить, но еще 25 лет назад, когда «Рождественка» делала первый свой громкий и заметный в городе проект — реконструкцию 5-го корпуса фабрики «Красная Роза», — он не получил никаких наград, несмотря на то, что был очень хорошо принят в профессиональной среде. Просто потому, что в начале 2000-х еще не было самой номинации «Реконструкция», этот жанр воспринимался как что-то утилитарное, далекое от искусства.
Профессия архитектора требует полифонического видения — способности одновременно воспринимать пространство во всех его масштабах и качествах.
В том числе и благодаря «Рождественке» давать зданиям вторую жизнь, так чтобы они сохраняли прошлое, но обретали новое качество, стало заметным трендом. И не просто трендом, а уже чем-то самой собой разумеющимся стало использование неоштукатуренного кирпича в постиндустриальных пространствах. «Вы не представляете, чего нам стоило уговорить нашего заказчика в самый первый раз оставить кирпич открытым», — говорит Наринэ.
С тех пор у «Рождественки» было довольно много проектов с приставкой «ре-» (мода на ее использование, кажется, тоже пришла с легкой руки Тютчевой). И каждый раз проект все дальше выходил за пределы стен и кварталов, откликаясь на город и окружение. «Человечество уже так много всего построило. И главный вопрос — какова судьба всего этого наследия? Когда ты как архитектор приходишь в уже сложившийся город с его историей и привычками, тебе дают право вмешаться в этот образ. Это огромная ответственность».
Наверное, самым обсуждаемым проектом «Рождественки» стала реконструкция флигеля Музея архитектуры: долгие десятилетия бывший каретный сарай усадьбы Талызиных, где расположен музей, стоял полузаброшенным, полусгоревшим, холодным и темным, но с теплившейся внутри архитектурной жизнью: время от времени там проходили выставки. Денег на его реконструкцию не было, но нашлись небольшие на консервацию — так чтобы сохранить здание еще лет на десять, пока не найдутся бюджеты.
Проект «Рождественки», которая открыла окна, сделала новую кровлю, бережно сохранив при этом все следы истории, был принят и высоко оценен экспертами, и в результате в бюджете нашлось еще немного средств, и у москвичей появилось новое любимое место, возможно, одно из самых «фотогеничных» в городе: со следами разрушений, надстроек, изменений, пожаров, но при этом светлое, гостеприимное, исключительно романтичное. Наринэ Тютчева еще раз показала, что история со всеми ее сколами и трещинами — это не проблема, а уникальный ресурс, и больше того: она может быть очень современной.
Кроме архитектурной практики у Наринэ Тютчевой долгий преподавательский опыт в МАРХИ и МАРШе, а после — и в собственной «РЕ-Школе». «Чтобы по-настоящему овладеть архитектурой, нужно знать невероятно много. Причем невозможно выучить все раз и навсегда — учиться приходится постоянно. Вот почему я создала "РЕ-Школу". Не только чтобы делиться опытом, но и самой продолжать учиться. Это бесконечный процесс познания», —делится Наринэ. Ее «РЕ-Школа» — уникальный проект, который учит всех желающих архитекторов, градостроителей и городских администраторов работе с наследием. Не реставрации, не реконструкции, а ревалоризации — умению вдохнуть жизнь в утративший актуальность памятник, улицу, район, вернуть им ценность.
Способность всмотреться в здание и окружение порой преподносит самые неожиданные сюрпризы. Во время комплексной реконструкции территории музея-заповедника «Мелихово», который в мае откролся с новым визит-центром, Наринэ и ее команда почти случайно нашли подлинный дом Чехова, который считался давно утраченным: оказывается, его разобрали и пересобрали в 100 м от прежнего места, где почти 100 лет он служил сельским клубом, столовой и в конце концов — администрацией музея.
Теперь исторический сруб станет особой частью музея. Но главное «удовольствие и приключение» для Наринэ Тютчевой — работа с домом Мельникова в Кривоарбатском переулке. «Честно говоря, я даже не знаю, чем я потом-то буду заниматься, потому что более сложного и ответственного пока в жизни ничего не было. И загадочного и невероятного. Я благодарна судьбе, что она мне доверила такое общение с этим зданием».
Можно быть уверенным, что все истории старого дома будут услышаны и рассказаны нам самым удивительным образом.
