Мы встречаемся с Александром Роднянским в офисе его компании Non-Stop Production. Именно в этом здании в момент разговора кипит работа над подготовкой юбилейного тридцатого фестиваля «Кинотавр» — многие годы главного российского национального киносмотра. Во многом этот статус — заслуга Роднянского, выкупившего фестиваль у Марка Рудинштейна пятнадцать лет назад, — в известном смысле у продюсера в этом году личный юбилей. Кроме того, он недавно вернулся из Канн, где представил спродюсированную им «Дылду» — второй фильм ученика Александра Сокурова Кантемира Балагова. Картина получила два приза программы «Особый взгляд», а Роднянский доказал свой статус продюсера, умеющего выводить русских кинематографистов на мировой уровень. Впрочем, сейчас речь идет, прежде всего, о «Кинотавре».
— Я понимаю, насколько глупо звучит этот вопрос, но не могу не спросить о ваших ощущениях по поводу тридцатилетия фестиваля?
— Ой… (Улыбается.) Ну, у меня точно нет никаких празднично-юбилейных, ритуальных настроений — мол, жизнь прошла, фестиваль развился… Этот год, честно скажу, для меня лично не слишком отличается от прошлых. Это огромный проект, требующий больших усилий, который надо каждый год ставить на ноги. В нынешнем году это даже чуть сложнее: помимо обычной программы, есть несколько проектов, которые как-то отражают упомянутый вами юбилейный характер. И это лишь осложняет его реализацию (смеется). Я понимаю, наверное, надо было отрапортовать о глубоком подъеме, который мы все испытываем, но я лично его испытаю, наверное, только тогда, когда фестиваль закончится.
— Я помню, мы с вами несколько лет назад обсуждали идею сделать к тридцатилетию какую-то отчетную вещь — книгу, может быть, — чтобы оценить проделанный путь. До этого дело так и не дошло, но можете вкратце сформулировать состояние фестиваля и как он в нем оказался?
— «Кинотавр» сейчас в зрелом состоянии. У него есть твердая, не вызывающая сомнений репутация основного отечественного кинособытия, собирающего кинематограф с авторским лицом. Он занял эту позицию и не уступит ее никому — возможно, разве что в случае закрытия. Сюда стремятся кинематографисты, работающие в совершенно разных жанрах — от драм до куда более популярных хорроров и комедий. Объединяет же их попытка соотносить свои картины с социальным, политическим, человеческим состоянием мира вокруг. «Кинотавр» фактически конституировал появление нескольких поколений ныне работающих активно отечественных авторов. Я не очень люблю термин, придуманный Борисом Хлебниковым здесь же на «Кинотавре» — «новые тихие», — но как ни называй, это действительно очень разные авторы, которые благодаря фильмам, представленным на фестивале, превратились в поколение и теперь возвращаются сюда уже в качестве членов жюри. Можно перечислить с двадцатку персонажей: Гай Германика, Попогребский, Сигарев… Заслуга фестиваля тут налицо.
Кроме того, «Кинотавр» многие годы вводит моду — простите за это слово — на какие-то обстоятельства, форматы и события, которые потом приживаются на других фестивалях. Например, конкурс короткого метра на «Кинотавре» разросся в огромное количество короткометражных фестивалей. Этих фильмов стало так много, что мы уже считаем необходимым обсудить их качество — чтобы количественный рост не превратился в поток графомании. С другой стороны, питчинг проектов, который мы у себя в свое время ввели, стал самой популярной формой презентации в государственной структуре. Теперь мы, чтобы не повторяться, отказались от питчингов, а ввели формат Work in Progress: уже полностью или частично снятые проекты представляют их продюсеры и авторы, чтобы обратить внимание дистрибьюторов или найти спонсоров для завершения. Кроме того, «Кинотавр» всегда стремился обсуждать самые существенные вызовы, стоящие перед отечественным кино, — от содержания фильмов до финансирования. В этом году мы в этой связи проводим форум киношкол, чтобы обсудить стратегии кинообразования. Иными словами, все это вместе превращает «Кинотавр» в место, где индустрия солидаризируется. Профессионалы здесь чувствуют себя частью общности, претендующей на внимание многомиллионной русскоязычной аудитории, а если повезет, то и многомиллиардной международной. Хотя до этого, конечно, еще очень далеко…
— Я как раз хотел спросить, обеспечивает ли индустрия сейчас достаточное количество фильмов, чтобы наполнить конкурс «Кинотавра», сохранив планку качества на всем его протяжении? Несколько лет назад, насколько я помню, с этим были сложности…
— Слушайте, ну по поводу качества кино у всех есть свое мнение — как в отношении футбола, политики и воспитания детей. Когда я общаюсь с людьми в социальных сетях, обязательно находится человек, который в комментариях сообщает, что русское кино, как говорилось в фильме Кирилла Серебренникова «Изображая жертву», в жопе — и далее по тексту. Мне, как любому человеку, работающему в индустрии, что-то нравится, что-то нет, что-то не устраивает категорически. Но вообще, российское кино — это растущий и находящийся далеко не в эмбриональном состоянии организм. Делается какое-то количество успешных жанровых картин. Скептики скажут, что государство разгребает под них прокатный ландшафт, но это помогает далеко не всегда.
— Те, под которые разгребают, зачастую еще и проваливаются.
— Многие, да. Хотя «Движение вверх» — это очевидный успех. Такого количества успешно работающих продюсеров у нас не было никогда. В авторском сегменте и вовсе всегда есть что-то интересное. Есть крупные режиссеры — Сокуров, Звягинцев работают регулярно. Но главное, что появились молодые. И тут я не могу лишний раз не выразить восхищение тем, что сделал Сокуров. Поехать в Кабардино-Балкарию, создать мастерскую… И пробудить в людях, в массе своей не читавших книг, самосознание, привить любовь к серьезной литературе и глубокому кино.
Успех Балагова в Каннах — ярчайшее тому подтверждение. И я уверен, что появятся новые молодые авторы. Мы сейчас делаем новую картину Киры Коваленко — тоже ученицы Сокурова. Не буду опережать события, но скажу, что проект необычайно любопытный. Работаем и с другими молодыми — сделали фильм Исмаила Сафарали, картину почти полностью на азербайджанском языке. И это только мы, убежден, что другие продюсеры вам тоже многое расскажут на этот счет. Плюс есть еще две тенденции. Первая — рост количества независимых проектов. У нас на отборе в этом году было под 80 фильмов — больше 50 независимые, сделанные без помощи государства. Вторая — феминизация. Я не к тому, что надо удовлетворять показатели по количеству женщин-режиссеров. Мы искали хорошие картины и оказывалось, что их авторами все чаще выступают женщины. И это хорошо. Женская оптика — это важно. Смотреть на происходящее в стране и мире женскими глазами крайне полезно. Картину Балагова «Дылда» сняла 24-летняя Ксения Середа. Профессия оператора всегда была мужской, а сейчас там много женщин, и это замечательно.
— А что касается качества? Есть какой-то ровный уровень?
— Ну, разрыв между лидерами сегментов по-прежнему довольно велик… Но если раньше долю российского кино в прокате делали 3-4 фильма, то сейчас выходит 30-40 фильмов, достигающих кассового успеха. Другое дело, что оставшиеся фильмы по качеству в большинстве катастрофически не дотягивают. Да и среди фильмов, которые собирают… Не будем рапортовать об успехах. Но все равно — они лучше, чем несколько лет тому назад. На мой взгляд, как индустрия в целом, мы умеем намного больше — звук, изображение, CGI становятся лучше.
— Вы говорили, что по-прежнему вкладываете много собственных средств в фестиваль и не уверены, что сможете выйти в ноль по бюджету…
— Есть какие-то партнерские вещи, решающиеся в последний момент, экономика определяется постфактум, но уверенности в выходе в ноль пока нет, да.
— А что для этого нужно?
— Нужны полноценные постоянные партнеры, для которых это будет не только меценатством. Пока для них это скорее культуртрегерская история. Много лет нас поддерживал фонд RuArts Марианны Сардаровой — и я очень благодарен за это. В этом году нас поддержал Роман Абрамович — и это очень важный момент. Но мне хотелось бы, чтобы они понимали, что это бизнес, а деньги так или иначе к ним вернутся. В этом году у нас есть проект со «Сбербанком Первый». Они поддерживают фестиваль, но еще и организуют паблик-токи. Это делается для предоставления их премиальным клиентам любопытного контента. Мы со Звягинцевым были на встрече с их клиентами. Это был интересный разговор про кино, который транслировался нескольким десяткам тысяч клиентов. Еще один наш спонсор — Bosco di Ciliegi и Михаил Куснирович. Он поддерживает фестиваль, а мы устраиваем для него вечеринку открытия на Морвокзале. Эти истории — провозвестник того, что «Кинотавр» рано или поздно может превратиться если не в прибыльное, то во всяком случае не убыточное предприятие.
— Никогда не думали закрыть или продать фестиваль?
— Да вы знаете, нет, никогда всерьез эту перспективу не рассматривал. Это не значит, что это невозможно в будущем, но точно не в ближайшем.
— Давайте вернемся к кино. Лет шесть назад вы мне говорили, что «Кинотавр» интересуют фильмы с ярко выраженным авторским почерком — не важно, жанровые или нет. Можете объяснить, почему жанра по-прежнему меньше, чем, условно говоря, артхауса?
— «Кинотавр» остается всеядным — и всеяднее многих других фестивалей. Но проблема жанрового сегмента в засилье штампованного, вторичного кинематографа, очень мало свежего. Если появляются острые, дерзкие, яркие решения — они тут же появятся на «Кинотавре». Но этого, честное слово, очень мало. Но это не значит, что этого нет. Я честно считаю, скажем, Юрия Быкова жанровым режиссером — и его новый фильм у нас в конкурсе. Условно говоря, если бы у нас появился фильм, подобный тому, который в нашем прокате назывался «1+1», то он точно был бы в нашем конкурсе. Но у нас таких фильмов почти нет. В нашем конкурсе есть фильм Петра Левченко, сделанный о случае Красногорского стрелка. Всего пара лет — и вот уже сделана картина, почти как в Америке. Есть фильм Александра Лунгина про посттравматический синдром — тоже жанровая картина. Другое дело, что у нас их делается мало в силу ориентации на молодую аудиторию, и тем не менее, такие фильмы есть, и они на «Кинотавре».
— А почему таких фильмов мало? Нет запроса?
— Мне кажется, есть тотальное увлечение коммерческой стороной нашего дела, которое слишком захватило умы наших коллег. Поверьте, я отнюдь не отношусь критично, скептично или высокомерно к борьбе за внимание аудитории. Я понимаю, что это безумно важно. Но в то же время я прекрасно понимаю, что такой подход приводит к бесконечному повторению чужих успешных рецептов. Появился спортивный фильм — за ним 28 спортивных картин, появился фильм про войну — за ним 128 таких же.
Мне, как любому человеку, работающему в индустрии, что-то нравится, что-то нет, что-то не устраивает категорически.
— Ну вот Павел Лунгин попробовал снять другое кино и получил…
— Ну да. Притом, что «Братство» не самый острый фильм по теме, который я видел. Представьте, если бы не в 2005-м, а сегодня эти люди посмотрели такой успешный коммерческий фильм, как «9 рота». По сравнению с «Братством» он намного острее — вспомните, как они делят одну девушку на всех. Такая сцена сейчас ни за что бы не прошла. В «Братстве» нет никаких сомнений в героях, даже продажный старшина не продает оружие — хотя в реальности продавали. Жанровые фильмы идут по пути наименьшего сопротивления. Сравните персонажей нашего жанрового кино с героями популярнейших сериалов. Ну это же даже не смешно… Не хватает понимания того, что кино — это не сфера потребительских услуг, что зритель приходит, чтобы прожить жизнь героев, обогатиться каким-то опытом.
— Расскажите про то, чего «Кинотавру», на ваш взгляд, не хватает?
— Знаете, я был человеком, который закрыл международный конкурс, но сейчас мне бы хотелось, чтобы на фестивале было больше каких-то значимых событий — таких, как показ какого-то международного фильма. Допустим, если бы сейчас приехал Пон Джун-Хо с фильмом «Паразиты», хуже бы не было, но мы этим не занимались, хотя могли бы, я с ним знаком.
— Вам как человеку, имеющему амбиции, работать во всем мире...
— Амбиции есть (улыбается).
— Так вот, как вам кажется, насколько глобальным может стать «Кинотавр»?
— Глобальным он стать, пожалуй, не может — это излишняя и нездоровая, на мой взгляд, амбиция. В силу относительной неважности рынка, в силу известной изолированности, герметичности отечественного кинематографа. Но стать более востребованным международными профессионалами «Кинотавр» может. Для этого надо, чтобы наши фильмы стали пересекать границы русскоязычного мира. Как только жанровые и авторские картины начнут играть какую-то роль в международном прокате, фестиваль получит шанс на развитие. До этого он все равно будет очень важным, очень своим, главным фестивалем — этой части мира.
