С чего все начиналось
Все началось с моей подруги Маши: она сидела такая красивая, я ее сфотографировала и подумала, что нужно написать. Обычно я так и работаю: всегда сначала снимаю, фиксирую момент, который мне захочется потом отразить на бумаге, момент, который рождает во мне какое-то чувство, а затем рисую.
Красота — это удивительная вещь, она прячется в каких-то мелочах. Помню, как однажды познакомилась с милой француженкой, которую бы, наверное, не смогла назвать красивой, но вдруг она засмеялась, и все изменилось. Ее улыбку я не могу забыть до сих пор. Мне кажется, что красота — это какая-то суть человека, то, что его отличает от других, его определенность. И я люблю находить эту определенность в своих работах.
Я люблю рисовать друзей, но не только. Один из примеров — работа с изображением моей сумки, которую друзья прозвали Карлом. Это был подарок родителей на день рождения, и подруги посчитали сумку слишком шикарной. Они до сих пор посмеиваются надо мной и спрашивают, поедет ли Карл со мной в путешествие. Эту картину я назвала «Портрет Карла с шампанским» и считаю ее современным натюрмортом, почему бы и нет? Да, я показываю красивую сторону жизни, я люблю красоту — и не стесняюсь этого. Сейчас столько фотографов и художников демонстрируют «сырую» жизнь, бритые головы. Гоша Рубчинский — отличный парень, но почему все пытаются быть как он? Если я вижу красивую женщину, то почему я должна ее делать некрасивой, разве от своей красоты она становится менее настоящей?
На моей второй большой картине была рука — девочки из Лондона, с которой мы сидели рядом в кафе. Ей как раз подарили кольца, и они так красиво блестели. Мне на тот момент ужасно надоели лица людей, и я думала, что больше никогда не смогу их рисовать или снимать. А потом вдруг как-то у меня сама нарисовалась Настя — тогда в Париже был Хеллоуин, и она сидела со мной рядом такая крутая, с этой кровью возле губы. Охрана даже спрашивала, макияж это был или нет. Потом мы пошли гулять, все были в разных костюмах, и мне почему-то очень сильно запомнился незнакомый парень. Он стоял возле забора в простой белой майке, джинсах, весь в тату, на фоне окровавленных людей. Я его сфотографировала и в итоге нарисовала — так до сих пор и не знаю, кто он, но в памяти четко остался тот момент. Мне кажется, что в этом смысле за всю историю искусства ничего не изменилось в живописи: художники все так же останавливают момент, создают точку во времени.
Про моду, современность и Моне
Когда я уехала в Лондон, стала сначала учиться на художника. Надо сказать, что в Англии я очутилась после украинской школы, где много рисовала пейзажи маслом и копировала шедевры старых мастеров. Конечно же, там нам никто не объяснял, что такое современное искусство, как поначалу и в Лондоне, где мой преподаватель сразу предложил разлить краску и сказать, что я думаю о результате. А мне казалось, что трачу время зря. И наоборот, с учителем по фотографии у нас сложился диалог — он увидел мои работы и сказал, что я должна этим заниматься. В итоге отправила свои фотографии в семь университетов и везде меня приняли — подумала, что это судьба, что буду следующим Марио Тестино.
Тогда я выбрала моду, мне казалось, что это очень красиво. Но когда защищала свой последний фотопроект, преподаватели сказали мне, что я снимаю слишком мало одежды. А я от нее на тот момент настолько устала, что хотела устроить сессию исключительно с нагими телами. Это странно, почему все думают, что fashion-фотограф должен снимать тело исключительно в одежде и аксессуарах?
В подростковом возрасте на меня сильно повлияли фантастический мир Тима Уокера и Стивен Кляйн с его сексом и кровью. Мне по-прежнему нравится середина 2000-х по своей эстетике намного больше, чем то, что фотографы делают сейчас. Хотя не буду спорить с тем, что мы живем в невероятное время: мне довелось слушать речь Тома Форда на одном из фестивалей. Он вспоминал, что в 2000-е все одевались одним образом, в 1990-е — другим. А сейчас ты можешь надеть на себя все что угодно и выглядеть модно. Точно так же и в искусстве: нет четкого понимания, что ты в принципе можешь сделать, чтобы быть не в теме.
Я могу дать всем только один совет: доверяйте своим глазам. Вы можете видеть небо зеленым, голубым, каким угодно — это совершенно нормально. Не нужно слишком много думать над искусством: это убивает волшебство. А у глаз есть собственная правда. Может быть, я просто более поверхностный человек, но больше всего в искусстве я люблю импрессионизм и пуантилизм. И если бы я могла забрать любую картину к себе домой, то выбрала бы Моне. Помню, как смотрела на его зимний пейзаж и не могла никак понять, в чем его секрет, как ему удается нарисовать белый цвет, не используя белого цвета.
Про селедку и шампанское
Мой день начинается рано: просыпаюсь обычно до семи, завтракаю, традиционно выпиваю три чашки кофе и съедаю четыре яблока. Потом что-то смотрю и читаю, отвечаю на письма. Квартира у меня маленькая, так что обычно после этого я сползаю со стула на пол, где в хаотичном порядке лежат картины и карандаши, и часа четыре подряд рисую — рисование такое занятие, от которого трудно оторваться. Работаю всегда цветными карандашами, такое чувство, что они — продолжение руки, и все получается очень естественно: не нужно думать ни про текстуру, ни про узор, ни про то, как краска ляжет.
Днем я обязательно иду заниматься спортом. После двух или трех часов я отправляюсь создавать новые моменты своей жизни, которые потом буду рисовать: встречаюсь с друзьями, выхожу куда-нибудь поужинать, выпить вино. На большинстве моих картин можно найти шампанское, и действительно, шампанское, вино, еда — важные аспекты моей жизни. Как и у больших голландских мастеров — в хорошем смысле, как мне кажется, ничего не меняется. Как-то я ужасно скучала по дому и селедке — и нарисовала ее, хотя так давно ее не ела, что скорее у меня получилась форель.
А бывают дни, когда ничего не могу нарисовать, и самое сложное — разрешить себе отложить карандаш, потому что тогда ты скорее испортишь работу, чем добавишь что-то новое. А бывает наоборот — вдохновение приходит само. Я не думаю, что вижу как-то иначе, чем остальные люди, я просто не могу не рисовать. Не могу жить по-другому. Недавно я заполняла документы на визу и думала, что же буду делать, когда не смогу ставить в графе род занятий «студент». Кто я? Художник? Фотограф? «Безработная»? Хочется верить, что мне всегда будет 23 — даже когда исполнится 40 лет. Самая глупая вещь, которую мне говорят, — это «повзрослей уже, хватит вести себя как ребенок». А я считаю, что никому не надо взрослеть, это худшее, что можно сделать.
Персональная выставка художника Полины Барской открыта для посетителей в Москве в камерном винном клубе и арт-пространстве L’Appartement 83 по адресу: Страстной бульвар, дом 4, подъезд 9. Увидеть экспозицию можно до конца июня.
