Стиль
Впечатления Писатель Григорий Служитель — о том, почему невозможно не влюбиться в Крит
Стиль
Впечатления Писатель Григорий Служитель — о том, почему невозможно не влюбиться в Крит
Впечатления

Писатель Григорий Служитель — о том, почему невозможно не влюбиться в Крит

Фото: коллаж: Лера Сноз (@lerasnoz)
«РБК Стиль» продолжает серию материалов, в которых писатели рассказывают о путешествиях. На этот раз Григорий Служитель объясняет, почему не устает возвращаться на Крит и чем занимается на острове, знакомом многим по «Легендам и мифам Древней Греции».

Друзья спрашивают: «Как там в Греции? Что там с евро, банкоматами и безработицей?» Ей богу, друзья, не знаю, но только консьержка в отеле, взглянув в мой русский паспорт, пожелала мне мужаться и, стиснув зубы, выйти победителями в схватке с кризисом. Безработица здесь, надо признаться, ужасная. Греки, построив Кносский дворец и Парфенон, придумав строевую фалангу, а также опубликовав диалоги Платона, справедливо рассудили, что работать больше незачем (потому что ничего лучшего они все равно больше не создадут), и решили без суеты проводить дни за чашкой кофе и рюмкой узо.

Это уже моя седьмая поездка на Крит. Сейчас-то я понимаю, что на старые места возвращаешься не для того, чтобы узнать, что там новенького произошло в твое отсутствие (а уж в Греции вообще мало что новенького за последние пару-тройку тысяч лет произошло). Нет. Скорее, чтобы сверить и сопоставить собственные «я»: настоящие и отжившие. Замечу, что эти попытки заведомо обречены на провал. Но так ли это важно? В конце концов, не помню, кто сказал: «Главное — величие замысла». Чем неосуществимее задачи, тем они подчас благороднее. В связи с этим расскажу вам о моем любимом детском занятии. Лет в девять мама подсунула мне книжку «Легенды и мифы Древней Греции» в редакции Николая Куна.

Руины Кносского дворца
Руины Кносского дворца

Собственно, с этого мое увлечение литературой и началось, а «Легенды» и по сей день остаются одной из моих самых любимых книг. Я знал назубок имена всех кораблей, на которых Одиссей возвращался в Итаку; я мог спросонья пересказать в подробностях, что было изображено на щитах у братьев Диоскуров; я знал, сколько струн было на лире Орфея и сколько листочков было в его венке. Так вот, в книжке было много рисунков, которые я обожал перерисовывать через копирку на чистые листы бумаги (да, в те последние докомпьютерные годы многие дети развлекались тем же). Конечно, иначе как варварством это нельзя назвать — прямо в книге я оставлял на иллюстрациях глубокие карандашные борозды, где-то грифель прокалывал страницу насквозь, но что мне было за дело! Разглядывая на листах контуры древних храмов, лица богов и доспехи героев, я уже верил, что сам их и выдумал и тут же изобразил. В той же зависимости находятся наши воспоминания по отношению к действительности: всего лишь неумело перерисованный оригинал.

Еще друзья спрашивают: «А как погода, пейзаж, отдыхающие как?» Могу сказать вам, друзья, что тут очень хорошо. Можно даже сказать, замечательно. Синеют горные отроги. Рыбацкие баркасы гулко стукают носами о сваи причала. На горячем асфальте отпечатываются копытца фавнов, и мильоны глупых цикад гудят высоковольтками. Мешают мне читать. Предложения рассыпаются в слова, слова в буквы, и те плавают вокруг, как мучной алфавит в супе, который мы ели в детстве. Знойно. Неподалеку на мелководье стайка немецких пенсионерок в белых панамах мерно покачивается на волнах. Взявшись за руки, они водят хоровод и высокими слабенькими голосами поют «Stille Nacht, heilige Nacht».

Крит, Греция
Крит, Греция

Единственный соотечественник на пляже прячет лицо за журналом «Приколись». Заполнив разворот судоку, он стирает ластиком графы и играет заново как ни в чем не бывало. На его груди татуировка ДИМАСТЫЙ 1488. Отложив журнал, он достает из рюкзака бутылку водки. Осматривает округу на предмет собутыльника. Мерно загребает песок пальцами ног и высыпает его обратно. Наконец глубоко вздыхает и показывает мне жестами, мол, вытащи наушники. Вытаскиваю. Мужик глядит на меня мутно, как свиной хрящик сквозь толщу холодца:

— Уилл?

— No, it’s too early.

— Орли-х****и. А жить-то когда?

Вчера ездил в горы. Точнее, на плато Лассити. Точнее, в пещеру, где, по преданию, на свет появился Зевс (замечу в скобках, что на самом деле здесь совершенно неважно, куда и зачем вы едете: любое перемещение по Криту — уже аттракцион и удовольствие. Цветаева говорила, что путешествие на автомобиле, в каком-то смысле, — похищение пейзажа. В таком случае домой вы вернетесь значительно разбогатевшими, потому что здешняя природа близка к нашим представлениям об Эдеме).

Диктейская пещера
Диктейская пещера

Так вот, плато Лассити находится на высоте 1000 м над уровнем моря. Это абсолютно гладкое и ровное пространство величиной с 30 футбольных полей, рассеченное на луга и пастбища и окруженное горной грядой. Там же находится так называемая Диктейская пещера, где беременная богиня Рея укрывалась от своего свирепого мужа Кроноса, чей питательный рацион состоял чуть более, чем полностью из собственных детей. Впоследствии она счастливо разрешилась Зевсом, а голодному и злому мужу скормила вместо сына камень, обернутый в пеленки (кх-кх-кх). Не буду долго описывать интерьер пещеры. Скажу только, что, должно быть, именно так выглядели внутренности кита, проглотившего Иону. Или даже так: пещера похожа на кошмар Гауди.

Кстати, о вождении. К этому вопросу здесь нужно относиться крайне серьезно. Хорошенько разогнаться неопытному водителю здесь непросто: дороги слишком часто петляют, изворачиваются и, так сказать, змеятся. Но главное: кого на греческих серпантинах действительно стоит остерегаться, так это самих греков. Они вообще умеют удивительным образом совмещать в себе младенческую беспечность и какое-то угрюмое, глухое суеверие. Например, грек не заходит в море, не перекрестившись, но гоняет со скоростью 120 км/ч по встречке на джипе, в кузове которого при этом истошно блеет полдюжины коз.

Фото: Walter Bibikow / gettyimages.com

Отличительная особенность местного ландшафта, на которую многие туристы обращают внимание, миниатюрные церквушки, расставленные почти на каждом повороте, спуске и подъеме. Это то же самое, что у нас венки на столбах. Количество таких памятников впечатляет и служит лучшим предостережением от лихачества, если не для аборигенов, то хотя бы для туристов.

Скорость, с которой местные носятся по дорогам, обратно пропорциональна неспешности и размеренности их будней. Грек неприхотлив, самодостаточен и ироничен. Ему нужно только три вещи: тень, кофе и у̶с̶ы̶  нарды. Я лишь однажды видел ругань двух греков. Причиной их ссоры был футбол. Многие туристы замечали, наверное, на стенах, столбах и пролетах мостов загадочные цифры 7 или 13. Это не ссылка на статью конституции и не памятный день в греческой истории. Это номера фанатских секторов двух злейших врагов — клубов Олимпиакос (7) и Панатинаикос (13). Между ними идет многолетняя война. Сами греки называют это противостояние Μητέρα των μαχών — матерь всех битв. Надо знать, что это единственное дерби в мире, где запрещено присутствие болельщиков гостевой команды. Стычки фанатов часто заканчиваются кровопролитием. Только за обсуждением футбола (ну еще, разве что, и политики) я замечал, как обыкновенно тихий и умиротворенный грек выходит из себя.

Фото:  Frank Martin / stockvault.net

Да, друзья, греки вообще и критяне в частности — народ миролюбивый и спокойный. Объяснить это можно как минимум двумя причинами: 1. Жара. Среднегодовая температура в 27 градусов заставляет вас трижды подумать прежде, чем совершить лишнее физическое действие. На злобу (эмоцию, как известно, энергозатратную) просто нет ни сил, ни желания. 2. Грек по праву рождения окружен всем тем, что люди севера добывают в поте лица своего. Я не знаю, все ли есть в Греции, но уверен: то, чего в ней нет, грекам просто не нужно.

И вот, друзья, стою я в море. У щиколоток прошмыгнула экскурсия полосатых мальков, багровое солнце стремительно падает за гору. На рейде утром стоял танкер, груженный песком и 400 нелегалами. Постоял, погудел и в сопровождении двух военных вертолетов отправился вон из акватории города, за горизонт, восвояси.

Я думаю о Крите. Удивительно. Крохотный клочок горной породы, высунувшийся из моря. Земледелие не развито, нет ни заводов, ни фабрик. Строить здесь промышленную инфраструктуру нерентабельно, да и просто негде. Железных дорог нет, зато есть козы и коты, чья суммарная популяция значительно превосходит количество людей.

Фото: fietzfotos / pixabay.com

Но эта земля стала колыбелью не только для Зевса, но и для всей Европы. Здесь было все: минойская цивилизация, крито-микенская, эллинистическая, Римская, Византийская, Венецианская, Османская. Каждый оставил свой неверный след, стертый чередой мощнейших землетрясений. Выжили немногие. Развалины дворцов в Кноссе, Закросе, Мохлосе и Малии не в счет. Не уцелело ни одной византийской церкви. Кто из живых существ царит на Крите? Пожалуй, олеандр. Самое красивое и самое опасное в мире растение. Для летального исхода достаточно съесть один маленький ярко-розовый цветок. Без шансов на спасение. Прикосновение или вдыхание аромата также может спровоцировать неприятности для здоровья.

Любовь к месту трудно объяснить. Комфорт, богатство региона, уровень сервиса здесь ни при чем. В вопросах любви, как известно, рассудок сдает свои позиции и уступает место химии. В моей привязанности к Криту определенно свою роль играют химические реакции.

Фото: jarmoluk / pixabay.com

Думаю, дело еще и в том, что так уж устроена наша природа: мы везде и всегда ищем рифму тем счастливым переживаниям, которые когда-то испытали. Или не испытывали никогда, но хотя бы мечтали о них. За эти восемь лет Крит подарил мне столько радостных эмоций, что желание возобновлять их с каждым годом только усиливается. Хотя не стоит забывать, что в самом слово «счастье» есть намек на то, что оно никогда не бывает полным и цельным; что оно — только часть или составляющая в огромном спектре человеческих переживаний. Но часть необходимая.