Слева: Виктор Алимпиев, «Поклонница», 2015. Vladey. Справа: Ирина Корина. «Разночинцы, реновация, купечество», 2017. Галерея «Пальто», Cosmoscow
На «Винзаводе», в цехе Красного, галерея pop/off/art отмечает свое 20-летие магистральной выставкой «Порывы и дуновения». Ее куратор Иван Новиков рассказывает, что происходило с российским современным искусством в течение двух последних десятилетий и почему без знания этих перемен разобраться в сегодняшних процессах не получится.
За последние пять лет глобальный мир искусства изменился кардинально. Эпоха пандемии COVID-19 запустила необратимые трансформации в современном искусстве, и российская художественная сцена не стала исключением. Однако, чтобы понять, что происходит в отечественном искусстве сегодня, важно оглянуться на последние 20 лет.
Когда я размышляю о прошедших двух десятилетиях, у меня возникает чувство волнения. Это связано с двумя причинами. Во-первых, я сам стал частью художественного сообщества в этот период. Во-вторых, именно эти годы изменили российскую художественную сцену до неузнаваемости. Тенденции и направления, которые начали формироваться в 1990-е и начале 2000-х, сменили вектор, а некоторые и вовсе исчезли. Тем не менее я замечаю ключевые перемены, которые произошли за эти 20 лет в современном российском искусстве.
С моей точки зрения, как художника и куратора, отечественная система современного искусства изменилась не полностью, а лишь в некоторых направлениях. Возможно, кто-то из коллег возразит, что перемены были более масштабными. Однако я все же выделяю несколько сущностных сдвигов.
Пожалуй, самой заметной переменой в российском искусстве последних десятилетий стал «институциональный поворот», когда в середине 2000-х начался стремительный рост институций. Конечно, они существовали и раньше, но в период 2005–2008 годов произошел настоящий бум: появилось множество художественных фондов, музеев, арт-центров, кластеров и галерей. После кризиса 2008 года многие из них закрылись, но выжившие стали основой нашей художественной системы. Современное искусство превратилось в часть городской жизни, а его институции — в норму.
Культурные институции, став центрами притяжения, начали формировать вокруг себя новые сообщества. Люди стали регулярно посещать такие места, как «Гараж», «Винзавод», «Фабрика». Помню, как молодежные журналы, например «Афиша», посвящали целые номера современному искусству, представляя его как занимательную новинку (хотя понятно, что оно активно развивалось начиная с 1990-х). Интересно, что для широкой аудитории современное искусство стало ассоциироваться с новой хипстерской культурой.
Институции сделали искусство открытым, а не только элитарным. В 2011 году, когда у меня была первая персональная выставка на «Винзаводе», это место уже считалось культовым. К тому моменту многочисленные фонды, художественные центры, галереи и новые музеи прочно закрепились в культурной жизни: художники все больше концентрировались на работе с ними, отходя от квартирников и уличных акций. Сегодня можно с уверенностью сказать, что 2000-е стали периодом институционализации искусства в России.
В начале 2010-х современное искусство перестало быть исключительно московским или петербургским феноменом: в регионах оформилось множество значимых институций. Такие города, как Воронеж, Краснодар, Екатеринбург, Пермь, Нижний Новгород, Владивосток, Красноярск, Самара, Владикавказ, Казань и Ростов-на-Дону, не просто засияли на культурной карте, но и стали ключевыми точками художественного развития в стране. Многочисленные резиденции для художников способствовали укреплению горизонтальных связей между авторами из разных регионов. На протяжении 2010-х активно развивались artist-run spaces — самоорганизованные художественные пространства, которые сегодня стали уже обыденным явлением. Их было настолько много, что проводились конференции и слеты, посвященные этому формату.
Однако переломным моментом стал 2020 год. Локдауны сильно ударили по системе искусства: художники и кураторы не могли оплачивать аренду, и многие самоорганизованные институции закрылись. Крупные музеи и фонды сократили программы. Началась перестройка художественной сцены. И если 2000-е характеризовались институционализацией и развитием некоммерческих проектов, то с 2022 года на первый план вышли коммерческие галереи. Вместо некоммерческих самоорганизованных пространств художники стали открывать собственные галереи, меняя баланс сил в художественном сообществе.
Виктор Алимпиев. Без названия, 2015. Vladey
Следующей существенной переменой в отечественном искусстве стало развитие учебных программ для художников. В начале 2000-х художественное образование было преимущественно «академическим», продолжающим традиции социалистического реализма. Заметных альтернатив для изучения современного искусства тогда было крайне мало. Существовали лишь точечные инициативы, такие как Институт проблем современного искусства (ИПСИ, сегодня — ИСИ), Школа «Свободные мастерские» при Московском музее современного искусства и «Школа молодого художника» при петербургском фонде «ПРО АРТЕ». Они предлагали дополнительное образование для тех, кто уже имел базовую художественную подготовку, и стали глотком свежего воздуха для молодых авторов того времени. Однако фундаментального образования в этой области не было.
Ситуация стала меняться с конца 2010-х с появлением таких образовательных проектов, как Школа Родченко и Институт «База». Они предложили системный подход к обучению современному искусству, сочетая теорию и практику в своих длительных программах. Отдельно стоит отметить, что недавние выпускники всех вышеупомянутых школ стали открывать образовательные инициативы в своих родных городах, например, Воронежский центр современного искусства и Краснодарский институт современного искусства. Причем подобные образовательные самоорганизации появляются и сегодня.
Кроме того, в середине 2000-х началась академизация современного искусства. Появились программы по изучению нового искусства, а также дизайна. В таких вузах, как СПбГУ, Британская высшая школа дизайна, МВШСЭН («Шанинка») и НИУ ВШЭ, стали появляться направления по кураторству, арт-менеджменту, а позднее и художественные программы. К концу 2010-х современное искусство в России стало редкой, но все же академической дисциплиной, позволяющей получить государственный или даже зарубежный диплом. Это способствовало легитимации современного искусства, которое ранее воспринималось как нечто маргинальное.
Однако за последние пять лет ситуация сильно изменилась.
С одной стороны, после 2022 года все европейские и американские вузы-партнеры прекратили сотрудничество, и возможность получения двойных дипломов исчезла. Прекратились немногочисленные программы обмена в художественном образовании. Некоторые школы закрылись, например, Институт «База», Краснодарский институт современного искусства, «Школа молодого художника», «ПРО АРТЕ».
С другой стороны, в России с 2020 года наблюдается явный рост онлайн-образования по современному искусству. Начавшись как реакция на пандемию и локдауны, эти просветительские инициативы обрели вес в сообществе, особенно для тех, кто находится за пределами традиционных центров искусства. Более того, теперь во всех действующих школах современного искусства работают онлайн-программы.
Ольга Чернышева, из серии Briefly, 2016
Еще одним ярким событием прошедших 20 лет стал феномен Young Artist. В конце 2000-х в российском искусстве стало очевидно, что новое поколение художников существует в ином эстетическом поле. Их предшественники, которые либо боролись, либо взаимодействовали с московским концептуализмом, Новой академией или искусством позднего СССР, стали уже признанными мастерами. Но появились «свежие» авторы, выросшие уже в российской эпохе, с минимальным влиянием советской художественной системы.
Я хорошо помню, как в начале 2010-х регулярно выходили публикации о феномене молодого современного искусства. Это стало чем-то вроде Грааля в отечественном contemporary art — все его ищут, все хотят его заполучить. В то время ключевой проблемой было отсутствие новых авторов: большинство художников были уже тем, что в англоязычной среде называется mid-career artist, с соответствующим уровнем требований и цен. В то время как искомое «новое поколение» могло бы стать глотком свежего воздуха для нарождающихся институций искусства. Поэтому появившиеся музеи и фонды стремились поддержать свежих авторов.
В начале 2010-х стали появляться грантовые программы и выставочные пространства, специально ориентированные на работу с молодыми художниками. Одной из таких площадок был проект «Старт» на «Винзаводе», ставший своего рода трамплином в мир современного искусства для множества художников, включая меня. Интересно, что кураторами здесь тоже были молодые специалисты, что усиливало ощущение новизны этого искусства. Тогда же сформировалась явная тенденция: тридцатилетние хотели показывать двадцатилетних.
Однако впоследствии возник системный дисбаланс: почти все инициативы были направлены на поддержку молодых авторов, в то время как mid-career и зрелые художники оказывались вне фокуса. Это особенно чувствовали авторы, пришедшие в современное искусство уже после 40 лет, — их попросту не замечали, отдавая предпочтение более юным творцам. В итоге молодое искусство начало так доминировать в количественном смысле, что стала заметна определенная усталость сообщества от этого типа художественных высказываний.
Можно вспомнить выставки «Винзавод Open» в 2018–2021 годах — дипломные экспозиции выпускников российских школ современного искусства. Они собирали огромные толпы молодых авторов, и критики задавались вопросом: куда они все денутся, что они будут делать? Но, как показали последние несколько лет, «переизбыток» новых художников привел к неожиданному эффекту: они начали создавать собственные механизмы выживания, включая коммерческие галереи и другие альтернативные форматы работы в искусстве.
Последние два десятилетия в мире современного искусства много говорилось о возвращении к традиционным медиа. Если в 1990-е многократно провозглашалась «смерть живописи», то со второй половины 2000-х художественное производство развернулось в сторону живописи и скульптуры. Этот процесс не обошел стороной и российское искусство.
Пожалуй, в России эти изменения начались с прихода в актуальное искусство выпускников академических вузов. Эти недавние студенты, окончившие традиционные институты и училища, обнаруживали себя в мире, где их образование оказывалось отставшим на несколько десятилетий. Применить свои творческие умения они могли лишь в области оформления интерьеров. В поисках новых форм самовыражения они поступали в новые образовательные программы, которые я описал выше, где осваивали современные художественные стратегии. В то же время эти новые авторы стремились применить свои навыки в живописи и скульптуре, на которые они потратили много сил и времени.
Уже в начале 2010-х годов стал очевиден сдвиг в российском современном искусстве в сторону консервативных медиумов. Многие художники, критики и кураторы поддерживали новое осмысление традиционных техник, организуя выставки, такие как «От противного» (2010), «Вечно живой труп» (2014), «Ура, скульптура!» (2016). Помимо этих групповых и нашумевших проектов, за 2010-е прошло огромное количество персональных выставок, в которых авторы постулировали нарастающий интерес к живописи, скульптуре и иногда к графике.
Конечно, развитие и рост отечественного арт-рынка сыграли важную роль. Перформансы, видеоарт и инсталляции сформировали яркие традиции, но все же были сложны для продажи. Тогда как живопись и скульптура по-прежнему оставались востребованными у частных коллекционеров. К середине 2010-х даже художники, работавшие с экспериментальными медиа, начали обращаться к традиционным материалам, создавая множество шедевров.
Кроме того, тягу художников к живописи и скульптуре подстегнул интерес к новым материалистическим философиям — спекулятивному реализму и, в частности, объектно-ориентированной онтологии. Эти новомодные веяния стимулировали авторов к работе с физическими объектами, что стало особенно заметно накануне пандемии. И с 2020 года можно говорить о настоящем буме живописи и скульптуры в российском современном искусстве.
Сегодня художники, особенно молодые, много говорят о новой постдиджитальной эстетике, в которой нет жесткого разделения между цифровым и физическим миром. Многие авторы активно работают с живописью, скульптурой, графикой, текстилем и керамикой, не рассматривая границу между виртуальным и материальным как принципиальную. Интернет, видеоигры и цифровая реальность стали естественной частью идентичности нового поколения художников, а их работы свободно объединяют традиционные и цифровые формы.
И в этом постсовременном состоянии мы находимся и сегодня.
