Литературный обозреватель «РБК Стиль» Наталья Ломыкина также приняла участие в семинаре «Британская литература сегодня» в Ясной Поляне и задала британским участникам вопросы о современных российских писателях, политической карте мира и личном отношении к Толстому.
— Если бы во время этой поездки в Россию вы могли поговорить с любым политиком, деятелем культуры, режиссером, драматургом, кого бы вы выбрали и почему?
— Мне, конечно, чрезвычайно интересен Путин, и я бы с огромным удовольствием задал ему несколько вопросов. Хотя не верю, что он ответил бы правду. Что мне действительно хотелось бы знать о сегодняшней России, так это насколько русские свободны. Пожалуй, я хотел бы поговорить с авторитетными журналистами, с ведущими сотрудниками телеканалов, с теми, кто делает новости. Британцы не могут оценить, насколько открыто обсуждение в прессе, насколько сильна в России свобода слова. Для британского общества это одна из главных ценностей.
— Поскольку меня интересует положение женщин, их права и реальные возможности, я бы спросила господина Путина, проголосовал бы он за женщину-президента или нет. Я хотела бы узнать, готовы ли русские к женщине-президенту и насколько легко женщине в России сделать политическую карьеру. Кроме того, мне интересно, чем вызвана такая сильная неприязнь Путина к Хиллари Клинтон. Я не люблю ее, но мне непонятна причина столь мощной личной неприязни, которая продолжается и сейчас, когда она проиграла выборы.
— Мне крайне важно вообще говорить с людьми здесь — с простыми людьми, которые согласны общаться, рассказывать что-то о себе и, может, спрашивать обо мне. Я хочу вернуться домой с новыми впечатлениями. Интересные беседы расширяют кругозор и дают импульс для творчества. Не важно, политик это или официант в кафе. Я бы хотел посидеть где-то с чашкой кофе и понаблюдать за жизнью вокруг — я никогда не был в России прежде, и мне все интересно.
— Пожалуй, больше всего я хотела бы поговорить с лидером оппозиции, с Алексеем Навальным. Я бы спросила о его планах, на что он рассчитывает, какую стратегию выстраивает, каких целей хочет достичь. Это было бы очень интересно, и не только мне.
— Pussy Riot. Я считаю их деятельность примером храбрости и сопротивления. Они бросили вызов системе и заслуживают уважения. Далеко не каждый способен выражать свою позицию, провоцируя систему.
— У меня нет потребности в разговоре с политиками или сильными мира сего. Меня гораздо больше интересует жизнь простых людей. Обычная, в которой ты можешь быть жертвой, но никто этого не заметит. Домашнее насилие, бытовые драмы — то, о чем не говорят.
— Как выглядит с точки зрения среднего британца современная карта мира? Какую роль играет Россия в современной политике?
— Джон Маллэн: Если не концентрироваться на взаимоотношениях с нашими ближайшими соседями, для британцев ключевую роль играет, конечно, Америка. Не только потому, что это экономически и политически самая влиятельная держава, но и по историческим причинам. Все-таки у Британии и США особые отношения. Великобритания достаточно независима, и нам, по ряду причин, не так уж важно, какую экономическую политику проводят США. При этом у нас с Америкой более тесные отношения, чем у любой другой страны, благодаря истории и языку. Все британцы, которых я знаю, были в Штатах, у всех там друзья или родственники — мы гораздо ближе к Америке, чем можно подумать.
Вторая по значимости страна для британцев — это, вероятно, Россия. Для нас Россия — большой паззл. У нас нет такого антагонизма, такого соперничества, как у Америки и России. Мне кажется, британцы хотели бы быть с Россией в дружественных отношениях и не понимают, почему это невозможно. Это очень хорошо видно по нашей прессе. В английских газетах всегда есть страницы, посвященные России, и многие британские журналисты стараются так или иначе объяснить, что происходит в России, как она влияет на международную политику и чего от нее ждать. Но большинство британцев все же не понимает, чего ждать от России. Во время «холодной войны» все было очевидно. Сейчас никакой ясности нет. Но в глазах британцев у Америки и России есть кое-что общее. Мы не понимаем, почему американцы любят Трампа, и точно так же не понимаем, за что россияне любят Путина.
— Грэм Макри Барнет: Мне немного странно отвечать на такие серьезные вопросы — я же не политик и не дипломат, я просто написал пару романов. Так что я отвечу как частное лицо. Очевидно, что мы живем в эпоху политических сюрпризов (что меня лично довольно сильно беспокоит). Я думаю, Россия сейчас очень сильна и продолжает усиливать свои позиции. Не знаю, как это отражается на ситуации внутри страны, как отражается на свободе слова и работе журналистов — мне кажется, все непросто.
Как писатель и как журналист, я, безусловно, ценю свободу слова и право собирать, анализировать и публиковать информацию, это одна из базовых ценностей. Я знаю, что могу написать статью на любую тему, высказать свою позицию, и меня не могут арестовать, преследовать или выслать из страны. Когда общаешься с писателями или журналистами из стран не столь свободных, как Британия, понимаешь, насколько важно то, что мы принимаем как данность.
— Моника Али: На политическом уровне Россия сегодня напоминает мне жерло вулкана. Чем хорош Британский Совет? Это очень эффективный инструмент налаживания и выстраивания отношений. На уровне культуры все иначе — мы легко преодолеваем барьеры. Люди с удовольствием общаются друг с другом, слышат друг друга — мы сейчас в Ясной Поляне занимаемся именно этим. И это прекрасно. У нас столько общего! Но политическая реальность не совпадает с культурной, к сожалению. Я часто пишу об этом в своих романах. Показываю это несовпадение на частном уровне. Увы, в государственных масштабах происходит то же самое: непонимание, подозрительность, недоверие, стремление продавить свою позицию.
— Гвендолин Райли: Британцы, безусловно, рассматривают Россию как одного из ключевых политических игроков. Но все-таки сегодня все наши мысли занимает внутренняя политика. Мы слишком долго жили в состоянии покоя и стабильности и могли позволить себе роскошь не думать о политике вообще. Больше, к сожалению, британцы так не могут. Брексит и его последствия, политические убийства, иммигранты. Внутренняя политика страны — вот основная тема разговоров сейчас.
— Есть ли у вас какая-то личная история, связанная с творчеством Толстого? Насколько важно для вас, что семинар проходит именно в Ясной Поляне?
— Джон Маллэн: Толстой привлекает меня не своими рассуждениями о морали, не отношением к спорту или вегетарианством — все это вызывает определенное восхищение, как и его долголетие, но вместе с тем совершенно не важно. Меня интересуют только его великолепно написанные романы, особенно «Анна Каренина». И я скажу вам, с каким чувством я уеду из Ясной Поляны — с потребностью перечитать «Войну и мир». Я читал роман в юности и, честно скажу, делал это не полностью, пропуская сцены войны и Бородинское сражение. Пришло время прочесть «Войну и мир» заново. И прочесть внимательно.
— Би Роулатт: О да, это очень личное переживание. Знаете, в юности вдруг наступает время, когда ты осознаешь, что совершенно свободен и можешь в любой момент поехать, куда угодно. Однажды я купила билет на поезд и взяла с собой «Анну Каренину». Я впервые тогда испытала эту магию, подлинную силу литературы, когда роман поглощает тебя, когда забываешь, кто ты, где ты. Нет ни национальности, ни возраста, ни сиюминутных проблем... Тебя вообще нет, есть только роман. В чтении в дороге есть что-то особенное — книга проникает в тебя глубже, потому что ты уже погружен в особое медитативное состояние, ты нигде, где-то между прошлым и будущим. Когда я читала «Анну Каренину», мир просто перестал для меня существовать, я до сих пор помню это невероятное ощущение. И приехать сюда, попасть в тот самый дом, в ту самую комнату, где Толстой писал «Анну Каренину» … Вы себе даже не представляете, насколько это сильные чувства. Еще я не ожидала, что Толстой жил так смиренно и что его жизнь была такой наполненной — я была тронута. Сила духа, жажда познания — это завораживает. После 80 продолжать учить иностранные языки, так активно писать. А это бегство на поезде! Я слушала экскурсовода и думала: «Боже, что он делает? Куда он бежит? Как это вообще возможно? Он что, планировал прожить еще одну жизнь? Сколько жизней уже прожил этот человек?». Наше поколение чувствует себя уставшим уже к сорока годам. Нам есть чему поучиться у Толстого, это точно.
— Моника Али: Для меня эта поездка — своего рода паломничество. Когда я прилетела, сначала сходила в музей Толстого в Москве, где стоит его кровать с теми самыми подушками, один из письменных столов, привезенный на самом деле отсюда, из Ясной Поляны, посмотрела сохранившиеся черновики, письма... Совсем не похоже, что они написаны по-русски, но, говорят, у Толстого просто был плохой почерк. Мне показали черновик к роману «Анна Каренина», и признаюсь, это было волнительно, сердце билось быстрее. А здесь, в Ясной Поляне — мне даже сложно говорить, голос пропадает — мы прошли по усадьбе, в которой столько прожито... Он жил здесь с детьми и внуками. И, хотя большого дома уже нет — его продали за долги — остался флигель, где жила семья. Нам показали диван, на котором родился сам Толстой, а позже и его дети. Показали, где лежало его тело после смерти, когда люди приходили с ним попрощаться... Я чувствую, что мне позволено немного прикоснуться к его миру. «Война и мир» — одна из моих любимых книг, если не самая любимая. «Анну Каренину» я тоже очень люблю, и новеллы Толстого. Эта поездка — большая честь.
— Руперт Томпсон: Я из тех читателей, которые обязательно рассматривают фотографию писателя на обратной стороне обложки и внимательно читают его биографию. Я люблю представлять, что это за человек и какой у него характер. В 15 лет я сел на велосипед и проехал 30 миль до дома Томаса Харди, потому что был его горячим поклонником и прочел все, что он написал. Много лет спустя я поехал в Лайм-Реджис, чтобы увидеть дом Джона Фаулза, другого важного для меня писателя. Очень необычный дом, потому что он писал на стенах — и они все еще там, все его записи. Словом, идея литературного паломничества важна для меня. К Толстому я пришел довольно поздно. Хотя я читал много русской классической литературы — Достоевского, Тургенева, Гоголя, Чехова — романы Толстого почему-то откладывал, но, конечно, знал о них. О Толстом невозможно не знать. Но романы до определенного момента не читал, такие вот необъяснимые пробелы в чтении (например, «Моби Дика» я так до сих пор и не прочел). Лет семь назад я понял, что пора, и прочел «Анну Каренину». Я читал ее месяц. Во-первых, я просто медленно читаю, а во-вторых, я, кажется, читал ее кожей. Я сросся с этим романом. И вот приехал сюда. Я плавал в пруду Толстого, несмотря на дождливую погоду, потому что я заядлый пловец и мне это было нужно. Я не могу сказать, что счастлив — это, скорее, неоправдавшиеся надежды. Но все равно поездка в Ясную Поляну — это сбывшаяся мечта.
— Гвендолин Райли: Я очень много читала о жизни Толстого. Ясная Поляна, где он искал вдохновение, где его раздирали противоречия, где он боролся со своими страхами, давно меня привлекала. Думаю, я пока еще не осознала до конца магию этого места.
— Что удивило вас в этой поездке?
— Джон Маллэн: Знаете, я уже участвовал в семинарах, которые проводит Британский Совет, хотя и не в России, так что это не была поездка в неизвестность. Я знал, чего ожидать. Но должен сказать, что степень подготовленности и вовлеченность аудитории меня впечатлила. И мне было очень легко вести дискуссии — аудиторию не надо было «раскачивать», она была уже готова. И, что удивительно, представления о роли писателя, о значимости писательского слова у русских гораздо выше, чем у британцев. Важно не только литературное высказывание писателя, но и его мнение по поводу политической ситуации, морали, нравственности. Толстой как раз очень яркий пример. В Британии все иначе, никто не ждет от писателя большего, чем литературное произведение. В слове «писатель» нет ничего возвышенного. Не думаю, что один подход важнее другого. Идеалистическое представление о литературе — это хорошо, но время от времени стоит вспоминать, что писатели — это просто обычные люди.
— Би Роулатт: Осознание, насколько Россия большая страна! Огромная! Мне повезло, я здесь второй раз. Я смотрю на карту и понимаю, что родилась на небольшом острове (смеется). Честно говоря, до сих пор в голове не укладывается размах. Я мечтаю проехать по Транссибирской магистрали — проделать Великий Сибирский Путь и лучше узнать вашу страну.
— Грэм Макри Барнет: Для меня удивителен уже сам факт приглашения. Я ведь совсем недавно «стал писателем» — еще год назад до «Его кровавого проекта» и шорт-листа «Букера» я занимался совсем другим и не зарабатывал на жизнь творчеством. Эта книга совершенно перевернула мою жизнь. И само это приглашение в Ясную Поляну да еще с другими писателями — это что-то невероятное.
— Известно, что британский литературный рынок консервативен и достаточно закрыт (переводная литература составляет около 7% всех издаваемых книг). Книги каких современных российских писателей можно увидеть в британских книжных, о ком вы слышали, кого читали сами?
— Джон Маллэн: Возможно, я выражу мнение большинства, если скажу, что мы знали гораздо больше о советской литературе, чем о нынешней российской. И совершенно понятно, почему имя Солженицына, например, было так хорошо известно на Западе. Когда я был тинейджером, писатели, поэты, драматурги были для нас кумирами, звездами, если хотите. Особенно те, кто подвергался преследованию со стороны властей. Они выступали против режима, их читали и перепечатывали, и даже мы, подростки, понимали, насколько важно то, что они пишут. Мы интересовались писателями не только советскими, но и другими авторами Восточного блока, которые выступали против сложившегося строя. Честно говоря, после распада СССР российские писатели, публицисты, драматурги перестали быть на слуху. Современные авторы из России и Восточной Европы в Британии практически неизвестны.
— Би Роулатт: В русской литературе ХХ века для меня важнее всего поэзия Ахматовой, ее «Реквием» произвел на меня неизгладимое впечатление. Сильный и чистый голос женщины, голос матери в страшную эпоху политических репрессий. Если говорить о современной художественной литературе, я никого не назову, к сожалению. Но если смотреть на литературу шире и включать в нее нон-фикшн и журналистику, я была большой поклонницей Анны Политковской. Я восхищалась тем, что она делала, ее невероятным мужеством и ее текстами. Я сама журналист и могу оценить стиль, подачу, работу с фактами — она была очень талантлива.
— Грэм Макри Барнет: Это важный вопрос. Стыдно признавать, но я совершенно не знаю, что происходит в современной русской прозе. Во время этой поездки я как раз всех спрашиваю, кого из современных российских писателей стоит прочесть, и записал несколько имен. Но не думаю, что их будет легко найти на английском. Для этого нужны переводчики, заинтересованные издатели и книготорговцы. В Британии действительно практически нет русской прозы. Наверное, причина, в первую очередь, в языке. Английский настолько широко распространен, что мы без всяких дополнительных усилий получаем огромное количество книг — американских, австралийских, индийских авторов. Рынок легко пополняется новинками. Кроме того, сказывается островное мышление — Великобритания, к сожалению, очень закрыта для чужой культуры. Я был бы рад, если бы ситуация изменилась. Мне не близка идея «продвижения британской литературы в России». Мы приехали на этот семинар не продвигать свою культуру, а обмениваться опытом. Еще и поэтому мне важен мой список современных российских авторов. Я приеду и покажу его своему издателю.
— Моника Али: С тех пор, как приехала сюда, я задаю этот вопрос всем, с кем встречаюсь — прошу порекомендовать современных российских авторов. Кого мне почитать? Кто пишет о современности? Кто пишет об изменениях, произошедших в девяностые годы? Кто пишет о власти и оппозиции? Кто пишет об обычной жизни за пределами Москвы? У меня есть небольшой список имен, я попробую найти их книги.
— Руперт Томпсон: Мне кажется, русскую прозу непростительно мало переводят на английский. В книжных легко найти французских авторов, немецких, испанских, а на месте современной русской литературы белое пятно, как будто ничего не происходит. Но это не может быть правдой. Единственный русский литератор, о котором я слышал довольно много, больше известен по другим причинам — Эдуард Лимонов. У меня на тумбочке возле кровати сейчас лежит книжка «Лимонов» французского автора Эмманюэля Каррера, я начал ее читать. Но я читал и книгу «Это я, Эдичка», давно, когда она только вышла. И я думаю, вы абсолютно правы, когда говорите о консервативности британского книжного рынка. И за те 30 лет, что я пишу, он стал еще более консервативным и закрытым. После финансового кризиса 2008-2009 года наш издательский рынок вообще ведет себя, как кролик в свете автомобильных фар — сидит и трясется. Индустрия заморожена, она вообще не закладывает никаких рисков. Если раньше мне платили гонорар исходя из моей репутации, оценки критиков и потенциальной популярности, то теперь я получаю только проценты с продаж. Все писатели, будь то авторы художественных книг или экспериментальной прозы, оцениваются только по способности приносить прибыль. Мне, например, было очень сложно найти издателя для своей последней книги. У меня своя аудитория, довольно устойчивая, но я не приношу миллионы — и для издателей это проблема.
— Гвендолин Райли: Я читаю очень много переводной литературы, но романов российских авторов среди этих книг, к сожалению, нет. Из современников я читала только белорусскую писательницу Светлану Алексиевич. «Цинковые мальчики», «У войны не женское лицо», «Чернобыльская молитва» — очень сильные вещи. Но современную художественную литературу не читала. Моей первой большой читательской любовью была русская классика — и я ей верна. Хотя, может, это от лени и от незнания. Карта современной прозы, на мой взгляд, похожа на белое полотно с брызгами чернил, которые не складываются в единый рисунок. Сейчас я читаю роман венгерской писательницы Аготы Кристоф. Я сознательно избегаю современную американскую прозу, почти не читаю британскую. Но очень люблю немецких писателей и вообще европейскую литературу.
