Со знаменитым сценаристом Эндрю Дэвисом мы поговорили во время ярмарки интеллектуальной литературы Non/Fiction, на которой Великобритания была почетным гостем. Мы встретились зимним утром в уютной гостиной в резиденции посла Великобритании на Софийской набережной, где Эндрю Дэвиса поселили вместе с Джулианом Барнсом и другими авторами, приехавшими на Non/Fiction по приглашению Британского Совета. Необыкновенно обаятельный 80-летний англичанин не скрывал своего восторга и искренне получал удовольствие от всего происходящего.
— Здесь очень красиво, не правда ли. Я впервые в Москве, вообще первый раз в России и я просто потрясен! Сразу оказаться в самом центре, в этом старинном особняке с видом на Кремль. Я и не думал, что Кремль настолько величественный и прекрасный. Правда, я не ожидал и того, что в Москве такие пробки, особенно в центре (смеется). Но самое сильное впечатление — это, конечно, снег. Я так рад, что идет снег. Мне очень хотелось, чтобы на земле лежал снег. И я как-то так это себе и представлял. Словом, я очень счастлив.
— Добро пожаловать. Очень рада, что вам нравится. Эндрю, о вас точно известно, что вы прочитали как минимум два русских романа — «Войну и мир» и «Доктор Живаго» (Эндрю Дэвис — автор сценариев к мини-сериалам BBC по этим произведениям — прим. ред.). Насколько хорошо вы знакомы с русской литературой вообще?
— На самом деле я читал не так уж много. Конечно, «Преступление и наказание», еще кое-что из Достоевского, почти всего Тургенева, «Анну Каренину». Но, в основном, я, читаю английскую литературу, это, если хотите, моя специализация. Но я был очень взволнован, когда получил предложение адаптировать для экрана «Войну и мир», это и восторг, и вызов одновременно. Я был даже немного напуган.
— Еще бы! Я вас понимаю.
— Вы знаете, мне очень хотелось, чтобы эта экранизация понравилась именно русским зрителям. Чтобы они одобрили, а не говорили: «Боже, во что он превратил великий роман».
Когда показывали эпизод, в котором Анатоль соблазняет Наташу, все ринулись в твиттер. Люди писали: «Нет-нет, Наташа, не ходи с ним! Он же мерзавец!»
— И они одобрили. В России сериал уже показали дважды, причем по центральному каналу. Его активно обсуждали и, в основном, отзывы хорошие. Праправнук писателя, Владимир Толстой, например, считает, что фильм сделан с большим уважением к автору и это чувствуется. Фильм дублирован, но многие смотрели его и на английском, и много потом осуждали в соцсетях. В целом, британскую версию «Войны и мира» приняли.
— Что ж, я рад. В России ведь, как я понимаю, практически каждый знает, о чем книга. В Британии же все совершенно иначе. Большая часть аудитории, как мне кажется, никогда не читала роман Толстого. Так что эта экранизация стала своего рода прелюдией к «Войне и миру». И в Англии наш сериал смотрели совсем по-другому. Например, когда показывали эпизод, в котором Анатоль соблазняет Наташу, все ринулись в твиттер. Люди писали: «Нет-нет, Наташа, не ходи с ним! Он же мерзавец!» (смеется). Наши зрители были в шоке. То есть они совершенно не представляли, что должно случиться, и не знали, чем все закончится. И это, конечно, именно та реакция, на которую я рассчитывал. И я отлично понимаю, что в России аудитория реагирует совершенно иначе. В первую очередь, «ну-ну, посмотрим, как они это сделали».
Русских зрителей интересует, как мы интерпретировали «ваш» роман. И я должен сказать, что есть одно существенное отличие. Толстой, как мне кажется, (поправьте меня, если я ошибаюсь) очень не любит Элен. И Анатоля тоже. Я же писал свой сценарий с любовью к ним. Элен — очень интересный персонаж и привлекательная женщина, я считаю ее восхитительной. И у нее есть собственная позиция, своя точка зрения. Я ведь понимаю, что в то время браки, в основном, заключались по расчету, искали не любовь, а выгодную партию. И ей... ей просто не повезло, что ее мужем оказался человек с такой чистой душой, человек, который действительно искал настоящей любви. С ее точки зрения все просто, брак — это соглашение: вот наша общая выгода, а дальше каждый волен поступать, как хочет, мы просто друзья. Но он-то так не может. И я хотел показать именно это несовпадение. Не думаю, что их несчастливый брак — полностью вина Элен. Ей ведь даже не приходило в голову, она не могла себе представить, насколько то, что она делает, ранит его. В Англии эксперты по творчеству Толстого были удивлены тем, что я показал в «Войне и мире» инцест. А я убежден, что у Толстого все довольно прозрачно, он намекает на отношения Элен и Анатоля довольно откровенно, просто он не мог написать об этом открыто. Поэтому ни одной сцены, где они, скажем, лежали бы в одной постели, в романе вы не найдете. Но все написано между строк. И я подумал, почему бы нет. В конце концов, у меня сценарий, я могу просто показать это. И сделать эту сцену не ужасной, а игривой и даже смешной. Я представил их жизнь и подумал, что когда им было лет по 16, они, возможно, занимались сексом как кролики. Но теперь они повзрослели, они выходят в свет... Да, они по-прежнему очень близки, но они переросли свою страсть. В общем, да, мне просто понравилась эта идея.
— Вам повезло, что времена изменились. Толстой не решился бы на такие вольности, даже если бы относился к героям так же.
— Конечно же нет, у него было гораздо больше ограничений (смеется). Как бы то ни было, в художественной литературе XIX века так много говорится о сексе, в самом деле. Это чуть ли не основная движущая сила, ключевой мотив и уж точно та мощная сила, которая все разрушает, и ранит души, и ломает судьбы. Все это есть у Диккенса, у Элиота и, конечно, у Толстого. Естественно, они не могли прямо писать об этом, но у нас сейчас есть эта свобода.
— Порой ее даже слишком много.
— Вы так думаете?
— Все-таки книга должна оставлять пространство для воображения. Как читатель, я не хочу знать с точностью до мельчайших деталей, что происходит с героями. Мне важно иметь возможность додумать, представить. Чтение — это в определенном смысле сотворчество. Хотя вижу, что вы хотите мне возразить.
— Ну что же… Возможно, возможно и так. Я ведь понимаю, что нахожусь в очень привилегированном положении. Пожалуй, каждый читатель с развитым воображением, когда читает книгу, создает собственную экранизацию у себя в голове. И, вероятно, людей слегка раздражает тот факт, что они вынуждены смотреть мою экранизацию (смеется). Вы же отлично понимаете, о чем я говорю, вам наверняка тоже знакомо это раздражающее чувство несовпадения.
— В этом смысле англичанам определенно повезло больше — у многих из них не было никакого образа Наташи, никакого представления о том, как должен выглядеть Андрей Болконский... Их ничто не отвлекало.
— Да, абсолютное большинство наших зрителей до фильма не читали роман Толстого. Зато потом он впервые вошел в топ-50 бестселлеров. И я надеюсь, что люди не просто купили «Войну и мир» с намерением «когда-нибудь прочесть эту огромную книгу», а действительно прочли. Потому что это великий роман. Хотя и для меня он, признаться, тяжеловат, и объем меня пугал. Вы, может быть, не знаете, но я даже разрезал книгу пополам, когда работал над сценарием. Так мне было психологически легче. Думаю тем, кто сначала посмотрел фильм, тоже легче — у них есть ощущение, что они знают, о чем эта история.
— Мне кажется, нечто подобное было и после недавней экранизации «Анны Карениной» с Кирой Найтли в главной роли. Даже в твиттере кипели те же страсти — Анна, остановись. Не делай этого!
— Да, вот так мы со Стоппардом (сэр Том Стоппард — драматург, автор сценария к фильму Джона Райта «Анна Каренина» — прим. ред.) продвигаем русскую классику.
— Знаете, с романами Толстого в России как раз все понятно. Я хочу спросить вас о другом нашумевшем сценарии, который лег в основу одного из самых обсуждаемых современных сериалов, о «Карточном домике». Я знаю, что именно вы написали первый оригинальный сценарий британского сериала 1999 года.
— Да, «Карточный домик» — это роман Майкла Доббса, который я адаптировал. Майкл Доббс — консерватор, член партии тори. Он всегда был политиком и сейчас Доббс в Парламенте в Палате лордов. Но эту книгу он написал, когда его выбросило из политики и он остался без работы. Поэтому «Карточный домик» написан так откровенно, зло и цинично. Это политический триллер с отличным сюжетом. Но, знаете, я далеко не всегда верил этим персонажам, и мне пришлось изменить очень многое в книге, когда я писал сценарий. Потому что... черт, да потому, что мне хотелось сделать из этого свою историю, вот что. В книге у Фрэнка нет никаких любовных отношений с девушкой-журналисткой. Но я тогда был на семинаре голливудского гуру сценарного мастерства Роберта Макки, и среди прочих важных вещей он сказал следующее: «Если есть хотя бы намек на секс — вытаскивайте его прямо в центр истории». Я тут же подумал, хм, как это может сработать в «Карточном домике»? Пожалуй, у этой очаровательной юной девушки может быть секс с этим отвратительным стареющим политиком. Какая мерзость, подумал я, и сделал их любовниками. Но мне и этого показалось мало. Тогда я решил, что в постели она будет называть его папочкой (смеется). В самом конце романа в финальной сцене на крыше Парламента она предъявляет ему доказательства его вины, угрожает разоблачением, и он от безысходности прыгает вниз, кончает жизнь самоубийством. Но я подумал, что мой Фрэнк не таков. Он слишком на многое пошел, он уже переступил черту, вы же знаете, он уже убил. И он не сдастся просто так. В этой ситуации он, безусловно, убьет Зои, несмотря на то, что любит ее. И я сделал именно такой — шокирующий — финал, который, помимо всего прочего, позволяет продолжать историю. Отличная же идея, как ни крути (смеется).
Доббсу, кстати, мой вариант понравился. Прежде всего потому, что продажи его книги после сериала выросли. Правда потом он снова был не рад всей этой сценарной истории, потому что Доббс пытался сделать Фрэнка политически амбивалентным, чтобы он мог быть одновременно и консерватором и социалистом. Доббс нигде не указывает на то, к какой партии принадлежит его герой. А меня это совершенно не устраивало. Я подумал, ну конечно он тори, только консерватор и никак иначе. Все его ценности, все убеждения указывают на то, что он правый. И, конечно, когда Майкл Доббс захотел вернуться в политику, популярность сериала сильно ему мешала. Вы же понимаете, «Карточный домик» не просто триллер, это острая политическая сатира, причем без особых преувеличений. В нем много довольно жесткой критики правых взглядов и ценностей, и Доббсу было из-за чего волноваться. Конечно, он обвинял и меня. У нас была целая серия дебатов в прессе. Это довольно комично, если разобраться. Мы никогда не дискутировали лично, но много спорили на страницах газет. То он напишет статью с претензией к моей интерпретации его книги, то я что-то такое отвечу... Наши политические взгляды, конечно, сильно отличаются. При этом я ничего не имею против него лично, он очень приятный человек, и при встрече мы всегда неплохо ладили. Кроме того, не надо забывать, что я сделал его богатым человеком (смеется). И мы оба очень выиграли от успеха американского «Карточного домика».
Могу вам сказать, что в «Карточном домике» будет семь сезонов.
— Не сомневаюсь.
— Надеюсь, российские зрители не думают, что я автор сценария для продукта компании Netflix. Все, что я сделал — продал им права на собственный сценарий и позволил использовать все, что они захотят. Могу вам сказать, что в «Карточном домике» будет семь сезонов.
— Семь?!
— На данный момент да. По крайней мере, я подписал бумаги на семь. Но знаете, я столько зарабатываю на каждом сезоне, что не стану возражать, если они вдруг захотят снять больше (смеется).
— А вы сами смотрите американский «Карточный домик»?
— Конечно! Я его обожаю. Как только выходит новый сезон, я смотрю не отрываясь.
— Значит, мы оба с нетерпением ждем пятого сезона.
— О да!
— Четвертый сезон закончился фразой Андервудов: «Мы не боимся террора, мы и есть террор». И, как ни ужасно это признавать, мне очень жаль, что «карточный домик» этой безжалостной и вместе с тем притягательной пары начал разваливаться. Мне, как вашим британским зрителям, хочется написать в твиттер: «Нет, не надо, остановите, пусть у них и дальше все получается!».
— О, отлично понимаю эти чувства. Так и есть. Это такой особый вид эмпатии, когда умом понимаешь, что те, кому ты симпатизируешь, отвратительны, но не можешь занять противоположную сторону. Со мной все то же самое. Кстати, сценарист американского «Карточного домика» Бо Вильман изначально планировал пять сезонов. И сейчас он отстранен от работы над сериалом. «Карточный домик» оказался настолько успешным, что в руководстве Netflix решили не ограничиваться пятью частями. Честно говоря, я боюсь, что без Бо «Карточный домик» уже не будет так хорош. Хотя, конечно, новая команда постарается придумать новые повороты сюжета внутри существующей истории. С другой стороны, мне выгодно надеяться на успех семи сезонов — так я заработаю еще больше (смеется). Ужасно, правда?
— Почему же, по-человечески очень понятно. И вам повезло, что вы продали права не в Россию — здесь невозможно снять ни одного сезона «Карточного домика». Вам попросту не позволят. Эндрю, а насколько, по-вашему, правдиво показано политическое закулисье в сериале? Бесконечная апелляция к чувствам избирателей, с одной стороны, и угрозы, шантаж, давление и страх как ключевой аргумент, с другой. Зрители ведь постоянно пытаются понять, насколько хуже и грязнее политика, чем нам показывают. Действительно ли политики готовы пойти на убийство ради достижения и сохранения власти (и в глубине души многие убеждены, что да), действительно ли все решает толщина досье и вовремя сделанный телефонный звонок... Насколько все это правда, как вы считаете?
— Знаете... (долго размышляет). В книге, с которой все началось, в романе Майкла Доббса «Карточный домик», некоторые вещи были притянуты за уши. В том, что касается самых серьезных преступлений, Майкл несколько преувеличивал. Слегка, но все же преувеличивал. И все-таки безжалостность политики — это, увы, то, что объединяет многие страны. Если ты можешь что-то сделать — ты сделаешь. Потому что если не ты, то кто-то другой. Если есть возможность засадить соперника в тюрьму на 30 лет, кто-то именно так и поступит. И тем важнее роль закона и возможность ему доверять. И да, мы знаем, что ради власти можно пойти на убийство. Хотя в Англии такое случается крайне редко (хохочет).
— А вам не показалось, что последние выборы в США прошли точно по сценарию «Карточного домика»?
— Да, вы правы, во многом так и есть. Было сразу понятно, что Трамп наговорит чего угодно о Хиллари Клинтон, а потом с той же убежденностью будет уверять, что никогда ничего подобного не говорил. А потом и вовсе сошлется на собственные слова в чьем-то пересказе: «Послушайте, что говорят люди! Совершенно ясно, что в нынешних выборах честностью и не пахло» (пародируя Трампа). И весь мир сейчас, конечно, задает один-единственный вопрос: «Что будет делать Трамп?». Мне очень интересно, как будут выстраиваться его отношения с Путиным. Путин, пожалуй, должен быть очень доволен победой Трампа. А его мнение многое определяет. Путин ведь очень популярен в России, не так ли?
— В целом, да.
— Но не во всем остальном мире (смеется). Хотя он, безусловно, очень сильный политик, у него есть все качества настоящего лидера. Думаю, в политической среде он вызывает восхищение и даже зависть. Его уверенность в себе, его сила, его острый ум. Он может быть очень обаятельным, когда хочет. Путин — как раз тот тип лидера, на чьей стороне предпочтительнее оказаться в случае конфликта. Его рейтинги, его популярность среди собственного населения сейчас выше, чем у любого другого политика. Вот это единение с народом... Знаете, когда я адаптировал «Войну и мир», то заметил одну важную вещь. Для Толстого русский язык, русские традиции, принадлежность к русскому народу чрезвычайно важна. Помните тот эпизод, когда Наташа танцует у дядюшки? «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, — этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de châle давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка». У Наташи все это в крови, и для Толстого это очень важно. Во время работы над экранизацией мы очень много говорили о том, что же значит «чувствовать себя русским» и как это показать. Ведь действие «Войны и мира» происходит в принципе в тот же период, что и в романах Джейн Остин. Это девушки в тех же французских платьях и парни в похожих мундирах. Как передать их «русскость»? И я понял: в книге они все очень много поют, и в фильме тоже будет пение, причем на русском языке. И через это пение мы, возможно, сумеем передать вот эту принадлежность к русской культуре.
— Должна сказать, у вас получилось. Я не раз встречала в сети именно такие зрительские отзывы, что, мол, Толстой настолько универсален, что действие «Войны и мира» может происходить где угодно в Европе, но, как только начинает петь хор, сразу вспоминаешь, что это русский роман.
— Значит, моя идея сработала. Я рад. В этом пении действительно есть особая гармония, в которой для меня воплощается русская душа. Слияние мужских голосов в единый голос, проникающий прямо в сердце. Мы, конечно, использовали эту магию везде, где только могли. Собственно, с этого начинается первая же сцена. Прежде, чем вы видите и слышите что-либо еще, вы слышите пение хора. Или один из моих любимых эпизодов, когда Наташа и Николай поют вместе. Он только что проигрался в пух и прах и должен признаться во всем отцу, и он слышит, как поет сестра и присоединяется к ней. Мне очень нравится, как Толстой пишет о близости, об этих незримых внутренних связях — я имею в виду семью Ростовых. И даже когда они делают глупости и совершают ошибки, они необыкновенно милые люди. И чувствуешь, что хочешь быть частью этой семьи. Я, кстати, собираюсь поехать в Ясную Поляну и узнать больше о семье самого Толстого.
— А какие места в Великобритании стоит посетить, чтобы увидеть Англию глазами Эндрю Дэвиса?
— Сейчас расскажу. Я родился в Уэльсе, так что я считаю себя валлийцем. Поэтому я просто посоветую русским путешественникам хотя бы иметь Уэльс в виду, собираясь в Британию. Чудесные пейзажи, прекрасное побережье, тропы и тропинки, по которым можно часами бродить пешком, наслаждаясь природой. Что еще? Безусловно, Лондон. Ваши студенты изучают романы Джейн Остин?
— Конечно.
— В таком случае, я назову Бат на реке Эйвон в графстве Сомерсет. Улицы там до сих пор те же самые, что и во времена Джейн Остин. Действие романа «Нортенгерское аббатство» происходит в Бате, вся первая половина книги, причем Джейн Остин не меняла названий улиц, так что вы можете легко следовать за персонажами книги, например по Милсон-стрит. Это то, что я сам очень люблю делать во время путешествий. Я провел в Бате свой медовый месяц. Это было очень счастливое время. Моя жена тоже большая поклонница Джейн Остин, так что нам было очень хорошо в этом городе. Это было в 1960 году. Можете себе представить?
В некоторых замках даже до сих пор живут герцоги и герцогини, хотя современная аристократия — довольно жалкое зрелище. Типичный герцог — это человек с унылым лицом, обеспокоенный тем, как починить крышу.
— Думаю, что да — как раз в этом году родилась моя мама.
— Тогда вам непременно стоит поехать с ней в Бат (смеется). Еще в Британии надо побывать в сохранившихся поместьях и замках, а их немало. Как правило, они расположены в очень живописных уголках, а кроме того, владельцы обычно пускают посетителей, поскольку сохранность замков поддерживается государством, и они в том числе работают как национальные музеи. В некоторых замках даже до сих пор живут герцоги и герцогини, хотя современная аристократия — довольно жалкое зрелище. Типичный герцог — это человек с унылым лицом, обеспокоенный тем, как починить крышу.
— А сами вы где живете?
— Я живу в маленьком городке Кенилворт недалеко от знаменитого Стрэдфорда, который на Эйвоне. Кенилворт знаменит огромным, частично разрушенным замком XII века, который до сих пор производит сильное впечатление, особенно на детей.
— Насколько я понимаю, вам нравится жить в небольшом городе?
— О да. Правда, мы переехали давно, еще до того, как я стал профессиональным писателем. Я тогда преподавал в университете, и мне как раз пора было осесть где-то, купить дом, завести семью и детей, купить телевизор в конце концов. Я ведь вырос в доме, где, естественно, не было никакого телевизора, и мне это было важно. Я отлично помню 1963 год, когда у меня появился собственный телевизор и я смог смотреть дома фильмы. Именно тогда я понял, что тоже могу их делать — сочинять истории, которые покажут по телевизору. Я всегда хотел стать писателем. Но писатели, знаете ли, редко хорошо зарабатывают. Так что я занимался другим любимым делом — преподавал и параллельно пробовал свои силы в творчестве. Кстати, я продолжал преподавать до 50 лет, а потом сказал себе: «достаточно», и стал профессиональным автором.
— Над чем вы сейчас работаете?
— Я почти закончил сценарий для киноадаптации «Отверженных» Гюго для BBC. Вещь примерно такая же, как «Война и мир» по объему и силе впечатления. Будет мини-сериал из шести серий, я почти закончил работу над сценарием. А потом... Вы знакомы с Мариной Уорнер, писательницей и культурологом, которая тоже приехала на ярмарку Non/Fiction? Она написала роман о китайской императрице Цы Си, абсолютно блистательной, умной и жестокой, которая прошла путь от простой наложницы до единоличной правительницы Китая. Пока не могу сказать точно, но думаю, что займусь этой историей после «Отверженных». И это будет работа совершенно другого рода, чем экранизация «Войны и мира» или «Отверженных». Потому что когда ты берешься за адаптацию художественного произведения, все уже сделано до тебя — есть сюжет, есть мизансцены, есть диалоги — ты лишь выбираешь то, что тебе потребуется. Книга Марины Уоррен историческая, то есть мне потребуется перелопатить множество источников, провести немало исследований и, по сути, сначала написать роман, а потом уже экранизировать его. Почему бы нет, никогда не поздно начать делать что-то новое.
