Гинкас вновь ставит классика и играет со зрителем

Когда зрители уже расселись по своим местам и замерли, в ослепительно белой комнате вдруг гаснет и вновь вспыхивает свет. По комнате, похожей на шкаф, кружит, пошатываясь, молодой человек, одетый во что-то длинное и черное. Он поднимает к лицу руки, начинает их оттирать, и хотя со зрительского места отчетливо видно, что они вымазаны чем-то белым, все равно становится жутко. Такой же холодок в области желудка появляется, когда человек в черном дергает за край лежащей на полу ветоши. По сюжету под ней может быть труп, но нет, там всего лишь строительные носилки, банка с краской, кисти и тот самый топор.

«Игры во флигеле» — игры давнишние. Двадцать пять лет назад старомосковский одноэтажный особняк, один из немногих, уцелевших после пожара 1812 года, странным образом присоединился к зданию московского ТЮЗа и превратился в сценическое пространство. Кама Гинкас решил поставить на сцене во флигеле спектакль «Играем… преступление» для двух актеров: Виктора Гвоздицкого и Маркуса Грота. Спектакль получил приз московской театральной критики, но вскоре вышел из репертуара просто потому, что театру пришлось расстаться с особнячком, который был сдан в аренду.

Вернуть его удалось только сейчас. Флигель открылся спектаклем по Достоевскому несмотря на то, что Гинкас неоднократно зарекался ставить этого автора, потому что слишком долго им занимался, переносил его романы на сцену и в Финляндии, и в Германии, и в Москве. Вместе с ним в репертуар театра вернулись игры, для которых сцена в ампирном особняке была просто необходима.

«Игры во флигеле» — это игры с пространством: тесным, стерильно-белым и простым. В нем можно представить себе и метания Раскольникова, и разговор о вечности, которая, быть может, совсем не то, что мы о ней думаем, а всего лишь деревенская банька с пауками по углам. «Игры» ведутся и со зрителем, которому не совсем привычно чувствовать себя внутри комнаты, где, возможно, недавно совершилось преступление, и с литературным произведением, которое Гинкас так мастерски разбирает на части, что второстепенные персонажи начинают обретать собственный голос, объем, и в целом — право на суверенное существование.  

«По дороге в…» дает такое право Аркадию Свидригайлову, одному из самых странных персонажей «Преступления и наказания». Свидригайлов обычно нравится женщинам, если им хватает сил дочитать роман до конца, — потому что широк, слишком даже широк, «я бы сузил», как говорит герой другого романа. Он и убийца, хотя его вина не доказана, и шулер, хотя и этому нет подтверждения, негодный соблазнитель и в то же время искренний влюбленный.

В спектакле Гинкаса он еще и часть горячечного сна Родиона Раскольникова. И слова, с которыми он появляется («Верите ли вы в привидения?»), и слепящий свет за его спиной, и странная парочка в красном, которая врывается вслед за ним и водит хороводы по комнате, — все оттуда, из пограничного мира между сном и явью. Потом этот эфемерный персонаж начнет становиться все более реальным, побудет циником и шутом, покажет свою улыбку нараспашку и перестанет ерничать только в самом конце, в решающем объяснении с любимой девушкой, которое закончится ее отказом и финальным выстрелом. Сцена объяснения сыграна так, что притяжение героя Игоря Гордина к Дуне чувствуется на физическом уровне. Тем, кто видел спектакль, забыть ее будет трудно.

Кого-то «По дороге в…» заставит заглянуть в роман, чтобы самому отгадать загадку Свидригайлова, и это будет правильно, потому что спектакль никаких ответов не дает, а лишь добавляет вопросы. Куда на самом деле собирался ехать этот непонятный человек, кричавший про Америку, и собирался ли куда-либо вообще? И даже выстрел, прозвучавший за дверью, настоящий ли он, или тоже часть сна, с которого все и началось? Единственное, что можно считать ответом, это подзаголовок, который Кама Гинкас добавил к названию спектакля  — «Сны о русской жизни».