Стиль
Герои Режиссер Кира Коваленко — о Кавказе, Каннах и кино
Стиль
Герои Режиссер Кира Коваленко — о Кавказе, Каннах и кино
Герои

Режиссер Кира Коваленко — о Кавказе, Каннах и кино

Фото: Георгий Кардава
В прокат вышел фильм «Разжимая кулаки», а мы обсудили с его режиссером Кирой Коваленко разницу между русским и осетинским языками, правдивость кино и нежность, живущую на Кавказе

В небольшом осетинском городке, будто отвоеванном человеком у природы и ее скал, живет девочка Ада. Живет тихо, почти беззвучно, мечтая отыскать спрятанный отцом паспорт и расстаться с прошлым и его травмами, забыть о которых ей никак не позволит собственное тело. «Разжимая кулаки» Киры Коваленко — история одной семьи, в которой родительская любовь давно превратилась в тяжелые оковы. В июле сюжет вернулся из Канн с главной наградой программы «Особый взгляд», а в конце сентября закрыл 32-й «Кинотавр», чтобы тут же выйти в прокат. Мы встретились с режиссером Кирой Коваленко, чтобы поговорить о Кавказе, его нежности и романтике, а также разобраться в художественном мире ее второй полнометражной работы.

Как только начинается фильм, мы оказываемся в пространстве не то чтобы безвременья, но совершенно точно особенного времени, живущего по своим законам, со своими приметами. В квартире героев — старенький телевизор, по которому идет программа, рассказывающая, как и где можно попрощаться с умершими горожанами, магазин, где работает героиня, тоже типичный для Осетии, но необычный для большинства зрителей. Как и из чего вы собирали этот мир?

На Кавказе в больших городах чувствуется больше современного, но в таких маленьких местах, как Мизур, все выглядит именно так. Я просто заходила в некоторые квартиры, мы фотографировали, как они выглядят, смотрели, наблюдали. Поверхность стен, например, у нас в кадре — это не обои, а такая трафаретная побелка. Я взяла это из настоящей квартиры. И эти старенькие телевизоры, и какие-то другие предметы — мы отталкивались от реальности. Все это — признак современного времени в Осетии. То же — с одеждой (многие, кстати, были в своей) и другими художественными элементами фильма.

Часто, когда мы смотрим взглядом «из Канн» или «из Москвы», такой мир нам кажется...

Экзотическим или просто чужим?

Получается, это взгляд некоторой метрополии. При этом в фильме и город, и окружающая его природа показаны без нарочитости, мы смотрим на все как будто бы внутренним взором.

Мне хотелось, чтобы мы увидели окружающую среду не глазами приезжающего человека, а человека, который живет в этих местах. Несколько лет назад я поехала в очень похожее место, только не в Осетии, а в Кабардино-Балкарии, в небольшой поселок Нейтрино. Сняла квартиру в девятиэтажке на последнем этаже и прожила там месяц в тишине. Какие у меня были развлечения? Очень небольшой отрезок неба, которое я видела из своего окна. Мне не хватало горизонта. Окно упиралось в скалу, на которой я уже все за этот месяц изучила вдоль и поперек. И от этого, может быть, у меня была близость с этим местом, какое-то понимание существования жизни там.

Фото: Георгий Кардава

В вашей истории есть дом, в стену которого дети кидают петарды. Возможно, это досужие интерпретации, но кажется, что этот небольшой эпизод — тоже значительная часть контекста истории. Почему вы решили его показать?

Этот дом с пятнами, в который мальчишки бросают бомбочки, и был такой, я этот контекст не придумывала. Я много наблюдала за Мизуром в инстаграме, все смотрела и смотрела фотографии, на одной был этот дом, и я поняла из комментариев, что жители называют его «раненым». Он и правда похож на раненого, часть этого места и его истории. Просто я люблю работать с реальностью, немного добавляя или усиливая какой-то эффект, чтобы это имело кинематографический образ, но чтобы он складывался из настоящего, из существующих деталей. Граффити, надписи на стенах — все это есть в Мизуре, мы только чуть-чуть расставили акценты.

Там все активно пользуются инстаграмом?

Там не очень хорошо ловит интернет. Вся наша группа была практически без связи, пока мы снимали. И все-таки он есть, да, медленный, но все местные им пользуются. Молодые ребята точно. Там не чувствуется, что поселок как-то отрезан от мира или еще что-то такое. Нет, это внутри контекста жизни. Если отъехать в какое-нибудь более тихое место от Москвы в другую сторону, будет то же самое.

А если говорить про сам конфликт? Насколько, на ваш взгляд, конфликт любви и свободы привязан к месту и ко времени?

В любом случае, кино — это художественный вымысел, всегда очень частная история. Любовь, если ее слишком много, может превратиться в насилие. И, конечно, я думаю, что это более общая тема. Просто на Кавказе чаще сталкиваешься с этим. Семьи большие или не очень, но они всегда очень плотные. Ты всегда в связи с родными людьми. И эта связь иногда становится просто нестерпимой вплоть до того, что у человека нет своего места даже просто чтобы уединиться, нет своей комнаты или своего кусочка времени. Ты часто находишься во владении всей семьи.

Фото: Георгий Кардава

Когда растешь в одной культуре, а потом оказываешься в другой, возникает момент приятия или, наоборот, неприятия. Как это было у вас?

Всегда чувствовала, как моя ментальность путешествует вместе со мной. Я от этого никак не могу и не хочу отрываться. Мне интересно. Я с уважением отношусь к тому, как это происходит в других местах, но просто чем старше становлюсь, тем ценнее для меня оказывается моя ментальность. И вижу, если честно, в этом свою привилегию. Я довольно легко могу понять другую культуру и проникнуться ею. Мне ужасно подходила Канада именно по ментальности, потому что там очень приветливые люди. Мне достаточно уже и того, что я иду утром, гуляю с собакой, мне все улыбаются, со мной здороваются. Но везде свои особенности. Мне кажется, что это все одинаково интересно, и у меня был не очень приятный пример, когда знакомый молодой человек из Осетии, живущий в Петербурге и Москве, сказал про себя самого: «Я был таким дикарем». Меня ужасно обижает эта фраза, потому что ребята, которые живут в небольших городах Осетии или вообще на Кавказе, совсем не дикари. Я обожаю их характеры. В них очень много прикольных черт. Это красивые люди. Я бы не хотела, чтобы о них думали, что они дикари. Или они так думали о себе сами.

А если говорить про профессиональное сообщество? Вы показали фильм в Каннах, не было ли там реакции, мол, «вот они какие, эти дикие люди»?

Все люди, с которыми я беседовала и мнение которых узнавала, никогда такую позицию как раз не транслировали. Мне показалось, что их действительно интересует человек и в сюжете они видят именно человеческую историю, они совсем не смотрели на героев свысока. Может быть, я чего-то не знаю, но мой личный контакт был именно таким. На самом деле, как ни странно, такого больше именно у нас здесь, в России. Мы так любим это слово — «экзотика». А это не экзотика ведь, это простая жизнь. Я ее вижу именно такой. И занимаюсь профессией, просто моя профессиональная работа в том, чтобы снимать в месте, которое я знаю и которое понимаю.

Мне достаточно уже и того, что я иду утром, гуляю с собакой, мне все улыбаются, со мной здороваются.

Фото: Георгий Кардава

Все диалоги и все разговоры в фильме — на осетинском языке. На русский переходит чуть ли не только один герой. Лишь один раз. Произнося одну конкретную фразу. Давайте поговорим о языке и его влиянии на вашу историю?

Я писала на русском и думала, что, скорее всего, снимать будем тоже на нем. Когда начала делать пробы, все время спрашивала: «На каком языке вы говорите дома со своими родителями, с братьями?» И мне все сказали, что на осетинском. Это был ответ — на каком языке снимать. В Осетии прекрасно говорят и на русском, и на осетинском, но ведь дома они говорят на родном. Когда мы начали делать те же самые пробы, но на языке, я поняла, как много он дает пластике, характеру, психофизике. Как много он дает свободы актерам: они как бы в своей тарелке, более свободно себя чувствуют. Между нами не было отдаленности, потому что все равно все репетиции и все разговоры о том, что мы делаем, велись на русском. Всем он понятен, а дальше они переходят на свой родной. И это придает той самой жизни, органики.

Момент этой дуальности продолжает и музыка. Вот, к примеру, когда герои оказываются на дискотеке, мы слышим одну из композиций (Хасан Абубакаров, «В небе звезды горят»), и музыкант сначала поет на русском, а потом на родном языке.

Эта музыка очень популярна на Кавказе. Она делается на русском, потому что все республики говорят на разных языках. И чтобы захватить большую популярность, все слова пишутся на русском, но исполнитель может позволить себе небольшой куплет спеть на родном языке.

Что такое для вас кавказская романтика?

Я так называю всю эту музыку, которую люблю, которая звучит в фильме. Столько нежности, столько слов о глазах и Луне… Вообще, мне кажется, молодость на Кавказе ужасно романтична, даже излишне, может быть, экзальтирована, потому что нечем заняться — есть только влюбленности. И вот они создают этот романтизм. Это сильно отражается в музыке, часто отражается в поведении молодых людей. И Ада, наша героиня, тоже хочет этой простой девчачьей жизни. Она всего этого очень желает: без этого ее жизнь совсем тиха.

А чувствуется ли взаимопроникновение языков? И в жизни, и, как следствие, в кадре?

Все говорят на родном, но язык сейчас все равно трансформируется и там очень много русских слов. Мы всегда садились и разбирали, где органично добавить русские слова. Мне кажется, это тоже очень интересное состояние речи, довольно современное.

Фото: Георгий Кардава

Играл ли роль менталитет при работе с артистами? Например, когда актер сомневался в том, что его герой мог бы так сказать, поступить и предлагал свои варианты — с точки зрения фраз, а может быть даже и с точки зрения действий?

Единственное такое противоречие было как раз с отцом. Потому что он считал, что должен быть более жестким. Мы долго разговаривали. Я пыталась убедить его, что отец должен быть мягче, что он должен быть неоднозначный, что он тоже раненый человек, что в нем больше, чем просто такого жесткого воспитания, в нем очень много скрытых внутренних переживаний и эмоций. Я видела очень разных отцов на Кавказе. Были совершенно мягкие люди, понимающие, и были очень жесткие. Здесь нельзя делать какое-то обобщение.

Вас и ваших однокурсников часто спрашивают, чему научила и как повлияла на вас работа с мастером Александром Сокуровым. Хочется распространить этот вопрос и на продюсера, поскольку для любого автора фигура продюсера может оказаться одновременно и спасительной, и роковой.

Александр Ефимович (Роднянский. — «РБК Стиль») очень уважает автора. Он дает абсолютную свободу. Конечно, у него хочется поучиться открытости и способности так говорить, как он. У него потрясающая память. То уважение, которое он проявляет к человеку, с которым работает, — самая максимальная ценность. Он позволяет сделать тот фильм, который хочет сделать автор, а не тот, который он хочет сделать как продюсер. Думаю, что это еще и потому, что он прекрасный режиссер-документалист и знает все трудности, как проходить этот долгий путь.

Александр Ефимович часто, размышляя о режиссерах, говорит, что есть новое громкое поколение, и приводит в пример как раз вашу мастерскую. Вы изнутри чувствуете эту «поколенческость»?

Изнутри это не чувствуется, по крайней мере, у меня. Это дело, конечно, не поколенческая вещь, а подвиг одного человека— Александра Николаевича (Сокурова. — «РБК Стиль»), который создал мастерскую, собрал ребят, давал пять лет им свои знания. Это то, что касается мастерской. Но в целом у меня есть какое-то очень приятное ощущение от того, что сейчас происходит в русском кино, потому что мне была интересна, к примеру, вся программа «Кинотавра». Это довольно молодые люди. Те, кто будет дальше творить, делать кино. И пусть это было в каждом поколении, сейчас есть больший интерес к жизни вокруг. Тут нужно сказать, что, конечно, я могу ошибаться, потому что смотрю очень узким своим взглядом на это.

Молодость на Кавказе ужасно романтична, даже излишне, может быть, экзальтирована, потому что нечем заняться — есть только влюбленности.

Фото: Георгий Кардава

А вы успеваете смотреть кино и сериалы?

Я смотрела всего несколько сериалов в жизни, просто потому что мне было интересно. Но у меня нет внутренней задачи, что я должна за всем успеть. Я прекрасно понимаю, что если буду сейчас бежать за всем, то все равно ничего не успею. Это не будет ничего значить. У меня есть какая-то внутренняя интуиция, чаще всего не ошибаюсь, когда хочу посмотреть какой-то конкретный фильм или сериал. Я не мучаю себя и не заставляю смотреть огромное количество всего.

Возвращаясь к разговору о фестивалях и выходе фильма в прокат. Бывает, что между тем, как закончен фильм, и тем, как он попадает в фестивальную программу, проходит совсем мало времени, бывает и наоборот. Как было в случае с «Разжимая кулаки»? И как вы относитесь к фестивалям: это работа или отдых отчасти тоже?

У меня довольно большая дистанция между фильмом, который был закончен больше чем год назад, и мной. Я уже успела от него отодвинуться. Специально его подальше от себя пытаюсь отодвинуть, чтобы начать что-то новое. Вот недавно была на фестивале в Теллурайде. Как говорят некоторые, что это анти-Канны. Там очень спокойно и демократично. Нет никакого дресс-кода, нет светской прессы. Ты просто ходишь, смотришь кино, общаешься с людьми. Все очень просто одеты. Все сидят на траве, едят. Конечно, мне там было гораздо легче, чем на Каннском фестивале, потому что это все непривычно. И вся работа с фильмом — это работа. Как я к этому отношусь? Я считаю, что это просто поддержка фильма, что такие фильмы, как мой, и еще большое количество других без этой поддержки не выживают. Их никто может не увидеть. Я это воспринимаю как поддержку авторского кино.

В одном из интервью вы рассказывали, что для вас кино — желание и попытка поговорить о том, в чем вы уязвимы, о том, что болит. Это скорее общий подход или ключ к конкретной истории?

Я все-таки за какую-то подвижность, за переосмысление. Это не значит, что я от каких-то своих мыслей откажусь — хотя, впрочем, может и откажусь, — но это значит, что что-то накопится новое, новый опыт. Эта конкретная формулировка помогла мне сделать именно этот фильм. Путь — длинный и долгий, так что всегда нужны какие-то точки, которые будут тебе напоминать, зачем ты это делаешь, почему это так важно для тебя. И давать себе какие-то ответы просто необходимо. Возможно, в следующий раз я задам себе совершенно другие вопросы.

«РБК Стиль» благодарит кинотеатр «Пионер» за помощь в проведении съемки.

Актриса Лиза Янковская — о фамилии, мультивселенной и съемках «Пропавшей».