Актер Юра Борисов (не Юрий, а Юра, к чему афиши и титры фильмов, а вместе с ними интервью и телеэфиры приучить зрителей уже успели) не похож на человека, который готов хоть что-нибудь делать вполсилы или спустя рукава. «Если скучно и неинтересно, зачем тогда это все?» — говорит он, готовясь те самые рукава засучить, чтобы нырнуть в Яузу или устроить пикник на обочине. В сентябре его фестивальный марафон продолжился Венецианским кинофестивалем и «Кинотавром». На последнем актер появится не только на экране (пять фильмов — это не шутки), но и в жюри конкурса короткого метра. Рассудив, что для отдыха время у Юры сейчас найдется едва ли, мы захватили на съемку розового фламинго и пару коктейлей, а теперь показываем, что из этого вышло.
Вы вернулись с Каннского кинофестиваля, где в программе было сразу два фильма с вашим участием, сейчас Венеция, впереди — «Кинотавр». Какие впечатления от фестивальной жизни?
Интересно было посмотреть на то, как в Каннах все проходит. Есть ведь определенный обряд, и в этом любопытно оказаться. Но мне это было интересно сделать один раз, потому что просто так ходить по дорожкам мне не хочется. А еще было сложно в смысле того, что слишком много общения. Конечно, на фестивали приезжают именно для того, чтобы знакомиться, обсуждать новые проекты, и в этом смысл. Но пока после Канн у меня никаких предложений не было.
То есть для вас это скорее работа, чем удовольствие? Красные дорожки, вечеринки, интервью и другие фестивальные приметы.
Для меня это работа. Если можно будет отказаться не в ущерб проекту, я откажусь, хоть фестивали и дают возможность какого-то нужного и важного обмена. Просто ни на одном фестивале у меня еще не получилось такого здорового обмена опытом. Понятно, что ты можешь посмотреть кино, которое, может быть, потом не найдешь в прокате, и это самое ценное, да и атмосфера больше располагает, чтобы всему этому внимать. Но все это внимание, если честно, мне не очень нравится, мне сложно.
Тогда давайте поговорим о том, что предшествует всем фестивалям. О съемках. Есть ли у вас любимый момент в кинопроцессе?
Мне нравится этап разбора. Вы садитесь и начинаете копаться, придумывать. Круто, когда у команды есть взаимопонимание, и это самое ценное, когда вместе с режиссером, оператором, партнерами, художниками по гриму, по костюмам вы пытаетесь нащупать и создать мир, который станет миром именно этого конкретного кино. И сами съемки — это всегда интересно, правда, я ненавижу первые съемочные дни, потому что в них ничего не понятно, все вслепую, все время ошибки. И последние съемочные дни тоже, потому что там, наоборот, уже все сделано и все понятно, так что часто становится скучно. А вообще съемочный период всегда полон сюрпризов и всяких невероятных штук. Ну, это если все происходит по любви.
Дискуссиям на площадке может быть место?
Если все по любви, тогда можно обспориться и это будет всем в кайф, потому что в этом споре действительно будет рождаться истина, потому что люди слышат друг друга и это спор ради того, чтобы эволюционировать в вопросе, относительно которого он ведется. А когда получилась неправильная стыковка во время проб и режиссер с актером не едины во взгляде на мир, то спорь не спорь, вряд ли вы друг другу что-то докажете.
У вас бывали такие ситуации?
Гораздо больше именно таких, к сожалению, чем тех моментов, когда по любви.
При этом кажется, что все последние ваши работы — как раз череда примеров ситуации «по любви». Ну, со стороны, по крайней мере.
(Улыбается.) Да, действительно так, во всех этих работах все происходило очень по-разному, но всегда по любви. А вообще я понял, что если есть хоть какие-то сомнения, нужно отказываться. И появилась такая возможность, так что, наверное, сейчас мне с этим легче, но все равно я продолжаю совершать ошибки. Надо прислушиваться к себе. В авторском кино чаще всего все по любви, там все зависит в основном от режиссера и актера, все нацелено на то, чтобы они могли что-то создать. При этом чаще всего там не очень много денег, чаще очень мало.
А деньги важны?
По-моему, они не могут быть основополагающим фактором в вопросе отбора материала и людей, с которыми ты хочешь что-то делать. Потому что это как-то глупо. Нет, индустриальное кино мне тоже интересно, но не потому, что оно приносит деньги, а потому, что это другая форма, и в ней тоже интересно пробовать. Ну, а так что про них сказать... Деньги, наверное, всем нужны, и должна быть какая-то золотая середина, но я заметил, что чем больше денег у меня становится, тем больше становится мой запрос. Или нужно пытаться их на что-то копить, а у меня это не особенно получается, потому что для этого должен быть какой-то рациональный подход, а он немножко противоречит творчеству и актерской природе. Не в смысле того, что художники — это неуправляемые люди, но все-таки художник — человек, который пытается жить моментом, прислушиваться, анализировать все вокруг. А накопление денег — это другого рода энергия, что-то совсем из иной области, не то, чем бы хотелось по жизни заниматься. И даже есть какая-то в этом смысле безнадега. (Смеется.) Я понимаю, что денег в глобальном смысле у меня, у нас как у семьи никогда не будет, ну и, наверное, хрен с ними, они ведь есть на жизнь, они, на самом деле, всегда есть. Если их мало — мы их все потратим, если их много — мы все равно всё потратим.
Сегодня в индустрии как будто бы есть определенная схема: вышел успешный фильм с участием артиста, ему предложили не только новые роли, но и рекламные контракты. Чем больше проектов, тем больше предложений. Однако кажется, что вам хочется оставаться от этого всего в стороне.
Умение отказываться, говорить «нет» как будто бы одно из самых ценных качеств, которое можно натренировать и приобрести сегодня в любой сфере. Но очевидно, что чем больше ты участвуешь в таких движухах, тем меньше потом можешь сделать, тем сложнее тебя воспринимать как персонажа после того, как кто-то воспринял тебя как лицо бренда или как чувака, который вел какую-то программу. Поэтому самые интересные для меня актеры не участвуют в рекламе. И я понимаю, что мне в этом смысле предстоит долгое испытание.
Если говорить про профессиональное поле, есть артисты, которые вам своей позицией близки?
Мне очень нравится Адам Драйвер. И Шайа Лабаф тоже.
А известность в широком смысле может стать препятствием для сути? Например, вы часто в интервью рассказываете о театральном режиссере Васе Березине, чьи работы на вас сильно повлияли. Вася — часть театрального андеграунда, но если представить, что завтра он проснется известным всей стране, это отразится, на ваш взгляд, на его проектах и их смысле?
Мне кажется, известность достаточно редко бывает случайной. Чтобы стать известным, нужно хотеть стать известным, тебе зачем-то это нужно. Соответственно, это уже поворот относительно вопроса. А если известность пришла случайно, то она достаточно быстро пройдет и все вернется на круги своя. Кому-то нужно одно, кому-то — другое, кому-то нужно искать эту дорогу к известности, а кому-то — не нужно. Главное тут, мне кажется, быть честным с собой, разобраться, чего ты хочешь по жизни. Если понимаешь чего, то можешь грамотно об этом сообщать миру вокруг, то есть, если сам понял, сможешь транслировать, и к тебе будут прилепляться те люди и ситуации, которые органичны. А вот если не понимаешь, чего ты хочешь, и мечешься, к тебе все время будет прилипать все подряд, и ты будешь мучиться, не понимая, что со всем этим делать.
Денег в глобальном смысле у меня, у нас как у семьи никогда не будет, ну и, наверное, хрен с ними.
В этом контексте ведь важно научиться доверять своим ощущениям? Вы на свои всегда полагались или это приходит со временем и опытом?
Нет, конечно. У меня раньше не было такого количества внимания и предложений, как сейчас. Я сначала просто соглашался на то, что было, и разгребал это по ходу, как мог, потому что больше ничего не было. А потом стало получаться так, что я понимал, что, в принципе, может быть, будет что-то еще, но есть предложение сейчас. И вот оно как бы «скрипит»: вроде знаю, что не нужно соглашаться, но при этом работать хочется, а ничего другого нет. И я соглашался, а через несколько дней, когда уже не мог, был занят, приходило еще одно, другое, третье предложение, по которым сразу все было понятно. Потому что когда приходит то, что нужно, ты мгновенно понимаешь: «О, это оно!» Это ни с чем не спутать, потому что наши ощущения нас никогда не обманывают. И вот когда я стал ошибаться и сразу видеть, что ошибся, я понял, что нужно четко опираться на них. На самом деле, это ведь не противоречит, можно опираться не только ощущениями, но и мозгами.
Возникает желание попробовать себя не в кадре, а за ним? Или, быть может, совсем другое что-то сделать: открыть ресторан, запустить проект?
Внутри профессии мне бы, конечно, хотелось попробовать что-то снять, спродюсировать, но только по отдельности. Посмотрим, что получится. Точнее, я вообще не уверен, что из этого что-то получится, но попробовать стоит. (Смеется.) А вне профессии мне бы хотелось сделать что-то, связанное с переработкой мусора и вообще с использованием ресурсов. В нашей стране это пока почему-то как тема не возникает. То есть понятно, на самом деле, почему, но мне кажется, что достаточно просто можно это изменить. Вопрос в том, чтобы начать это делать и понять, с чего начать. Потому что, например, когда Никита Кукушкин делал «Помощь» (социальный проект Никиты Кукушкина, мобильное приложение адресной помощи пожилым людям. — «РБК Стиль»), он просто взял и сделал, и показал этим, что нужно браться и не бояться, а потом все постепенно подключится. Мне бы хотелось сделать это относительно темы переработки мусора, хотя я пока не понимаю, как к этому подступиться. Но это отдельный большой разговор.
Давайте поговорим про предстоящие премьеры. Все они — пример авторского кино и очень разных режиссерских миров. Прозвучит немного наивно с моей стороны, но во время съемок вы увидели что-то, чему вам захотелось у своих режиссеров научиться?
Такое было постоянно, все они очень разные авторы, но это чувство и желание возникло с каждым из них. Вот Кирилл Семенович (Кирилл Серебренников, режиссер фильма «Петровы в гриппе». — «РБК Стиль»), например, огромная машина с бесконечной оперативной памятью в смысле того, что он тот человек, который невероятным образом сочетает в себе полет и полную структуризацию этого полета. Можно только мечтать научиться способности систематизировать такие объемы, на ходу меняться и подстраиваться под обстоятельства, при этом оставаясь наивным и живым человеком, который все время держит актуальность во внимании. Есть люди, которые годами, десятилетиями не меняются, а он меняется постоянно, ежечасно.
Юхо (Юхо Куосманен, режиссер фильма «Купе номер шесть». — «РБК Стиль») же, допустим, ловец мира, он ходит и ловит реальную жизнь, вставляет ее в свой мир, как-то ограняя. Это особенный и очень чувствительный, чувственный тихий взгляд. Хочется ему научиться. Он ведь при этом в андеграунде. Юхо из Кокколы, маленького города в Финляндии, но абсолютно органично себя ощущает и в тех же Каннах, может перемещаться из того мира в этот, а после Канн попадать куда-то снова в простоту, оставаясь тоже наивным человеком.
Володя Битоков (Владимир Битоков, режиссер фильма «Мама, я дома». — «РБК Стиль») в первую очередь настоящий мужчина, что естественно, принимая во внимание, откуда он родом. У него суровый взгляд на мир, но внутри он очень ранимый, что, кажется, не сочетается с его бородой, комплекцией и позицией. При этом на съемках он все время подходил, мы обсуждали сцены, он ставил задачи, и это всегда было как-то очень просто. Он так любил то, что мы делали, и так внимательно смотрел, видел такие малейшие нюансы в том, что мы делали с Ксенией Раппопорт, что я не понимал, как это можно увидеть, потому что это какие-то совсем внутренние вещи, а он их чувствовал. И вообще, он очень чуткий человек. Наверное, у него я хотел бы научиться чуткости и такой… не аккуратности, а бережности. Он очень бережно своими большими руками держит свое кино, свой мир, который создает.
Ну, Наташа Кудряшова (Наталья Кудряшова, режиссер фильма «Герда». — «РБК Стиль») вообще рок-н-ролльщица. У нее невероятная энергия протеста, но при этом созидательного. Она все время где-то в альтернативе, Наташа абсолютно по-своему смотрит на мир, видит его как темноту, в которой куча разных лучей, переплетаясь, что-то создают, и у нее я хотел бы научиться этой четкой позиции против. При этом не осуждая и не крича, но стоя на своем. И вообще, она не гонится ни за чем, и этому я хотел бы научиться.
Известность достаточно редко бывает случайной. Чтобы стать известным, нужно хотеть стать известным.
Вам сейчас этого не хватает?
Этого всегда не хватает. Мир, заточенный на успех, сбивает все время в это состояние: «Давай, давай, надо чего-то достичь». И хотя, конечно, не нужно сидеть на месте, мне кажется, что не так уж важно чего-то достичь, важно ничего не поломать. (Пауза.)
Леша с Наташей (Алексей Чупов и Наташа Меркулова, режиссеры фильма «Капитан Волконогов бежал». — «РБК Стиль») — они вообще… Во-первых, они вдвоем, и это уже очень странно и особенно, потому что я вот не знаю, если бы я снимал кино, как делал бы это с кем-то вдвоем. Вообще не понимаю, как они договариваются между собой, но каким-то образом мгновенно это делают и как-то негласно. У Леши в голове хранится бесконечное количество историй и диалогов из жизни. А Наташа всегда требует от сотворцов, чтобы они выдали 700% вместо 100. И истории у них всегда особенные, они по-своему видят мир. Я хотел бы научиться все так запоминать, как Леша, и так хреначить, как Наташа.
А Женя Григорьев, автор «Подельников» (Евгений Григорьев, режиссер фильма «Подельники». — «РБК Стиль»), документалист. Он ищет жизнь в чистом виде, и это был его первый игровой фильм, где мы очень долго сидели на разборе и пытались понять, придумать жизни наших героев. Это был один из самых интересных разборов для меня, и у Жени я хотел бы научиться наблюдательности, воле и трудоспособности, которых у него хоть отбавляй.
А наблюдая за самим собой, вы чувствуете какие-то перемены в своем подходе к работе?
Я замечаю, что все меньше думаю после дубля, после смены о том, что было. Может быть, это плохо, потому что я не анализирую и в результате что-то теряю, какой-то эволюции не происходит из-за недостатка анализа, из-за того, что я не проговариваю ошибки. А может быть, наоборот: это прошло, мы что-то пробовали, что-то делали, и об этом уже нет смысла думать, потому что это не изменить, и нужно идти дальше. И я вот пока не понимаю. Вижу, что это изменилось, но хорошо это или плохо, не знаю. Навыков постоянно не хватает, просто для каждого фильма они нужные новые. И это очень скучно, когда ты заходишь и понимаешь, что у тебя все навыки есть. Ну и зачем тогда это делать?
Вы не раз говорили, что любите испытывать самого себя на прочность. Бывают моменты, когда от этого можно устать? Захотеть сделать как все?
Ну, часто мне проще сделать так, чем сделать… никак. Когда делаешь никак, это скучно, и ты мучаешься, потому что сам себе не придумал идею; и не знаешь, зачем тебе участвовать в чужой, если ты ее не понимаешь или если ее нет. А когда идея есть, она может быть и чужая, не обязательно самому ее придумывать, но она должна быть сформулирована, и тогда пытаешься ее реализовать. Всегда гораздо проще быть вовлеченным — тогда не замечаешь, как проходит время и что-то происходит, — чем быть не вовлеченным. Я вообще не могу, когда скучно.
Любите импровизировать по жизни, получается?
Я счастлив в тот момент, когда не знаю, что будет, и каждая секунда приносит новый поворот. И мне так очень нравится: полная, тотальная импровизация. У меня никогда еще не было ее настолько много, чтобы она успела надоесть и я захотел бы какого-то порядка. И ведь там все равно возникает план, в этой импровизации. В общем, я люблю хаос. И правду.
Совсем скоро на «Кинотавре» покажут пять фильмов с вашим участием, пока в прокате будут идти «Петровы в гриппе». А вы в это время будете в составе жюри оценивать конкурс короткого метра. Другими словами, активный период. Вы человек рефлексирующий, думаете об отснятых работах? Или уже живете новыми?
Я всегда жду новых предложений. Это единственное, что мне нужно от всего происходящего. Потому что все остальное… Не думаю, что это вообще может что-то изменить, потому что так получилось случайно. Мне кажется, больше никогда такого количества одновременно вышедших проектов у меня не случится. Если честно, ничего хорошего в этом не вижу, потому что это действительно много.
Нехорошо для вас как для артиста?
Ну да, мне кажется, что это слишком много, и я бы как режиссер после такого какое-то время не брал бы этого артиста, что мне и не нравится, потому что я люблю работать. Когда Юрий Дудь меня спрашивал: «Ты не боишься, что тебя станет много?» — я отвечал: «Да нет, много меня не станет». И тогда не думал, что столько проектов может случиться и просто физически выйти в одно время, но каким-то образом это получилось. Если это принесет мне новую работу, которую я люблю делать, то будет здорово. А вообще, как говорится, все пройдет. Но надо успеть кайфануть. (Смеется.)
