В начале октября на Камчатке произошла экологическая катастрофа. Множество морских животных погибли и оказались выброшенными на берег, а местные жители и серферы, тренировавшиеся на Халактырском пляже, почувствовали симптомы отравления из-за контакта с водой. С тех пор появились разнообразные версии относительно того, что могло послужить причиной бедствия, но сегодня большинство ученых сходятся в одном: виновника стоит искать прямо в океане.
Мы узнали у биолога Александра Семенова, который на днях вернулся из экспедиции на Камчатку, как цветение водорослей могло привести к таким результатам и можно ли уже оценить ущерб, нанесенный местной экосистеме, а заодно попросили его развеять несколько мифов, которыми обросло событие.
Александр Семенов,
морской биолог, подводный фотограф, начальник водолазной службы Беломорской биологической станции МГУ, руководитель проекта «Aquatilis»
Что стало причиной экологического бедствия
Вы недавно были в командировке на Камчатке. Сколько вы там пробыли? Чем занимались?
Мы там пробыли, на самом деле, совсем мало. У нас было всего два дня полноценной работы, с 11 по 13 октября. Всего нас было шестеро ученых, и, чтобы немного ускорить процесс, мы разделились на три группы. Вместе с нами также прибыли водолазы из Центра подводных исследований Русского географического общества. Я как раз руководил этой группой, так что рано утром мы вышли в море смотреть, что сейчас происходит на дне в разных точках и на разных глубинах, и собирать пробы. Группа ученых-зоологов отправилась исследовать все прибрежные зоны, до которых смогли дотянуться: бухту Спасения, Большую и Малую Лагерные бухты и Халактырский пляж. Специалист-гидролог и небольшая команда химиков пошли исследовать реки, впадающие в море на Халактырском пляже на предмет загрязнения, а также брать пробы с полигонов. Попутно мы постарались добыть все имеющиеся на тот момент отчеты и результаты анализов проб воды и грунта, ну и, конечно, пообщались немного с коллегами-учеными, которые там поработали. Можно сказать, что во многом мы приехали уже на готовое: огромный объем работы был проделан несколькими группами до нас. Проанализировав доступную информацию и посмотрев на все собственными глазами, мы выдвинули свои предположения о причинах массовой гибели морских организмов.
Еще по дороге в аэропорт мы уже примерно представляли, что это может быть, потому что с самого начала по многим признакам картина была весьма характерной именно для массового цветения водорослей. Но для того, чтобы эту теорию подтвердить наверняка, нужно проанализировать довольно приличный массив данных. Сегодня получить стопроцентные доказательства почти нереально, поскольку они остались в прошлом, в августе-сентябре этого года. Но подобраться к этой версии вплотную можно, просто исключив все остальные варианты. Мы рассматривали разные рабочие гипотезы, совершенно не исключая химических техногенных загрязнений, сейсмической активности, перемешивания глубинных слоев воды, болезней и так далее. Но проверка и имеющиеся у нас на руках анализы позволили исключить их одну за другой. Так что методом исключения у нас осталась только версия водорослей.
Только одни водоросли и все?
На мой взгляд, основной причиной гибели животных было снижение уровня кислорода, а также действие специфических токсинов, которые выделяют одноклеточные водоросли (динофлагелляты, цианобактерии, они же сине-зеленые водоросли, и диатомовые). Но токсины действуют на подводную фауну выборочно, поражая в основном позвоночных животных, а в донных беспозвоночных они, как правило, просто накапливаются, поэтому, в первую очередь, как мне кажется, это именно гипоксия в придонном слое. Причем только в прибрежной зоне, до глубин в 15–17 м, потому что глубже биотопы выглядят на порядок лучше. А вот что именно привело к массовому цветению водорослей — это следующий важный вопрос, который можно обсуждать дольше. Потому что для этого нужно сочетание нескольких факторов. Акватория большая, открытая, это океан, и для того, чтобы водоросли размножились в огромном количестве и привели к заморам (массовой гибели морских животных и рыб), нужно, чтобы совпало несколько погодных явлений. Первое — это должно быть теплое море.
Теплое море — это сколько градусов?
Когда я нырял, вода была +8–10°C на дне вместо +4°C, которые мне обещали местные водолазы в этом конкретном месте. Этот сентябрь был аномально теплый, и температура воды была в среднем по Камчатке выше нормы на 2°C, а в Петропавловске-Камчатском температура порой поднималась выше средней на 4–5°C. Это очень много для моря, температура в котором варьируется от -1,5°C до +14°C.
Помимо повышения температуры, должно быть еще отсутствие сильного ветрового перемешивания. При этом ветер и ветровые течения должны сгонять массу водорослей к берегу и держать их в прибрежной зоне. Не должно быть сильных волн, которые активно перемешивают и аэрируют воду. Дело в том, что при массовом размножении и гибели микроводорослей в прибрежной зоне возникает стратификация — разделение по глубине, когда у вас образуются слои с разным насыщением кислорода. Верхний слой — с живыми фотосинтезирующими водорослями и нижний — с мертвыми водорослями, которые разлагаются бактериями с потреблением кислорода. В результате на дне уровень кислорода снижается, животные слабеют и впоследствии погибают, их также начинают есть бактерии и уровень кислорода снижается еще больше. Если это все перемешивать, такого эффекта не будет.
Это все теория и допущения, которые мы сейчас не можем проверить, но вполне можем прикинуть, как оно было, проанализировав карту глубин и течений, подняв архив температуры воды и воздуха за месяц, посмотрев на направления и силу ветров, дувших в сентябре, и на спутниковые снимки за все тот же сентябрь. По спутниковым снимкам и динамике движения скоплений водорослей вполне можно попробовать определить те точки, которые потенциально были подвержены сильному замору живых существ, и те, которые, скорее всего, не были подвержены. Все это нужно проверять, конечно.
Я буквально пять минут назад заглянул на сайт NASA Earth Observation (интервью проходило утром 16 октября. — «РБК Стиль»), посмотрел на спутниковые снимки, регистрирующие концентрацию хлорофилла, — по ним можно судить об активности и численности водорослей. Там можно выбрать временной промежуток и в очень грубом приближении посмотреть на ситуацию. В период 21–28 сентября вдоль всего побережья Камчатки четко прослеживается значительное повышение концентрации хлорофилла. Это видно по цвету «легенды», упирающейся в крайние значения, что подтверждает массовое размножение водорослей на очень приличной дистанции — от Усть-Камчатска до мыса Лопатка. А это более 750 км побережья. Ну и дальше там все желтое даже на Курилах. То есть имеет место абсолютно явное цветение, которое зарегистрировано со спутников NASA.
К сожалению, я пока так и не добыл подробных спутниковых снимков Камчатки. Я их запросил, но, судя по всему, акватория Камчатки с военными базами и атомными подводными лодками — это не совсем то место, где вам сразу же дадут посмотреть снимки за каждый день месяца. Поэтому я нашел то, что есть в открытых источниках, например на сервисе planet.com. И хотя у них спутник довольно редко летает над Камчаткой и снимает очень разрозненные полоски, попадая то на горы, то на море, тем не менее за 20 сентября любой может посмотреть на более-менее внятный снимок над береговой линией тихоокеанского побережья Камчатки. И там также видны характерные разводы цветущих водорослей, причем именно там, где они должны быть — в прибрежной зоне. Поэтому у меня, честно, сомнений совершенно никаких нет. Многие, конечно, задаются вопросом: «Но что-то же должно было вызвать такое массовое цветение. Как же так?»
Есть в Петропавловске-Камчатском такой нюанс, как сточные воды, которые очищаются далеко не полностью и сбрасываются в акваторию. Есть мнение, что попадающая в воду органика была одним из катализаторов процесса или что это какие-нибудь удобрения попали в реки и простимулировали рост водорослей. Но если бы это было причиной, то все массовые цветения так бы и оставались в Авачинской бухте и не расползались бы на все побережье Камчатки. А у нас, тем временем, идет массовое цветение, растянувшееся на 750 км, так что никакие удобрения, попадающие в воду, не могут привести к таким масштабам.
Много ли пострадало живых организмов
А сколько случаев замора живых существ вы отмечали на протяжении 750 км?
Мы, конечно же, не смогли пройти все 750 км. Даже 10% от этого расстояния не смогли. Было зафиксировано цветение водорослей с вертолета — прямо на выходе из Авачинской бухты, неподалеку от Халактырского пляжа. То есть до 13 октября они до сих пор вполне себе размножались. Мы застали два прекрасных солнечных дня без ветра — нам очень повезло. Но и водорослям тоже, ведь это идеальная для них погода.
Я погружался под воду со своей водолазной командой, и первые три метра были коричневые и мутные, возможно из-за наличия водорослей, но это запросто может быть и опресненный слой воды, сток из какой-нибудь речки — на вид сказать сложно. Тем не менее ниже куда все прозрачнее, а сверху отчетливо видно, что вода другого цвета. Естественно, глазами микроскопические водоросли не увидеть, они на то и микроскопические, но, судя по наблюдениям с вертолета, мы погружались именно через скопления водорослей. Вода на вкус при этом была нормальная — я попробовал (без фанатизма, просто проверил).
Вывод о том, что замор в той или иной мере идет по всему побережью, мы сделали на основе, во-первых, свидетельств водолазов, которым удалось к тому моменту понырять в гораздо большем количестве точек, во-вторых, зафиксированных случаев выноса животных на далеком расстоянии друг от друга, и, в-третьих, доступных нам спутниковых снимков, по которым виден приблизительный масштаб этого явления.
А сколько всего зарегистрированных случаев?
Документально зафиксированных два: один 13 числа в Охотском море вблизи поселка Озерновский и другой, сентябрьский, после шторма — на тех снимках, которые уже облетели весь интернет (речь идет о видео, на которое обратил внимание журналист Юрий Дудь. — «РБК Стиль»). И еще уже в частном порядке люди ездили по бухтам, погружались, находили довольно приличные выносы, снимали печальные картины замора на дне. Но это вроде как не считается официальной информацией: что-то мне лично присылали, что-то я увидел в соцсетях. Я думаю, что по бухтам много где после штормов можно будет еще некоторое время находить выброшенных животных. Основной замор произошел именно в прибрежной зоне, а чуть дальше от берега и глубже 20 м жизнь продолжается. Да и на 5–15 м есть жизнь, хоть и все эти камни «облысели», погибли почти все крупные животные, особенно прикрепленные и медленно ползающие. Погибли губки, актинии, морские ежи, звезды, многие полихеты, двустворчатые моллюски и хитоны. Многие животные ослаблены и вполне могут погибнуть в ближайшее время, а могут и выжить. Сейчас эти биотопы действительно находятся в довольно печальном состоянии.
Если бы я не был морским биологом, то, наверное, вынырнул и сказал бы, что все погибло, и начал плакать горючими слезами. Но если приглядеться поближе, можно увидеть, что на камнях сидят морские козочки, растут гидроидные полипы, ползают блюдечки, ползают маленькие хитоны, то есть жизнь осталась.
И, кстати, что любопытно, осталась всякая мелкая фауна, и скорее всего, это еще один плюсик к теории с гипоксией. Дело в том, что маленьким животным нужно меньше кислорода, чем большим, и, вероятнее всего, крупные организмы не выдержали снижения уровня кислорода, а маленькие как-то пережили. Вообще, такие явления могут быть достаточно продолжительными. Есть места в мире, где водоросли цветут по три месяца и там умирает все живое. А здесь у нас, видимо, в течение месяца продолжался этот процесс. Сейчас точно сказать сложно. Может, их активное размножение идет с августа, а может, началось еще в июле. Надо добывать все космоснимки, сравнивать их, погружаться в сотнях точек, фотографировать биотопы на разных глубинах, считать животных и их видовой состав, проводить огромную аналитическую работу, которую, скорее всего, никто не проведет в полном объеме просто в силу инфраструктурных и логистических сложностей.
Камчатка — это регион, где не так просто проводить комплексные исследования: тут и суровые климатические условия, шторма, и дистанции огромные, и стоимость логистики кусается. Один вылет на вертолете — это десятки тысяч рублей. Выходить в море и дорого, и не всегда безопасно, а погружаться, брать пробы и проводить съемки во всех потенциально интересных точках — это просто невероятный объем работы. Мне бы очень хотелось в таких исследованиях поучаствовать, конечно.
Если бы я не был морским биологом, то, наверное, вынырнул и сказал бы, что все погибло.
Экстремальные условия.
Да, на Камчатке их хватает. И отчасти поэтому раньше особо никто не обращал внимания, если где-то вдруг цвели водоросли или если в удаленную бухту кого-то выносило — в большинстве случаев это просто происходит где-то далеко от наших глаз. Почти все люди, которые живут у моря, рано или поздно сталкиваются с тем, что на берег выносит животных. Для Японии, например, это привычное дело: у них регулярно случаются красные приливы — цветение воды, вызванное вспышкой увеличения численности водорослей. Причем есть водоросли, которые за счет выделения специфических токсинов убивают, например, только один вид рыбы, а все остальные остаются в живых. На берег может выносить сотни тысяч рыб одного вида или, допустим, двустворчатых моллюсков и крабов. То есть токсины действуют не на всех. Это необходимо изучать и учитывать при составлении полной экологической картины.
Есть версия, что цветение шло в несколько этапов и разные виды водорослей сменяли друг друга, выделяли токсины, действующие на разных животных. Среди таких «волн» вполне могли быть и неопасные водоросли, массовое размножение и гибель которых точно так же приводят к снижению уровня кислорода. Сейчас сказать что-то наверняка про видовой состав водорослей, которые активизировались здесь в августе и сентябре, почти нереально, потому что водоросли спокойно появляются и отмирают, после чего заменяются следующими видами. И если мы возьмем пробу сегодня, то увидим только те виды фитопланктона, которые есть сейчас. Хорошо бы найти машину времени, отмотать дней на 30–40 назад и в течение месяца брать пробы через каждые два-три дня, а также замерять содержание кислорода в разных слоях воды и на разных глубинах, вот тогда картина получится понятная. А сейчас у нас есть допущения и основанные на них объяснения гибели животных и других наблюдаемых эффектов красных приливов. Поставить твердую точку безо всех документально зафиксированных данных мы не можем, равно как и сказать: «Да, это водоросли такого-то и такого-то вида, вот они у нас в пробах, во всем сознались, мы им сделали выговор и оштрафовали». Так что хоть я и уверен на 90% в своих объяснениях, всегда остается пространство для сомнений, других вариантов и дополнительных факторов, о которых мы не знаем или которые не учли.
Почему версия о цветении водорослей наиболее правдоподобная
А в пробах воды нельзя увидеть какие-то следы водорослей?
Нет, в том-то и дело. Это же одноклеточная органическая штучка. Она отмирает, ее сжирают бактерии, и больше ее нет. То есть какие-то недавно погибшие водоросли можно, конечно, найти, и сейчас в пробах находят динофлагелляты. Как рассказывает Татьяна Орлова, ведущий научный сотрудник Института биологии моря ДВО РАН и руководитель Центра «Морской биобанк», в пробах обнаружили много «живых, хороших, бодреньких микроводорослей». Сейчас практически все ученые, которые занимаются изучением этого явления, склоняются именно к версии цветения, хотя некоторые высказывают сомнения по поводу того, что у бескислородного замора не может быть такой большой акватории, и приводят другие аргументы. Но на то мы и научное сообщество, чтобы все подвергать сомнению и проверять. Я хоть сам и зоолог, а не альголог, но за последние две недели прочитал очень много статей по красным приливам, так что могу вполне уверенно заявить, что все нужные условия и признаки красных приливов и заморов на Камчатке имеют место.
Другие серьезные заморы в истории случались и на открытых всем ветрам и течениям побережьях, когда там совпадали нужные для водорослей условия. Многие аспекты красных приливов хорошо изучены, и чаще всего в качестве аргумента в споре можно запросто сослаться на научные статьи. Там все нарисовано и подробно расписано — у меня под рукой уже несколько обобщающих научных работ, которые я всем закидываю на изучение. Но дело в том, что на русском языке актуальной информации совсем мало, потому что мы очень редко встречаемся с красными приливами. В мире есть достаточно мест, где они происходят регулярно и где с ними научились как-то гармонично сосуществовать, хотя проблем они доставляют много. Ученым становится понятно, что складываются специфические, подходящие для цветения условия. Когда водоросли активно размножаются и вода начинает цвести, люди не едят морепродукты. На Филиппинах даже выпускают брошюры: не ешьте морепродукты в это и в это время, потому что там токсины, которые продуцируют вот такие-то микроскопические водоросли. И токсины, накапливаясь в тканях двустворчатых моллюсков, животным самим не вредят, а позвоночных убивают. История вообще знает немало случаев гибели от поедания моллюсков, но из-за водорослей это случается чаще всего.
Красные приливы случались в России и ранее
В каких морях и регионах России случаются красные приливы?
Да, в принципе, во всех, если сходятся все необходимые факторы.
И в северных тоже?
Да, на Чукотке, например, была вспышка цветения александриума — весьма токсичной и опасной водоросли. На днях Елена Краснова (кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Беломорской биологической станции им. Н.А. Перцова) по радио рассказывала про экспедицию Русского общества по сохранению и изучению птиц, где они зафиксировали красный прилив на протяжении 700 км береговой линии, от бухты Угольной на Чукотке до Северной Камчатки. Вдоль всего побережья вода имела красный оттенок. Пробы, которые брала лично Краснова, показали высокую концентрацию динофлагеллят.
Вообще, красные приливы — это название для опасных вспышек численности водорослей, которые приводят к печальным последствиям: гибели, замору фауны, рыб, морских млекопитающих, черепах. Есть еще цветения других видов водорослей, которые нетоксичны, но которые тоже приводят к кислородным заморам. Потому что не важно, какие у вас водоросли: выделяющие токсины или не выделяющие. Они все фотосинтезируют, выделяя кислород днем, на солнце, а ночью используют его для дыхания, как положено всем зеленым растениям. И при этом у них короткий жизненный цикл —так же быстро, как множатся, они отмирают. Массовое продолжительное цветение может привести к образованию мертвых зон, то есть участков акватории, где происходят постоянные заморы, и там просто никто не селится. Потому что как только водоросли немного дают слабину и отпускают свою бескислородную хватку, туда поселяются какие-нибудь животные, а потом водоросли снова зацветают — и снова все вымирают. И это нормально и естественно.
Сейчас у нас на той же Камчатке таких мест нет (хотя я и не уверен на 100%, может, и есть Камчатка большая). Но они могут появиться, если будет вода теплеть, а водоросли решат, что им надо размножаться чаще и больше. Если такие заморы, как сейчас, будут повторяться из года в год, это может постепенно привести к значительному снижению численности животных на определенных участках моря и изменению видового состава подверженных заморам биотопов. Но надо понимать, что на самом деле замор произошел в довольно тонкой (в масштабах океана) полосе на определенных глубинах, идущей вдоль побережья и в каких-то бухтах, куда занесло водоросли. Это, конечно же, мозаичное явление. То есть в одном месте было мало кислорода и много кто погиб, а в другом месте какая-нибудь струйка течения со свежим растворенным кислородом пришла и там все окей.
Чтобы, в принципе, оценить масштаб ущерба, надо нырнуть в огромном количестве точек, по более-менее научным методикам посчитать, сколько там зверей на квадратный метр на каких глубинах, и потом все это сравнивать. При этом нам обязательно нужно знать, кто и в каком количестве жил на тех же участках до замора, что уже невозможно сделать. Но только так можно будет с уверенностью говорить, катастрофа это или нет. Просто в новостях поначалу мелькало заявление, что погибло 95% морской фауны. И ты как морской биолог смотришь на это заявление и думаешь: «Интересно, кто и как это вообще посчитал?» Такие допущения абсолютно некорректны с научной точки зрения.
Можно ли вообще оценить масштабы трагедии
А можно говорить, что в отдельных бухтах на Камчатке 95% живых существ погибло?
Даже в отдельных местах не 95% погибло. Для того чтобы оценить, что такое 95%, нужно хорошо знать, какая именно фауна в этом месте живет. А когда человек видит, что на камне, где были актинии, ежи и морские звезды, их уже нет, он не всегда будет вглядываться и не увидит, что там остались мшанки, гидроиды, козочки и всякая прочая мелкота, которую невооруженным взглядом не всегда можно заметить. Не каждый дайвер начнет переворачивать камни, чтобы посмотреть, что там осталось, а там — офиуры, полихеты, немертины. Если в общих чертах оценить обстановку может любой знающий местность водолаз, то смотреть на детали и делать какие-то предварительные выводы должны специалисты, которые знают, на что обращать внимание при описании биотопа. Все-таки у биолога чуть более широкий взгляд на вещи — нужно учитывать гораздо большее количество факторов, сравнивать, анализировать и так далее.
Это немножко такой неловкий момент, когда тебе рассказывают про то, что все погибло и ужас-ужас, а ты спрашиваешь: «Ребята, а что там с мшанками, а что с гидроидами?» На что тебе в ответ говорят: «А кто это?» Необходимость все проверять и смотреть на множество факторов сразу — это, собственно, одна из причин, почему ученые не стали сразу ничего заявлять. И почти все специалисты, когда их начали спрашивать про катастрофу на Камчатке, говорили: «Подождите, сейчас мы проверим и скажем, что мы думаем». Потому что нельзя сходу сказать ни про загрязнения, ни про водоросли. Когда стал чуть более понятен масштаб явления, многие ожидаемо засомневались в его техногенной природе — получилось многовато для незаметного техногенного сброса чего бы то ни было. Чтобы покрыть такую площадь, надо сливать просто танкерами какую-нибудь ядреную отраву, потому что такой объем токсина залить в воду — это абсолютно нереально.
А много ли специалистов приехало на Камчатку для изучения проблемы?
Журналистов, по-моему, больше было. Там вообще очень много людей работает, и я со всеми, конечно же, не пересекся. Над проблемой работает команда из Дальневосточного федерального университета (Владивосток), специалисты КамчатНИРО, Кроноцкий заповедник с водолазами, с губернатором везде ездит команда спецов. Работает Росприроднадзор, Следственный комитет, мы ненадолго присоединились — рабочая группа Русского географического общества вместе с помощниками из Центра подводных исследований и химики. Еще работают гринписовцы и WWF. То есть там несколько бригад, которые друг с другом особо не связаны. Каждая что-то делает. Сами берут свои пробы, анализируют. И на самом деле, это, с одной стороны, классно, с другой стороны, не очень. Классно потому, что в итоге будет много независимых выводов, но не классно, что все работают по отдельности. Было бы здорово иметь общий координационный центр, где все собираются, делятся мнениями, обсуждают, что да как. Вроде бы такой центр даже есть, может, я просто не успел этого понять. В основном мы общались со спецами из разных групп по телефону.
Но как бы там ни было с сотрудничеством и открытыми расследованиями, практически у всех пока что результаты более-менее совпадают. Просто кто-то уже озвучивает рабочие версии, а кто-то до сих пор ищет или ждет результатов анализов проб. Многие до сих пор не верят, что это могут быть водоросли, и ждут плохого. Меня это немного коробит. Хорошо, что подняли волну репостов и достучались до всех и вся, конечно, но как-то и это некрасиво вышло. Много непроверенной информации, много обвинений в сторону администрации и военных, объявление катастрофы и явные преувеличения. Это все более чем ожидаемо после недавних экологических скандалов, но все же тенденция раздувать у нас есть, равно как и повышенный интерес к негативной повестке. Над этим всем стоит задуматься.
Анатолий Крылов, специалист ВНИИМ им. Д.И. Менделеева, который проводил анализ образцов воды Камчатки, рассказал, что чувство жжения слизистой мог вызывать диаллилдисульфид — вещество, которое есть в чесноке. А как он мог попасть в воду в больших количествах?
Интересно. У нас есть фотографии «морского чеснока». Мы на одном из пляжей, пока искали хоть какие-то выбросы животных, нашли целую головку чеснока, выброшенного на берег, — видимо, с корабля выкинули. Так что, возможно, да, кто-то подставил их, подкинув чеснок. (Смеется.) А вообще ожоги слизистой и проблемы с дыханием, равно как и другие неприятные спецэффекты, легко могли быть вызваны токсинами водорослей. Во Флориде осуществляют постоянный мониторинг красных приливов. На сайте Комиссии по сохранению рыбы и дикой природы Флориды висит памятка: при каких концентрациях что нельзя, что опасно, какие у вас будут симптомы и так далее — и это только для одного вида водорослей. У нас тут другой, а вообще их больше десятка токсичных, и действуют они по-разному. И цвет воды меняется, и вкус, и запах.
Меня единственный момент смущал: серферы рассказали, что даже люди, которые просто гуляли по берегу в один из дней, тоже почувствовали недомогание. Их потом тошнило, рвало, у них тоже глаза чесались. Я думал-думал и вроде бы придумал, а потом увидел вживую. Над любым пляжем, когда волны разбиваются друг об друга и о берег, получается плотный слой аэрозоля из очень мелких морских брызг. И с нашего водолазного катера после всех погружений уже под вечер я в закатном солнце увидел этот мельчайший аэрозоль над пляжем, который там повсюду, — от вреза воды вглубь пляжа и метров на пять вверх над землей. А токсины же у нас водорастворимые, то есть в аэрозоли могут быть как клеточки водорослей отдельных, так и просто растворенные токсины. И если это совпало с каким-то пиковым моментом цветения, то вполне могли люди наглотаться просто этого аэрозоля. До этой мысли я дошел на корабле, а потом открыл первую же статью на сайте американского Центра по контролю и предотвращению болезней (это госорганизация) и увидел статью о том, как уберечься от красных приливов. Там объясняется, как именно люди наедаются водорослей и к чему это приводит. Пункт первый — плавание и всякий водный спорт, пункт второй — вдыхание маленьких капелек, тумана, аэрозоля. И дальше все симптомы, которые мы наблюдаем на Камчатке. То есть это давно известные истины, просто у нас об этом никто особо не знает, и даже я со своим профильным образованием морского биолога сидел и голову ломал, как же так может быть: отравление без контакта с водой.
Можно ли предотвратить красные приливы
А нет пока методов борьбы с красными приливами? Человек может что-то сделать?
Нет, не может. Борьба с красными приливами — это будет борьба с природой, с естественным явлением. Другое дело, что с этим надо уметь сосуществовать. То есть, когда случается красный прилив, все надо мониторить, надо запрещать людям вылавливать еду в этот момент. Нужно понимать, как идет рыбный промысел: рыбные фермы от красных приливов очень сильно страдают. Десятки и сотни тонн лососевых погибают, равно как и другие аквакультуры.
Что можно сделать? Для начала изучить все это досконально. А на бытовом уровне можно притормаживать глобальное потепление, по крайне мере, снижать антропогенный фактор. Я точно не помню, что у нас с глобальными циклами потеплений и похолоданий и куда мы приедем через 10–20–50 лет, но уже сегодня проявлять заботу о планете там, где возможно, — это хорошо, это надо вводить как базовое правило. Reduce, reuse, recycle. Снижение потребления, вторичное использование и переработка — это добро. Если мы все будем плотно закрывать холодильники, уменьшать отопление, не использовать кондиционеры без необходимости и перейдем на электрокары (хотя они тоже под вопросом со всеми их производствами, так что пересаживайтесь на велики) — короче говоря, снизим парниковый эффект, то, может быть, потихонечку вместе с природными циклами вода станет попрохладнее и те же красные приливы на севере Тихого океана будут случаться реже.
Американское национальное управление океанических и атмосферных исследований (NOAA) еще несколько лет назад предсказывало, что с потеплением красные приливы будут смещаться на север Тихого океана и случаться будут там все чаще и чаще. Так что мощный красный прилив на Камчатке — это, возможно, своеобразный первый звоночек. Они случались здесь и раньше, но все же редко. Сейчас случилось еще разок, уже на наших глазах. И пока что это не тенденция, конечно, это такой же «один раз в несколько десятков лет». Но если это будет, допустим, через год, потом еще через год, уже можно будет сказать, что это превращается в тенденцию и с этим надо будет как-то жить и что-то делать.
