«Мы прибыли на остров Итуруп, в курильский аэропорт Ясный. Погода прекрасная», — бодро сообщает бортпроводница, пока небольшой турбовинтовой самолет едет по полосе. Это наш второй полет за сегодняшний день, и на контрасте с огромным лайнером, доставившим своих пассажиров из Москвы в Южно-Сахалинск, самолет кажется чуть ли не игрушечным: всего несколько рядов, не больше пары десятков человек в креслах. Градусник термометра показывает +30 °C. В чемодане несколько комплектов термобелья, непроницаемых в своей невозмутимости от дождливой погоды курток, шапка, шарф, но ничего для жары. В море обещали туман и холод, но сейчас вокруг настоящее лето, которому московское могло бы позавидовать. Пока ждем на улице багаж, успеваем осмотреться. Здание аэропорта окружили внедорожники, другие машины на Итурупе редкость. Какая-то ворона, усевшись на фонарь, наблюдает за людьми и передразнивает, правда, исключительно дружелюбно. Природа вступает в свои права.
Так же, как не кажется нам сейчас странным присутствие вороны, спустя время станет привычным соседство с лисами и песцами, сивучами и морскими котиками, тупиками и чайками, ведь впереди десять дней морского путешествия по Курильским островам, от южных к северным, в большинстве своем человеком совсем не познанных. Пока же едем по дорогам Итурупа в сторону порта, чтобы впервые ступить на корабль, на котором нам предстоит пройти по водам Охотского моря и Тихого океана. Водитель знает решительно всех, так что каждого ждет приветствие коротким радостным гудком — «островная жизнь, вы же понимаете».
В порту пришвартована «Омега» — 30-метровое экспедиционное трехпалубное судно, наш дом на ближайшее время. Конечно, со своими законами, правилами и легендами, но обо всем по порядку. Пока же «Омега» поднимает якорь, команда не без гордости представляет обустроенный в кают-компании уголок «от укачивания», и мы отправляемся в путь. Путешествие по краю земли начинается.
«Доброе утро, просыпаемся, Шикотан ждет», — звучит энергичный голос Максима Балаховского, основателя придумавшей этот маршрут компании «Немо Камчатка» и шеф-гида нашей экспедиции. На часах 7:30, и с этих слов начинается второй день в море, окружившем корабль легкой дымкой. Правила мы уже знаем: чтобы увидеть остров, нужно пересесть на моторные лодки Zodiac, которые устремятся к берегу, стараясь не нарушить мир и покой его обитателей. Первыми замечаем нерп. Они проводят воскресное утро, принимая на камне солнечные ванны. Фоном им служат два водопада, в одном из них уже купается радуга, а ветер, веселясь, рисует водой причудливые формы.
Современная культура немало наблюдает за мимолетностью красоты, но вот шанс убедиться в ее извечности. У каждого острова она своя — двух одинаковых пейзажей или похожих рельефов на Курилах не найти. Хрупкие, сложившиеся из пемзы и вулканического песка Белые скалы Итурупа, лавовая мостовая мыса Столбчатый на Кунашире, пасторальная идиллия острова Янкича, вид с Онекотана на вулкан Креницына и расположившееся у его подножия Кольцевое озеро. Продолжить этот список могут десятки природных примечательностей. Всего на Курильских островах насчитывается 68 вулканических центров, а 36 вулканов остаются активными, так что извержениями здесь никого не удивить, вулканическая же природа придает ландшафту особые очертания и формы.
Черный вулканический песок, дикорастущие кустарники и травы, огромные, будто трижды увеличенные одуванчики, магнолии, ирисы, тернистый ольховник, трава по пояс, а порой и во весь рост, — все они оказываются верными приметами местности, которая напоминает сразу множество планет, литературных сюжетов, мифов и легенд. У каждого они будут своими, я же в один из дней вспоминаю про Софию и ее бабушку из «Летней книги» Туве Янссон и «Все лето в один день» Рэя Брэдбери. Почву для подобных ассоциаций дает Шиашкотан, с одной стороны, напоминающий крошечный цветущий финский остров, жители которого необычайно чутки к хрупкости природы, и похожий на пустынную дождливую Венеру — с другой.
Солнце здесь появляется, конечно, чаще, чем раз в семь лет, однако дождь или туман могут оказаться продолжительными. «У нас был один план — погода нарисовала свой», — говорит Максим, который каждый день устраивает на мостике оперативные летучки с капитаном «Омеги». Именно от прогноза зависит маршрут, который с легкостью подстраивается под любую необходимость: с погодой в море лучше не спорить, брать ее в союзники, а не вступать в противоборство.
Этой природе есть чем удивить и в завесу тумана, и в дождь. Впечатлений они ничуть не портят, напротив, добавляют в них нотку драматизма и спецэффектов. Через призму настоящего, неподвластного человеку естества, иначе смотришь и на самого себя, широко раскрывшего глаза и начинающего себя слышать. Гул города остался за тысячи километров, а впереди только бескрайность моря и мерный шум мотора.
«Дельфины, дельфины, вокруг дельфины», — я вылетаю на палубу с криками, которые в обычной московской жизни мне привычны едва ли. На часах снова семь утра, я бегаю от одной стороны палубы к другой, стараясь увидеть всех дельфинов разом и недоумевая, кто придумал называть их морскими свиньями. Они же, таким именованием себя ничуть не смущенные, прыгают вокруг. В другой день песец, забравшийся на самую вершину острова Янкича, внимательно смотрит мне в глаза, а после, исполнив на закате подобие песни и радостно покатавшись на спине, бежит по делам дальше. Ни он, ни другие встреченные здесь песцы человека не боятся, скорее интересуются, кто нарушил мерное течение их повседневности.
Любопытством отличаются и морские котики, которые, не дожидаясь, когда лодки отправятся в сторону их лежбища, сами устремляются к кораблю. Расстояние становится все меньше, котики все больше стремятся показать себя во всей красе. Правильно ли проводить параллели с человеческими эмоциями — вопрос, но радость в воздухе и воде настолько осязаема, что, кажется, ее даже можно потрогать. Однако человек здесь гость, а у каждого дома — свои правила. Оставаться чутким к ним — залог, без которого не получится ничего.
О том, каким губительным может быть человеческое влияние, свидетельствуют пластиковые бутылки и другой мусор, вынесенный морем к первозданным, заповедным берегам. И снова вспоминается Туве Янссон: «Только дачник или совсем уж неотесанная деревенщина пойдет прямо по мху. Им невдомек, сколько ни повторяй, что мох — самое нежное растение, какое только бывает. Наступишь на него один раз — он поднимется после дождя, наступишь второй раз — уже не поднимется. А наступишь в третий раз — умрет вовсе. Это все равно что гага: стоит спугнуть ее с гнезда три раза, и она уже никогда не вернется туда».
Итальянское слово sfumato в мире живописи синонимично мягкости и плавности переходов. Природа Курильских островов эту технику сглаживания освоила сполна. В дымке постепенно скрываются то цветочные ковры, то целые берега, то шапки вулканов. Она, эта природа, явно представляет, какое впечатление производит, но в своей живописности остается удивительно естественна. Вот, к примеру, возвышающаяся из воды возле острова Уруп скала. В определенных ракурсах она так явно напоминает утонченный аристократический профиль, что кажется, будто некий художник ко всему этому руку, а вместе с ней сердце, все-таки приложил. В иные моменты природа достает другие материалы: от тумана не остается и следа, а мягкие цвета закатного света словно нарисованы пастелью. Так живопись и графика сливаются воедино.
«Это очень сложно?» — спрашиваю я матроса Андрея про восхождение к кратеру действующего вулкана на острове Шиашкотан. Андрей отвечает, что не очень. Я радуюсь, но быстро вспоминаю, что накануне он перенес меня и еще четверых через воду из лодки на берег и обратно, так что наши с ним «не очень», скорее всего, разнятся. Остается только проверить. Сначала мы карабкаемся по камням против течения горной реки, неуемно стремящейся откуда-то издалека вниз, к морю. Это «издалека», кажется, и есть цель. Потом оказывается, что это только начало, так что, сделав высокогорный перерыв и насмотревшись на клубы дыма, мы пробираемся к озеру через густые ольховые заросли. Потом под дождем спускаемся вниз, но, конечно, не изведанной уже дорогой, а новым маршрутом, снова требующим терпения. Через тернии, через горный ручей — и вот спустя пять часов мы снова на берегу, в тумане, опилках и не без огонька в глазах.
Невольно кажешься себе героем какой-нибудь приключенческой саги, где по условиям сюжета действующим лицам необходимо пуститься в авантюру, правда, специальных непромокаемых костюмов у них, в отличие от нас, в такие моменты, скорее всего, нет. Появляется в эту пору и явное чувство плеча. Поддержать, протянуть руку самому или потянуться навстречу руке, протянутой уже тебе, — еще недавние незнакомцы кажутся походной семьей. После другого восьмикилометрового восхождения во время пикника с видом на вулкан отправившийся с нами корабельный кок Степаныч (зовут его Игорь, но такое обращение он не приемлет) говорит: «Хорош, другим тоже надо» — и закрывает рукой стаканчик, в который для него льется чай. К слову, блюда, которыми на протяжении путешествия Степаныч угощает собравшихся на «Омеге» трижды в день, воодушевление вызывают не меньше, чем эти его слова.
Что же до впечатлений, то отвечающая за них мышца накачивается до предела. Чем мы становимся старше, тем меньше остается простора для неизведанного, а будничность в разных своих проявлениях все больше захватывает нас. Тем ярче оказывается царящая в экспедиции противоположность обыденности. Здесь возвращается детская по своей природе острота реакций. Можно позволить себе не считать дни, не высчитывать минуты и часы, а, засыпая, точно знать, что завтра снова произойдет что-то удивительное.
Если прислушаться к собственной речи и речи окружающих, можно быстро заметить, что в обиход стремительно входит междометие «Ого!».
«Ого, какие виды!»
«Ого, дельфин!»
«Ого, касатка!»
«Ого, лиса!»
«Ого, ужин на берегу у костра!»
Эти «ого» разнятся и множатся, но, отражаясь эхом от скал, возвращаются огоньком в глазах смотрящих. Некоторые впечатления здесь оказываются шире, чем вмещают в себя слова, и остается их только испытать и почувствовать. Ведь когда слышишь про яркое звездное небо над запрокинутой головой или ветер, с которым пускаются в танец цветы на самой вершине, — это одно, а когда видишь своими глазами, оказываясь под ним и среди них, — совсем иное.
На вставленной в рамку фотографии на стене моей каюты занят делом медведь. Ждет, когда в рот ему запрыгнет рыба. Она уже повисла в воздухе, несколько секунд — и будет проглочена. Бывает, заходишь в каюту и невольно посматриваешь на стену: как он там, вдруг схватил уже свою добычу и был таков? Но все на месте: и рыба, и медведь. В большие окна заглядывает солнце, вдруг мимо неожиданно поднимается наверх окунь — сначала теряюсь, потом вспоминаю, что на палубе идет утренняя рыбалка. В библиотеке «Омеги» есть альбом, в котором пассажиры делятся впечатлениями. Среди слов есть и рисунок: улыбчивые человечки — команда судна — заняты делом, каждый — на своем месте. Рисунок красноречивый и вполне жизненный: на мостике держит курс на новый остров капитан, на кухне верховодит сковородками Степаныч, а матросы смеются, что на любом корабле главных двое — угадаете, кто.
На палубе ждут своего часа каяки, сапы и электрофойлы (умение кататься на последних мне кажется чем-то вроде суперспособности), удочки и вовсе надолго не прячут. Чайки, использующие корабль в качестве попутки, наблюдают за происходящим и не пугаются возникшей из-за касаток по правому борту суеты. На мостике мерно звучит мотор, его слышно и в любой другой части судна. Высадившись на берег, некоторое время будто продолжаешь улавливать его звук, вместе с тем покачиваясь, как на волнах. Кажется, что так работает не только привычка, так работает привязанность.
Берем яблоки, чистим их и режем на кубики. Крошим печенье «Юбилейное». Соединяем сахар с корицей. Перемалываем и слегка поджариваем грецкие орехи. Подготавливаем изюм. Слоеное тесто раскатываем в длинный прямоугольник, в него кладем яблоки, печенье, изюм и орехи, заворачиваем, отправляем в духовку. Подаем с мороженым и заботимся о том, чтобы штрудель не достался кому-то дважды.
«Давайте послушаем тишину», — говорит матрос Андрей. Мотор лодки замолкает, слышно только, как бьются о ее бока волны, кричат птицы и капает со скалы вода — по одной капле раз в несколько минут. У каждого острова эта проверка тишиной оказывается своя. От Скал-ловушек, где обитают сивучи и морские котики, доносятся привычные для них звуки. Если закрыть глаза, даже кажется, что это мычат коровы и блеют овцы. На Янкича с одной стороны покрикивают все те же сивучи, с другой — песцы. Как известно, тишина всегда наполнена звуками, даже когда нам кажется, что вокруг все смолкло. И поэтому в каждый момент времени она неповторима. Природный оркестр играет собственную музыку, которая той же самой через секунду уже не будет.
***
Когда находишься на корабле, сложно поверить, что однажды, через десять дней или даже несколько минут, выйдешь на берег насовсем. Уже без лодок, прорезиненного непромокаемого костюма, в котором можно ходить по морю или стоять под водопадом, без команды. Что через какое-то время вернется та прежняя московская, на восемь часов назад, жизнь, с ее делами и планами, спешкой, новостями и всем тем, что на время осталось за бортом. Она по-своему удивительная, но совсем другая. И пока мы будем спешить и сердиться, что успеть все не получится никак, как ни старайся, где-то на краю земли будут скрываться за облаками шапки вулканов, складываться клубками песцы и лисы, лениться сивучи и качаться на волнах чайки. Водопады будут ронять свою воду в море, а горные речки — стремиться встретиться с ним. Мир большой и разный, гораздо шире наших представлений о нем, и вместо того чтобы об этом забывать, лучше просто мечтать. Ведь, как ни крути, века идут, а мечтатели остаются, такова природа.
