Однажды Владимир Маяковский выиграл в лотерею 65 рублей и на эти деньги снял комнату в Куоккале — легендарном петербургско-финском курорте на берегу моря. Я тоже в некотором роде выиграла в лотерею и родилась в семье, которая имеет традицию проводить лето, а иногда даже и зиму на даче в Репино — так сегодня называется Куоккала.
Это мое самое любимое место на земле. Как и Илья Ефимович Репин, чьи знаменитые «Пенаты» я за 35 лет жизни не нашла времени посетить, я всегда предпочту Репино Италии — не знаю, почему. Северная романтика, умноженная на детские воспоминания, дает такую сильную привязанность, что никакие другие локации пока пошатнуть ее не смогли.
Я думаю, что просто обязана в этой жизни создать что-нибудь великое, потому что заряжена этим приморским бризом, как батарейка. Маяковский написал «Облако в штанах» на пляже, который сегодня называется «Чудный», и каждый год находится остроумец, который пририсовывает черточку к букве Ч, превращая ее в Н. В репинском доме творчества кинематографистов Андрей Тарковский вместе с Александром Мишарином написали сценарий «Зеркала» за две недели. Ленин так вообще выносил революцию, сидя на финской даче «Ваза».
Когда меня в детстве катали на финских санях по замерзшему заливу — было и такое местное развлечение, — всегда рассказывали о том, как Ленин пешком по льду пришел из Финляндии в Россию. С тех пор верю, что нет ничего невозможного.
В разное время мы снимали дачу в разных местах поселка. Как, например, Чуковский, — он начал на западе, за железной дорогой и постепенно, по мере нарастания благосостояния, спускался к морю. Я же, напротив, когда была совсем маленькой, застала дачу на самом берегу, а сегодня уже приезжаю к бабушке на легендарный холодный борщ в домик за станцией.
Провести детство на северном взморье, когда выходишь на крыльцо, видишь ряд сосен, а за ними широченное небо и синий залив — можно ли придумать что-то лучше? Вряд ли. Когда родители меня первый раз привезли в Сочи, я, избалованная белоснежными песчаными дюнами, страшно разочаровалась в галечном пляже и спросила: «Это вообще что? И об этом море было столько разговоров? Когда у нас есть свое намного лучше?»
Вокруг дачи были не только сосны, от которых любит «энергетически заряжаться» моя бабушка, но и муравейники высотой в метр. Как я их обожала. Когда подходишь, то издалека видишь всего лишь коричневую кучку, потом по мере приближения понимаешь, что она шевелится и вся находится в движении, и только подойдя вплотную замечаешь, что тысячи муравьев носятся с сосновыми иголками на спинах туда-сюда. По традиции, принятой у местных детей, нужно было положить травинку в муравейник, подождать несколько минут, а потом взять ее в рот — и вальяжно жевать уже не просто зелень, а зелень с вожделенной кислинкой. Интересно, ел ли такие травинки Маяковский? Его выигрыша в лотерею хватило только на аренду жилья, а для пропитания он разработал систему, которую назвал «семизнакомой» или «семипольной»: «Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, понедельник — Евреинова и т.д. В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело. Вечера шатаюсь пляжем. Пишу "Облако"».
Интересно, какое это было время года? Наверняка не июль, ведь когда начинается черника, никакие знакомства не нужны. В моем детстве летом она была везде, фиолетовым покрывалом стелилась по лесу, пряталась под кустами — и есть ее можно было до отвала, присесть на часок-другой на корточки и превратиться в полностью синего человека: язык, губы, руки, одежда (без шанса отстирать). Другим покрывалом, к сожалению, становились улитки. Их всегда было столько, что прогулки неизменно сопровождались громким хрустом несчастных раздавленных особей. Пляж же был усыпан другими моллюсками — мидиями, которые никто и не думал есть, в общем, как и улиток, но все ковыряли их ножичками, чтобы открыть, посмотреть и ужаснуться их диковатому внутреннему миру.
Отдельный аттракцион на побережье — бердфидинг. Берешь булку в ближайшем магазине и идешь кормить чаек. Становишься посреди пляжа, просто подбрасываешь кусок хлеба в воздух — и уже через несколько секунд ты окружен целой стаей птиц и смотришь, как ловко чайки друг друга подрезают, чтобы первыми урвать кусок пожирнее.
Когда я стала старше, мы переехали чуть дальше от линии берега, и наша новая дача выходила окнами на манеж. Там занимались лошади, приписанные к дому творчества кинематографистов. Известно, что происходит, когда долго всматриваешься в бездну, а когда долго всматриваешься в занятия верховой ездой, то в один прекрасный день говоришь родителям, что ты тоже вообще-то хочешь. Так я провела несколько лет в седле на киношных лошадях — и особенно здорово было не занудно тренировать строевую рысь, а выезжать в лес, ехать в Комарово и пляжем возвращаться обратно.
Столь близкое соседство с лошадьми мало кого оставило равнодушным. Один пожилой сосед уверял, что как-то видел, как мамина подруга ночью голая бегала по манежу со своим любовником. Неизвестно, правда это или вымысел, но если последнее — то, в общем, довольно яркая фантазия.
На эту дачу пришлось мое взросление. Сначала мы на веранде всей семьей играли в карты, расписывали кинга и рубились до поздней ночи. Потом туда начали приезжать уже не только друзья родителей, но и моего старшего брата и чуть позже уже мои собственные. Памятник Илье Ефимовичу Репину на площади стал свидетелем не одного и не двух моих моральных падений, признаний в любви, жестоких ссор и просто не очень ровной походки домой.
Дача — это, конечно, другая, лучшая жизнь. Жизнь свободного человека. Приехал, переоделся в худшие вещи, которые собирал целый год, чтобы отвести на дачу, сел на качели и качаешься, пока не забудешь, как тебя зовут. Ешь, читаешь, спишь. Красота. А потом вечер, комары, треск печки и шум поезда вдалеке. Дача — это, конечно, спасение, последнее убежище русского человека, пригородный эксапизм. Но поверьте, дача в Репино — это больше, чем просто дача. Это, конечно, счастье, удача и вечная любовь.
