Стиль
Впечатления Какой он — неаполитанский квартал из романов Элены Ферранте
Стиль
Впечатления Какой он — неаполитанский квартал из романов Элены Ферранте
Впечатления

Какой он — неаполитанский квартал из романов Элены Ферранте

Фото: коллаж: Лера Сноз (@lerasnoz)
Оказавшись в Неаполе, писатель Сергей Кумыш попробовал попасть внутрь «Неаполитанского квартета» Элены Ферранте и теперь рассказывает, как это — искать тот самый двор из романов загадочной писательницы, пока вокруг гудит будничная жизнь.

Все началось с крестин и закончилось похоронами. После воскресной мессы к церкви Святого Семейства, стоящей в центре квартала Рионе Луцатти, куда Элена Ферранте вписала основное действие «Неаполитанского квартета», принесли младенца в крестильной рубашке. Молодые родители, крестные мать и отец, кучка родственников и друзей. Потолкались у крыльца, поднялись по ступенькам. Внутри прохладно, сумрачно и спокойно. «Дорогие родители, какое имя вы дали вашему ребенку?»

Церквь Святого Семейства
Церквь Святого Семейства

«Неаполитанский квартет» — условное название четырех издававшихся по отдельности частей романа «Гениальная подруга», принесшего известной итальянской писательнице или писателю, или группе людей, стоящих за псевдонимом Элена Ферранте, мировую славу. Первый том вышел в 2011 году, четвертый — в 2014-м. Под одной обложкой роман был опубликован в Италии только в 2017-м. Для того чтобы выпустить книгу в том виде, в каком она изначально задумывалась и писалась, понадобилось шесть лет. Какое имя вы дали вашему ребенку? При крещении — «Гениальная подруга». В миру — «Неаполитанский квартет».

Квартал Рионе Луцатти
Квартал Рионе Луцатти

Растянувшаяся на десятилетия история дружбы Лену и Лилы — девочек, с течением времени созревающих в женщин, высыхающих в старух. Охватывающая весь послевоенный ХХ век история Неаполя, который рождает и воспитывает таких вот девочек; портрет родителя, от которого не дождешься особой нежности — не потому, что он неласков, а потому, что у него слишком много детей.

Рассказ о тирании родины, о насилии, которое она учиняет над своими детьми, не выпуская из цепких любящих лап. Каждый, кто однажды почувствовал связь с материнским Неаполем, не утратит ее никогда. А мамаша сама решит, за кого тебе замуж и когда ты можешь попробовать пожить отдельно. Она-то знает: рано или поздно ты все равно вернешься домой.

Понаблюдав за крестинами, мы с женой выходим из церкви. Справа — школа, та самая, где учились главные героини. Основная жизнь квартала сосредоточена в семи липнущих друг к другу прямоугольных дворах. Один из них буквально засасывает внутрь: в него хочется зайти и на какое-то время остаться. Трудно сказать почему. В целом он примерно такой же, как остальные. Немолодые дома, старые «фиаты», праздные, воскресные жители, кошки, голуби, собаки.

Фото: Рита Сахно

Нам сразу становится ясно, что это не тот-самый-двор, который мы вроде как планировали найти. Но это неважно. Мы сидим в центре квартала, о котором написано больше тысячи страниц, наверное, самой известной книги первых двух десятилетий XXI века. Лену и Лила жили где-то поблизости, этого вполне достаточно. Немые бумажные голоса набирают силу, обрастают кожей, отбрасывают тени. Перепалки домочадцев из открытых окон («Паскуале, mammamà, ну что ты несешь, ну сам себя-то послушай, testa di cazzo!») и воробьиные вопли над крышами.

С собой у нас по томику «Квартета». Когда читаешь книгу, в каком-то смысле сидя внутри нее, это уже не совсем чтение. Все, что раньше раздражало, казалось избыточным, надуманным, недожеванным, пресным, высокопарным, вроде бы никуда не деваясь, перестает быть таковым. «Сам ты недожеванный и высокопарный», — говорит тебе стена соседнего дома, а ты в ответ пробегаешь глазами еще с десяток строк.

Около шестидесяти лет назад сюда часто приезжал подросток с блокнотом. Домашние называли его Нино. Он расспрашивал местных о своих родственниках, живших здесь, интересовался историями соседей, все время что-то записывал и зарисовывал. По словам его двоюродной сестры Нунции, уже тогда, в детстве, было понятно, что Нино станет писателем. Он и стал популярным и плодовитым. После выхода «Гениальной подруги» Элены Ферранте многие заметили, что имена значительной части персонажей так или иначе совпадают с именами дальних (и не очень) родственников Нино. Уж не он ли скрывается за псевдонимом? Однако Нино, и без того не обделенный вниманием автор, любимый как читателями, так и критиками, все отрицал, в ответ на бесконечные вопросы повторяя одну и ту же фразу: «Я не Элена Ферранте». И это была правда, а совпадения лишь запутывали следы. История Нино — одна из многих тропинок, вроде бы ведущих к разгадке истории нового имени, однако рано или поздно все эти следы теряются, тропинка кончается и никуда не приводит. Элена Ферранте — сама по себе персонаж с вымышленной судьбой, придуманным стилем; фантом, мираж; писательница, которой как бы нет; автор книги, которая есть. Слишком много неодинаковых разгадок одной и той же загадки.

Фото: Рита Сахно

Один из самых известных романов Нино написан от лица сына некоего художника-железнодорожника; одного из ключевых персонажей «Неаполитанского квартета» зовут Нино, и он сын поэта-железнодорожника. Однако достаточно беглого взгляда на тексты настоящего Нино и созданной кем-то Ферранте, чтобы стало очевидно: общего у двух этих авторов гораздо меньше, чем может показаться.

Нино, безусловно, внес свой вклад в создание фактуры и, я почти в этом уверен, написал некоторые куски (полстраницы ближе к концу четвертой части, на мой взгляд, выдают, что, как минимум, эти несколько предложений, неважных для сюжета, но почему-то важных Ферранте для проговаривания, писал мужчина). Возможно, Ферранте и Нино дружат. Возможно, как это было чуть ли не доказано (впрочем, фактически так и не подтверждено), они — муж и жена. В его романе про сына железнодорожника и в ее романе про гениальных подруг жену торговца фруктами зовут Ассунта. Нино точно имеет отношение к «Неаполитанскому квартету», но не он — автор романа. И даже не соавтор. Вообще говоря, любое соавторство — ложь. Неважно, сколько человек писали книгу — один, двое, десять. Автор всегда один, и он всегда главный. Точно так же невозможна равная любовь: всегда есть тот, кто любит сильнее, кто творит отношения. И Нино, выполнив свою роль, уходит из этой истории (чтобы, возможно, когда-нибудь снова в ней промелькнуть).

Мы находим библиотеку, стоящую в конце одной из двух торговых улиц. Фасад украшен вырезанными из какого-то прочного материала двухмерными фигурами учительницы Оливьеро и библиотекаря Ферраро — персонажей романа и одноименного телесериала, снятого по «Гениальной подруге». Это не подмигивание туристам, а домашние радости исключительно для самих себя: туристов здесь практически не бывает. На соседней улице из одного окна выглядывает бумажная фигура Лилы, сразу за углом, обращенный к спортплощадке, к оконному стеклу на первом этаже приклеен силуэт Лену. Что сразу выдает фальсификацию.

Лила в окне
Лила в окне

Семья Лену жила не на первом этаже. Ферранте вплела сюда жизни вымышленных героев, наделив их именами реальных людей, чтобы еще сильнее запутать следы. Герои романа жили здесь. И это единственная правда, на которую можно и стоит рассчитывать.

И вот это, пожалуй, ключевой момент. В «Гениальной подруге» «где» всегда не менее важно, чем «кто».

Так где же здесь автор? Ответ, к которому вроде бы смутно подбираешься то с одной, то с другой стороны, приходит в четвертом томе.

Лену в окне
Лену в окне

Элена Ферранте (кто бы за этим именем ни стоял) пишет об одном человеке. О себе. Лену и Лила — не просто две грани единого характера, не просто два персонажа, в каждой из которых по своему отражается автор; это один человек; одна неделимая элементарная частица, как известно, вопреки всем существующим законам и образуя свой собственный закон, способная, оставаясь неделимой, идти одновременно двумя путями. В книге Лену и Лила — два персонажа. В жизни это один человек. Тот или та, кто поставил последнюю точку. Тот или та, кто стоит за обоими именами. Тот или та, кто пережил всю описанную в книге боль. Боль и выдает. Становится очевидно, да просто видно, что это боль одного человека. У этой боли два разнонаправленных внутренних источника. И если с первым можно как-то уживаться и время от времени договариваться, второй приходится намеренно глушить. Потому что, помимо ковыряющей, режущей, отравляющей боли, он скрывает ту самую правду о тебе, которую, с одной стороны, невозможно не знать, а с другой, лучше об этом не думать, не пытаться обнаружить источник. Все, что нас не убивает, делает сильнее, но ровно до тех пор, пока не доканывает окончательно.

И будто бы спохватившись сама, чтобы окончательно запутать читателя, Ферранте в самом конце от него ускользает — те самые «мужские» полстраницы, одно вроде как не до конца обдуманное или же не до конца отточенное замечание (якобы демонстрирующее нам нитки, которыми все сшито, якобы подводящее к мысли, что вымысла здесь гораздо больше, чем нам казалось, чем мы себе нафантазировали) и прикидывающийся беллетристическим финал.

Мы так и не нашли нужный двор. (Зато на отшибе наткнулись на граффити с портретами гениальных подруг во всю стену; в районе Форчелла, для сравнения, одну из стен украшает портрет Сан-Дженнаро, святого покровителя Неаполя.)

Граффити «Гениальная подруга»
Граффити «Гениальная подруга»

 — Давай подумаем, — говорю. — Лену упоминала, что до церкви и школы пешком пара минут; подглядывавший за ней Донато Сарраторе потом ныкался в туннеле. Пойдем от церкви к туннелю. Ничего не попадется — значит, не судьба.

Конечно же, он нам попался. Широкий, чистенький, почти безликий. В нем нет пульсирующего магнетизма, исходящего от соседних улиц. Такой двор есть в любом городе. Стал тесен мне дворик арбатский, и я ухожу-ухожу. Постоять, помолчать, удалиться. Забавно: труднее всего представить себе Лену и Лилу именно здесь. Это не ядро романа (хотя с ним так или иначе связаны все главные события), а так, скорлупа. Все ровно наоборот. Роман — ядро двора. Слева за воротами виднеется туннель, чуть наискосок справа заправка, где работала Кармен Пелузо.

Обойдя квартал целиком, мы снова вышли на улицу, ведущую к церкви Святого Семейства, и увидели похоронную процессию. Джильолы и Ады, Марии и Нунции, Рино, Стефано и Марчелло шли за катафалком, еле ползущим к распахнутым воротам.