В Сареево мы приехали на такси, намереваясь напиться. Ресторан La Colline был совершенно пуст, не считая скучающего за барной стойкой официанта. Когда он подошел, я почему-то заказала не вина, а шампанского. Вскоре к нему принесли и закуску — тартар из микроскопически нарезанных овощей с сорбетом из тархуна.
В ожидании следующего блюда я решила осмотреться. Этажом выше располагалась кухня, а на плоской крыше, под открытым небом, также имелись столики — с видом на ничем не примечательные сареевские крыши. А вот еда неожиданно оказалась хороша: брандада из трески собственной засолки и ризотто с трюфелями и перепелкой вполне оправдывали попадание La Colline в тысячу лучших в мире согласно французскому рейтингу La List. И все же в пустом ресторане нам быстро наскучило — от десерта все дружно отказались. Вернувшись домой, я открыла бутылку просекко, разрезала вишневый пирог и достала коробку со старыми дачными фотографиями. На одной из них, выцветшей полароидной карточке, мы с сестрой в обнимку сидим за накрытым столом, и если присмотреться, можно угадать содержимое тарелок и силуэт официанта у нас за спиной.
В двухэтажный ресторан «Архангельское» в восьмидесятых попасть было невозможно. По телефону столы не бронировали, сажали только своих — по знакомству или за переданную при рукопожатии пятерку. Наши соседи по даче — заведующий фабрикой-кухней дядя Боря, директор мебельного магазина дядя Леня, еще один дядя Леня — зубной протезист, администратор гостиницы «Космос» тетя Жанна, диктор радио тетя Валя и валютная проститутка тетя Света оттуда не вылезали, но мы с родителями попали в «Архангельское» впервые, на день рождения к кому-то из вышеописанной компании. До сих пор помню поразившее меня сочетание вкусов — соленого и сладкого: «коктейля», роль которого в нашем с сестрой случае играл апельсиновый сок в высоком стакане, снабженный тонкой соломинкой, и орешков — жареного арахиса. И еще огромный бутерброд с толстым слоем масла, сочащейся ярко-желтым жиром осетриной и черными, солоновато-горькими маслинами, который соорудила для меня тетя Света.
Скорее всего, притягательность «Архангельского», да и любого другого загородного ресторана тех лет — имелась еще «Сказка», а также мотель «Солнечный», где под «Kalimba De Luna» и «I Just Called to Say I Love You» зажигала добрая половина хозяев первых рублевских особняков, — объяснялась прежде всего безальтернативностью досуга того времени, а также московской традицией со времен «Яра» за ужином создавать вокруг себя некое подобие шукшинского «бордельеро». Как бы то ни было, водка и шампанское под мясную и рыбную нарезку, цыплят тапака и шашлык из осетрины, а затем танцы в духе Вицина и Прокоповича в «Неисправимом лгуне», — все это имелось в «Архангельском». К тому же по соседству располагался «русский Версаль» — юсуповская усадьба с тогда еще не тронутым роскошным парком, лишь слегка изуродованная новостроем — симметричными корпусами санатория минобороны.
Во всех постперестроечных рублевских ресторанах, подобно «Архангельскому» с его псевдо-купеческим размахом, всегда ощущалось что-то неуловимо провинциальное — впрочем, и московские кабаки тех лет в отличие от сегодняшних сильно уступали европейским. Невесть по какому принципу подобранные и обученные официанты, умудряющиеся даже не сказав ни слова, одним своим видом, демонстрировать одновременно наглость и подобострастие; потакающее самым примитивным вкусам меню. Открывшаяся в 90-е «Царская охота» поражала ценами на простую, в общем-то, несложную в приготовлении и не требующую экзотических ингредиентов русскую кухню, «Веранда у Дачи» и «Причал» были чересчур эклектичными и неоправданно «домашними» — какой смысл заказывать оладьи из кабачков, если их можно минут за пятнадцать приготовить дома? Последний и вовсе отличился самым странным развлечением, придуманным когда-либо на потеху посетителям: плавучим столом под балдахином, до сих пор курсирующим вниз и вверх по Москве-реке в погожие летние дни. Когда, гуляя по берегу, я вижу этот причаловский плот с ломящимся от суши столом и суетящимся официантом, мне кажется, что он выплыл в наши дни прямиком из двухтысячных — доброго старого времени, когда самые высокие из местных заборов еще не превышали двух метров, а самым страшным кошмаром дачника казался построенный по соседству трехэтажный особняк, перекрывающий дорогу в лес, а не квартал многоэтажек, обрекающий на скорую экологическую катастрофу весь район.
Как ни странно, пустой La Colline со скучающими официантами, несмотря на оплошности декораторов, дополнивших прованский интерьер потолком из вагонки, показался мне немного иным. Когда мы собрались уходить, повар Жером Кустийас вышел в зал нас поприветствовать. Надо признать, что вели мы себя достаточно развязно, да и радости ему не было никакой — не думаю, что чувствовала бы себя в своей тарелке, вынужденная готовить не для пятидесяти, а для троих гостей. Но он был улыбчив и любезен, и мысленно я пообещала себе, что обязательно приду сюда еще раз.
За последний год по количеству разнообразных заведений рублевские поселки почти догнала деревня Глухово на Ильинском шоссе. Здесь открылось сразу несколько кафе, самое приятное из которых BB&Burgers с вайфаем и пакетами из крафтовой бумаги, куда, тщательно упаковав, складывают еду на вынос. Вчера я встретила там сиба-ину в сопровождении хозяина с ноутбуком подмышкой. И бургерами, и сиба-ину, и макбуками подмышкой никого не удивишь на Патриарших, но до Ильинского мода на центровые аксессуары докатилась только сейчас. Причем гамбургер, в Москве давно уже всем наскучивший, здесь, за городом, как и любое мясо на углях, оказался более чем кстати.
Обменявшись приветственными улыбками с лисоподобной собакой и ее хозяином, я заказала двойной «Ронни». Непритязательная обстановка бургерной в отличие от ее ближайшего соседа — того самого «Архангельского», о котором сегодня напоминает лишь полуразвалившееся здание, — не располагает к фотосессиям, зато, нагулявшись по аллеям приусадебного парка, здесь можно быстро пообедать. А для танцев теперь едут в центр.
