Софья Троценко — основатель фонда поддержки современного искусства «Винзавод» и декан школы дизайна РАНХиГС — не считает себя человеком творческим, возможно, именно поэтому ей и удаются проекты, меняющие представление о том, как сегодня можно заниматься искусством. Когда 12 лет назад Троценко начинала «Винзавод», Москва не знала подобных историй. Фотопроект «Best of Russia», проект «Старт» для молодых художников, «Философский клуб» меняли культурный ландшафт. Сейчас «Винзавод» продолжает сохранять влияние на культурную жизнь города и в ноябре заявил о создании Союза креативных кластеров, куда, помимо старейшего центра современного искусства, вошли кластер «Флакон», ArtPlay и ЦТИ «Фабрика».
— Вы недавно анонсировали создание Союза креативных кластеров. Почему он появляется сейчас?
— Такая идея неоднократно приходила нам в голову, но после визита мэра и обращения к нам нескольких департаментов с вопросами о развитии креативных кластеров мы собрались и поняли, что пришло время более активно включаться. Так как появился интерес на государственном уровне, то сразу обнаружились проблемы в понимании, как все устроено и, в принципе, что такое креативный кластер. Поэтому мы решили объединиться с нашими коллегами — ArtPlay, «Флаконом» и «Фабрикой», — чтобы сформировать общую позицию вокруг сложившейся ситуации, систематизировать имеющуюся терминологию и разработать стандарты создания и управления креативными кластерами. Ведь за эти годы нами накоплена колоссальная экспертиза, которой больше нет ни у кого в стране.
Каждый из нас развивался самостоятельно, шел по собственному пути, без поддержки государства и сегодня обладает большим опытом территориального развития, редевелопмента промышленных территорий, выстраивания инфраструктуры, необходимой для развития креативных индустрий. На основе общей экспертизы мы постараемся выстроить профессиональный и эффективный диалоги со всеми участниками процесса. Мы надеемся, что деятельность Союза поможет всем, кто планирует заниматься территориальным развитием и открывать креативные кластеры, в том числе в регионах, правильно выстроить свою работу.
— В 2006 году, когда вы начинали делать «Винзавод», не было ни «Гаража» с его образовательным центром, ни лектория «Синхронизация», ни такого интереса горожан к лекциям и разговорам об искусстве. Что вами двигало на старте, какие вы тогда себе задачи ставили? И как эти задачи трансформировались?
— На протяжении 12 лет, разумеется, наши задачи менялись. Но миссия, которую мы для себя сформулировали в 2006–2007 годах, осталась прежней — поддержка и развитие современного российского искусства. Тогда, в 2006 году, нам важно было сделать место, которое объединит всех самых активных участников сообщества современного искусства. Вы правильно заметили: сейчас на многих площадках занимаются современным искусством и молодыми художниками, а тогда этого и близко не было. Потому что молодых художников никто не воспринимал всерьез. Так что для начала нам нужно было понять, кто эти люди, которые делают современное искусство, и есть ли оно вообще в России.
В первый же год мы получили огромное количество заявок от начинающих художников и галерей. Стало очевидно, что у профессионального сообщества появилось понимание новых перспектив и возможностей, открывшихся с появлением «Винзавода». Поэтому, помимо работы с галереями, мы начали активно развивать программы по профессиональной поддержке начинающих художников. Большинство инициированных нами проектов были абсолютно не коммерческого профиля. Поэтому мы решили сделать фонд. И сейчас, наверное, 80 процентов нашей активности реализуется от лица фонда поддержки современного искусства «Винзавод». Как команда мы себя ассоциируем именно с деятельностью фонда как институции.
— В одном из ваших интервью я читала, что Мишу Most'а вы считаете художником, которого открыл «Винзавод». А кто еще в этом списке?
— Всех художников проекта «Старт» мы считаем своими, потому что это люди, чья карьера началась с «Винзавода». Женя Антуфьев, Иван Горшков, Лиза Бобкова… Те художники, которые, кажется, всегда были в совриске. Но, например, Мишу Most'а и Кирилла Кто я тоже считаю нашими, хотя в программе «Старт» их не было. Хотя они участвовали в первом московском граффити-фестивале, которым открывался «Винзавод», и были частью нашей команды. Кстати, домик для логотипа «Винзавода» был первоначально нарисован Кириллом Кто.
— В Выксе, например, где самое большое граффити в Европе авторства Миши Most'а, в гостинице на карточках от номеров — фрагменты этой работы Миши.
— Они молодцы. Я считаю, это хорошая айдентика, которая связывает город не только с промышленностью, что, в принципе, тоже неплохо, а с неким художественным образом.
— Когда говоришь с кураторами и деятелями современного искусства, то обычно все стонут, что у нас нет рынка совриска. Или есть, но это не то. Вы как считаете? И чувствуете ли свою причастность к формированию этого рынка?
— Рынок-то есть. Если бы рынка не было, не было бы галерей и художников. Вопрос в его размере. Ведь есть очень понятные показатели: рынок оценивается объемом продаж и денег, которые на этом рынке крутятся. А у нас и статистики-то объективной по продажам в России нет. По данным InArt, официальный объем продаж российского современного искусства по всему миру за 2018 год составил €22,4 млн. Тогда как объем мирового рынка послевоенного и современного искусства исчисляется миллиардами евро и продолжает набирать обороты.
— Недавно видела опрос в Facebook: «Если бы у вас была возможность, работы какого современного художника российского вы бы купили?»
— Я не очень люблю отвечать на такие вопросы: кого бы я купила или кто мой любимый художник. Мне интересно поддерживать российских художников в целом, интересно покупать их работы, и это достаточно широкий набор имен. А чьи работы я хотела бы купить — я их уже купила.
— Это все-таки российские имена?
— Российские, да.
— Как вы учились разбираться в современном искусстве, когда вы начинали?
— А я не считаю, что я в нем разбираюсь, до сих пор.
— Серьезно?
— Конечно.
— Я слышала, что Марина Гисич, когда начинала, взяла на старте крутого куратора и стала его помощницей — не знаю, правда это или нет.
— Я тоже не знаю, но это хорошая, правильная стратегия, которая говорит только в пользу Марины. Вообще я считаю, что Марина в России — один из самых лучших и успешных профессионалов в галерейном бизнесе. Если бы мне нужно было принимать решения относительно художественной ценности произведения, кураторских стратегий и прочее, я бы, конечно, тоже искала способы получить серьезные знания и опыт в этой области. Но у меня иные задачи. Я занимаюсь управлением в сфере культуры, а это совсем другие вещи — менеджмент, экономика.
— Вы заканчивали экономический ВГИКа. Почему ВГИК?
— Мне всегда были интересны искусство, кино и телевидение. На тот момент скорее даже телевидение, поэтому и ВГИК.
— Чем управление в культуре отличается от управления в бизнесе?
— Прежде всего особенностями коммуникации. Управление — это всегда про людей. Впрочем, как и любые процессы. И управление в сфере культуры — это умение общаться с людьми творческими. И я не только про художников сейчас говорю. Например, наша команда — это как раз такие люди. Здесь свой стиль взаимодействия между людьми, свой цикл принятия решений, своя специфика реакций, свой рабочий график.
— Люди в сфере культуры — они какие? «Очень творческие»?
— Они просто другие. Нестандартно и нелинейно мыслящие. Ты всегда должен быть готов к неожиданным решениям.
— Вы себя к этим людям не относите?
— Творческим? Вообще ни секунды. Если б я была творческим человеком, я бы не смогла заниматься тем, чем я занимаюсь. Творческие люди — во многом про эмоции. А управление — это все-таки планирование и очень рациональные вещи. В любом проекте у тебя есть бизнес-план, финансовый план, план реализации проекта, обратная связь, какие-то показатели, критерии. А тут ты все это сделал, но оно не работает. И вот вопрос: как сделать так, чтобы заработало. Для меня это было самым большим вызовом, когда я начинала заниматься «Винзаводом».
— Сейчас это по-прежнему вызов?
— Все-таки поколения меняются. За 12 лет сменилось, наверно, три поколения людей, которые к нам ходят, и людей, которые у нас работают. Когда ты 12 лет подряд нанимаешь сотрудников 20–25 лет, то видишь разные мотивации и системы ценностей. Для ребят, с которыми мы начинали работать, были важны общие достижения команды как свидетельство личной самореализации. Следующее поколение было вообще без мотивации. И это было самым сложным, потому что люди приходили очень талантливые и сейчас они успешно работают во многих институциях. Но стартовали у нас, сложно нащупывая, зачем им все это нужно. А с командой, которая работает сейчас, мне проще всего. Они мотивированы на личные достижения, но при этом ценят комфортность рабочих условий. Это нынешние додвадцатипятилетние.
Объем мирового рынка послевоенного и современного искусства исчисляется миллиардами евро и продолжает набирать обороты.
— Я не могу не спросить про «Платформу».
— Спросите, что ж стесняться-то: она у нас была, мы гордимся этим проектом.
— После «Платформы» я не помню, чтобы у вас были громкие театральные инициативы: прошлой весной на «Золотой маске» у вас играли «Снегурочку» из Петербурга, не так давно Мастерская Брусникина показывала эскиз, но громких историй — таких, какой была «Платформа», — больше не было.
— «Винзавод» в целом — это не только про изобразительное искусство. Мы про современное искусство — не про архитектуру, как ArtPlay, не про дизайн, как «Флакон». И нам важно видеть реализацию этого современного искусства в разных формах. Проект «Старт» был ответом на сотни писем от художников из серии: «Я молодой художник, что мне делать?» «Территория дизайна» начиналась как проект по поддержке молодых талантливых дизайнеров, а в сфере театра мы поддержали «Платформу» Кирилла Серебренникова. Как проект она была суперактуальной для того времени и в том формате, в котором мы ее реализовали. Несмотря на то, что уже тогда были и фестиваль NET, и театр «Практика», было понятно, что театр — это зона кипения.
— Почему сейчас на «Винзаводе» нет ничего подобного?
— Потому что сейчас, к счастью, нет нехватки в интересных театральных проектах. А нам важно работать с недостающими звеньями, укрепляя тем самым всю систему искусства.
— То есть вам важно, чтобы от того, что вы делаете, расходились круги, а вы бы шли дальше?
— Нам очень важно делать то, что важно для развития самого актуального искусства и что не делает кто-то еще.
