В феврале этого года Роман Супер написал у себя в Facebook, что планирует снять фильм об ушедшем в 35 лет из жизни музыканте Кирилле Толмацком. Чтобы найти деньги на картину, Супер запустил краудфандинговую кампанию на платформе Planeta.ru.
В конце сентября, примерно через 7 месяцев после этого, журналист сообщил, что кино готово, называется «С закрытыми окнами» и имеет подзаголовок «Честная биография Кирилла Толмацкого». Мы расспросили Романа о том, как шел съемочный процесс и почему он считает Децла «возможно, самым недооцененным артистом» в России.
— Правильно я понимаю, что идею фильма вы обсуждали с Александром Уржановым (генеральным директором компании «Амурские волны». — «РБК Стиль») уже 5 февраля, буквально через два дня после смерти Кирилла Толмацкого?
— Да, Саша был в Берлине, я ему позвонил и сказал: «Слушай, вот сколько ты знаешь хороших документальных фильмов про русских музыкантов? По-моему, их почти нет. Давай сделаем? Давай снимем большой красивый байопик про артиста, который много лет не вызывал ни у кого никаких откликов, а после смерти напомнил о том, что является существенной частью детства поколения тридцатилетних». Саша говорит: «Да, это крутая идея. Давай делать, только надо придумать, где денег взять».
Думать долго не пришлось, потому что вариантов было не так много. Первый — это позвонить папе {Кирилла}, известному богатому продюсеру, и сказать: «Папа, дайте денег, и мы снимем кино про вашего сына». Второй вариант — позвонить на какой-нибудь телеканал и сказать: «Телеканал, есть герой, который заслуживает документальной рефлексии». Ни то, ни другое делать не хотелось, потому что это загоняло бы нас в зависимость: эстетическую, идеологическую и производственную. Поэтому мы решили попробовать первый раз в жизни попросить денег у зрителя.
— Мне показалось, что решение снимать вы приняли так быстро, потому что потенциально были готовы выпустить и прижизненную биографию Кирилла.
— Нет, потенциально прижизненную биографию я не был готов выпустить. Я так же, как и все другие люди, живу в искаженной действительности, в которой для того, чтобы о тебе вспомнили, нужно умереть. Это ужасно, это отвратительно, но я — тоже часть этого мира и этого гребаного медиапространства.
— Почему Децл для вас так важен? Я посмотрел фильм, перечитал ваши посты в фейсбуке и мне показалось, что это не столько даже интерес режиссера-исследователя, сколько личная история. Скажем так, большая ваша симпатия к артисту.
— Я бы не сказал, что лично для меня Кирилл так важен как артист, как музыкант. Я не его душеприказчик. Не его друг. Я не самый большой поклонник рагамаффина и хип-хопа. Для меня Кирилл важен как слепок времени, как воспоминание, как разговор, в том числе с самим собой о начале нулевых годов, как разговор с поколением людей, для которых, например, появление русского MTV было важнейшим культурным событием. Это не столько разговор про музыку, сколько про свободу, — про свободу выбора, про появление чего-то нового, про, простите за пафос, революцию. Мы же ее реально пережили, не особо заметив, что произошло something completely different. Мне кажется, что история Кирилла — это прекрасный проводник в такую рефлексию.
— Вы брали у него интервью в 2016 году для «Радио Свобода», верно?
— Да.
— Он как-то отреагировал на это интервью потом, дал отклик?
— Да, мы после встречались.
— Что он говорил?
— Он вешал это интервью в своих соцсетях. Сказал, что крутое интервью. Сказал, что для него возможность публично говорить не только о музыке, но и политике в современной России — это редкость. Потом он предложил покурить.
— После этого еще встречались с ним?
— Нет, мы встречались только однажды после этого интервью. У нас были общие приятели и даже друзья всю жизнь. Через одно рукопожатие. Но близких отношений у нас с ним не было.
— У вас его музыка в плеере когда-нибудь звучала? Ранняя или поздняя.
— Я сейчас пытаюсь вспомнить, когда у меня первый плеер появился. Это был Sony Walkman, кассетный. Первое, что в нем начало звучать, это все-таки «Мумий Тролль» — «Морская». Потом «Икра» через год-два.
— Децла не было никогда в этом плеере?
— Нет. Децл был человеком из телевизора. Не из наушников. Децл был чуваком с MTV, только так. Да он и сам себя в тот момент чувствовал человеком из телевизора, а не музыкантом, о чем потом скажет много-много раз.
— Анонсируя свой фильм, вы назвали Децла «возможно, самым недооцененным артистом» в России. В чем мы, слушатели, его все-таки недооценили? Именно как артиста, как рэп-музыканта.
— Его недооценили в последние годы жизни. Поздний музыкальный материал не оценен вообще.
— В чем именно?
— В том, что он очень сильно старался делать самобытную, глубокую, как ему казалось, музыку с собственными текстами, с собственной болью и собственной кровью. Это не было ровным счетом интересно почти ни одному человеку. Конечно, это — недооцененность. Я не могу сказать, что огромное количество музыкантов, которые имеют гораздо большую аудиторию сегодня, талантливее и интереснее, чем последние пластинки Децла. Вот в этом и есть недооцененность.
— Честно говоря, я пытался найти в фильме объяснение этой недооцененности — думал, что с помощью него смогу рассмотреть талант и уникальность позднего Децла-музыканта. Но как зритель я прежде всего увидел трагическую историю Децла-человека, сына, мужа, отца. Наверное, в последнюю очередь рэпера.
— Вы знаете, просто так хреново сложились обстоятельства в его жизни, они не позволили ему раскрыться в полной мере как самостоятельному музыканту. Абсолютно несовместимый с жизнью успешного артиста характер — это первое. Второе — человек явно застрял в обидах и комплексах, которые были навязаны ему в первой части карьеры. Третья причина — он умер в 35 лет, в тот момент, когда, может быть, только начал нащупывать и свой звук, и свой стиль, и своего слушателя, нового теперь уже. Ему тупо не хватило времени на то, чтобы разобраться с первыми двумя причинами и пойти дальше вперед.
— С музыкальной точки зрения, по сути, у него все могло только начинаться, да?
— Именно так. Но ему очень не повезло. Кириллу просто не хватило времени. Есть и четвертая причина — он, как мне кажется, слишком близко принимал к сердцу то, на что, может быть, не нужно было вообще обращать внимания. Например, историю с Бастой можно было бы пережить гораздо меньшей кровью. Или историю с уходом папы из семьи тоже можно было не превращать в шекспировскую трагедию, которая отнимала у него очень много сил и времени долгие-долгие годы. Возможно, это время и силы стоило бы потратить на творчество.
— И еще была фраза-мем «Децл — лох»...
— Хейтеров, которые сегодня практически для каждого публичного человека, скажем так, естественный фон, Кирилл воспринимал как какой-то невероятный барьер, который не позволяет ему жить спокойно. Его очень травмировали идиоты в интернете. Про это подробно рассказано в моем фильме.
— Вы говорили про краудфандинг, про сбор средств для съемок. Ожидали, что деньги будут собраны настолько быстро?
— Нет, не ожидал, что деньги соберутся настолько быстро. Но сейчас я понимаю, почему так произошло. Я вижу тут эмоциональную причину — миллионы людей заплакали, когда узнали о смерти Кирилла, и ровно в тот момент были готовы сделать все что угодно, чтобы выплеснуть свою скорбь. Не через месяц, не через два и тем более не через год. Мне многие говорили, что надо было снимать фильм позже. Но тогда бы не последовало такой реакции, не было бы такого участия, эмпатия — очень скоротечная штука. При этом мы понимали, что найдутся желающие накинуть говна на вентилятор и сказать, что я мошенник и что мы спекулируем на смерти, пляшем на могиле. Я не мошенник, на могиле не пляшу, я захотел поставить на эту могилу большой красивый и очень подробный памятник.
— Вам писали в личные сообщения?
— Сотни. Сотни людей, которые в свое время чморили Децла и рождали этот мем «Децл-лох», писали мне, что лох я. Были кучи комментариев с угрозами в мой адрес, в адрес моей семьи.
— И угрозы были?
— Были угрозы в духе «мы знаем, где ты живешь», «подумай о том, что бог тебя накажет», «ты украл у людей деньги, а кино снять не сможешь», «мы тебя найдем». Уголовка там тоже присутствовала. Немедленно нашлись специалисты, которые начали рассказывать, как нужно снимать документальное кино, сколько это должно стоить. Какие-то «как бы журналисты» начали писать, что никаких прав на использование песен и клипов артиста я получить никогда не смогу. Паноптикум.
— В какой-то момент не стало страшно за семью? Ну мало ли что.
— Нет, мне не было страшно. Я же не школьник, я понимаю природу этих комментариев, я понимаю, что люди, которые любят прислониться к конфликтам в интернете, настолько ничтожны, что не способны ни на собственное мнение, ни уж тем более на прямое действие. Это нельзя назвать словом «страх», но фон был весьма некомфортный. Мне в тот момент нужно было думать про режиссерские решения фильма. Но фон от этого отвлекал.
— И еще был негативный комментарий в ваш адрес со стороны Тони, сына Кирилла.
— Я не уверен, что эта реакция принадлежит сыну Кирилла. У меня нет ни одного подтверждения, что это сын Кирилла. Как его нет и ни у одного журналиста, которые подхватили тогда скандал. Вот с чего эти журналисты взяли, что мальчик что-то написал сам? Кто-нибудь об этом у него попытался спросить? Кто-нибудь ему позвонил? Нет. Поста в социальной сети журналистам хватило, чтобы делать обобщения и вешать ярлыки. Я разговаривал с очень близкими друзьями Кирилла, которые знают Тони…
— Которые фигурируют в фильме?
— Да. И ни один из них не подтвердил и прямо не сказал, что это написал мальчик. Был пост в Instagram, который в скором времени вместе с аккаунтом кто-то удалил. У меня нет доказательств, но у меня есть небезосновательное подозрение, что аккаунт Тони в тот момент использовал — а потом и удалил — другой человек. Вот есть некий взрослый, который с помощью несовершеннолетнего ребенка мог таким образом отреагировать на мое желание снять кино про музыканта. Я почти уверен, что это либо сделал не мальчик, либо это сделал мальчик под жестким манипулятивным контролем взрослого человека. Уверен, что это как-то так произошло.
— В итоге вы с Тони так и не пообщались?
— Не то, что я не пообщался. С ним после этого не общались ни бабушка, ни дедушка, ни ближайшие друзья Кирилла. Разве что Юля (гражданская жена Кирилла Толмацкого и мать Тони. — «РБК Стиль») написала мне в директ, что я могу стать причиной ее смерти, потому что у нее давление из-за меня подскочило. Этот бред с удовольствием освещался потом в таблоидах. На этом отношения и общение с этим человеком для меня были закончены, потому что я на языке угроз и шантажа не общаюсь с людьми. Ни с какими и никогда.
— Жалеете о том, что в фильме нет ни сына, ни жены Кирилла (в качестве героев-спикеров. — «РБК Стиль»)?
— Они есть в фильме. Их там много (жена и сын Кирилла Толмацкого появляются в документальной хронике. — «РБК Стиль»). Но могло бы быть еще больше, если бы диалог развивался по-человечески, а не по-террористически.
— Другим бы фильм получился?
— Нет, он абсолютно точно не получился бы другим. Но мог бы быть более объемным. Когда я делал фильм, для меня главной задачей было дать возможность высказаться людям, которые на протяжении всех 35 лет жизни Кирилла были с ним рядом. Самый близкий круг. И таким образом раскрыть человека.
Я 15 лет снимаю большие истории. Но всегда находятся люди, которые либо воспринимают твою идею в штыки, либо то, как ты эту идею реализовал, либо просто без причины тебя ненавидят и отказываются от сотрудничества. Всегда это происходит. В случае с гражданской женой Кирилла произошло то же самое. Жаль? Жаль. Но это ее решение. И это не является причиной не снимать кино.
— Расскажите, как шли переговоры с героями фильма?
— Из всех людей, которых я хотел записать, отказался один, Олег Груз. Я не имею к нему никаких претензий. Он объяснил, почему отказался: посчитал, что участвовать в этом проекте ему кажется несвоевременным, нужно подождать и, может быть, потом он что-то про это скажет. Его решение, его право. Я это уважаю.
Был еще один момент отказа. Я потратил очень большую часть времени на сбор хроники. В основном все давали ее охотно и бесплатно, кроме одного человека — гитариста группы «Animal ДжаZ» Джонни (они записали с Кириллом альбом «Акустика»). Джонни сначала согласился дать архивы, но потом попал под чей-то гипноз и перестал отвечать на письма. Насколько я понял, у него были записи репетиций Кирилла в их питерской студии. Все остальные делились хроникой активно и очень дружелюбно.
— Кого из героев фильма вам было сложнее всего записывать? Мне показалось, что папу Кирилла — с ним есть прямо тяжелые сцены.
— Папа два месяца собирался с силами, чтобы дать интервью. Я к нему приезжал, мы разговаривали, я объяснял, что будет, о чем я с ним буду говорить. Он говорил, что, безусловно, даст интервью, потом замолкал и начинал плакать.
— В фильме есть момент, где он, заплакав, замолкает и уходит...
— Двух месяцев хватило на то, чтобы слез было не десять литров, а чуть меньше. Он очень сильно переживал и переживает трагедию. За время съемок фильма я увидел и услышал в нем много горя.
— А что с мамой Кирилла? Как ей давались съемки?
— Маме пришлось заново пережить все это, разговаривая со мной. Насколько я понял, у нее тоже не было сомнений — давать интервью или нет. Но ей тоже было нелегко. Нелегко тут дурацкое слово. Но правильное слово сейчас сходу не подберу. Для мамы это в некотором смысле конец света. У них с Кириллом была очень крепкая связь. Мамины объятия для Децла до последних дней оставались гнездом, в котором он в любой момент мог спрятаться.
— Когда вы разговариваете с папой, то задаете довольно жесткие и прямолинейные вопросы. В какой-то момент в них даже можно услышать обвинительные интонации. Вы какую позицию в этом смысле для себя выбрали?
— Я папе сразу сказал: «Александр Яковлевич, если бы я хотел снимать комплиментарное кино, в котором рассказывается прекрасная история великого продюсера и его талантливого сына, я бы не собирал деньги краудфандингом, а пришел бы к вам и сказал, что хочу снять вот такое кино». Подобное кино наверняка снимут еще. Мне же казалось, что нужно снять именно честную биографию. Со всеми возможными вопросами ко всем героям. В том числе и очень неприятными вопросами.
Это все проговаривалось, я сказал отцу, что он никак не может влиять на то, какие вопросы я буду задавать, каким он в этом фильме окажется и что он может себе не понравиться. Собственно, в фильме отец Кирилла уж точно святым не выглядит, и сам в этом признается, отвечая на мои вопросы. И тем не менее саму идею этого фильма Толмацкий-старший поддержал чуть ли не первым.
— Вы уже показывали ему, что получилось?
— Премьера 7 ноября.
— То есть герои увидят себя в кадре вместе со всеми остальными?
— Да. Я добавлю еще несколько слов про мою «обвинительную интонацию» в адрес отца Кирилла. Отношение мое к истории Децла с самого начала было вполне определенным. Я сам — папа, у меня талантливый сын. Могла бы быть такая ситуация, когда он пришел бы ко мне или я пришел бы к нему, учитывая, что он талантливый человек, и мы друг другу бы сказали: «Давай делать что-то публичное, приближенное к шоу-бизнесу». Нет, не могла бы. Я считаю, что это прямой путь либо к сумасшедшему дому, либо к образу жизни, который для меня кажется диким.
— Ваша позиция довольно хорошо считывается в этом фильме.
— Наверное, я как честный журналист должен был засунуть ее в жопу, но я прежде всего человек, а не журналист. Я задаю те вопросы, которые мучают меня, человека, и задаю их таким образом, как велит это делать моя органика.
— Из других героев, кто вам запомнился, кого было интересно слушать?
— Тимати. Любопытно то, как он согласился на это интервью. Тимати — дико занятой чувак, хотя, на первый взгляд, может показаться, что все, чем он занимается, — это запись клипов про Москву и коллекционирование дизлайков. Интервью мы с ним записывали у него на студии в два часа ночи, потому что другого времени у него не было вообще. Он сел и поговорил со мной больше полутора часов на все темы, приятные и неприятные для него. Не все вошло в фильм, но разговор был очень подробный, в том числе и о том, почему они с Кириллом поругались в какой-то момент, о разнице мировоззрений.
— Басту не было мыслей позвать?
— Я не очень понимаю, что Баста может сказать в этом интервью, кроме слова «прости». Его он уже публично сказал на федеральных телеканалах. Как герой, как рассказчик он здесь не нужен. Он упомянут как участник еще одного скандала, который сильно повлиял на Кирилла, мне кажется, этого достаточно.
— Неожиданным оказалось увидеть в фильме Олега Кулика, который, как выяснилось, был соседом Кирилла.
— Про то, что Кулик — его сосед, мне сказал Миша Огер, друг Кирилла. Кулик был первым человеком, кого я снял для фильма. Когда я записал с ним интервью, то понял, что мои страхи и опасения про то, что кино может не получиться, безосновательны. Это был необходимый, базовый, сущностный разговор, который помог мне придумать название для фильма. Именно Олег рассказал про то, что Кирилл с семьей последние годы день и ночь жили, как кроты с закрытыми жалюзи.
— Эти закрытые окна — довольно шокирующий кадр.
— Меня это очень задело. Человек, который играл солнечную музыку, регги, курил траву, носил дреды, так любил Ямайку, жил совсем не той жизнью, которую принято ассоциировать с раста-культурой.
— Тони и Юлия сейчас живут там же?
— Сейчас нет. Насколько я знаю, они живут где-то Москве — то ли у друзей, то ли снимают что-то. Тактика была выбрана такая, чтобы Тони не пересекался с бабушкой и дедушкой. Не знаю, почему это происходит. Но из этой квартиры они съехали. До меня доходили слухи, что квартира принадлежит маме Кирилла и та поменяла замки. Тони и Юля в эту квартиру войти не могут, не выйдя на связь с бабушкой.
— Вы уже говорили, что, помимо договоренностей с героями, важную часть подготовки составлял сбор хроники. Как это технически все происходило?
— Я написал в Facebook, что мне нужна хроника. Она мне просто валилась в личные сообщения. Второй путь — разговоры с конкретными людьми, у которых могла быть хроника. Я звоню и говорю: «Здравствуйте, я Рома, снимаю кино, пришлите, если не жалко». Присылали всегда, кроме того самого одного случая, о котором я сказал уже. Третий путь — мама и папа, у которых дома сохранились видеозаписи на VHS-камеры, и фотографии, которые лежат в альбомах. Большой чемодан пленок и фотокарточек был собран.
Просто так хреново сложились обстоятельства в его жизни, они не позволили ему раскрыться в полной мере как самостоятельному музыканту.
— Сколько занял процесс обработки всей информации?
— Все происходило параллельно. Сегодня снимаю, завтра работаю с хроникой, послезавтра опять снимаю. Но «под ключ» в общей сложности фильм был произведен — от первого поста, в котором я объявляю о сборе денег, до последнего, где я говорю, что кино готово, — за 7 месяцев. Это очень быстро. Я показывал кино нескольким кинопродюсерам, людям с хорошим вкусом и опытом. Например, Игорю Мишину. Они разводили руками и не понимали, как можно за 7 месяцев переварить такой объем. Кино сделано очень быстро и дешево. Мы собрали 3 миллиона 750 тысяч, заплатили налоги. Реально же потратили миллионов пять.
— То есть вы вкладывали и свои личные деньги тоже?
— Да, конечно.
— Вся команда скидывалась?
— Саша Уржанов, генеральный директор компании «Амурские волны», где я работаю уже два года — он... Как говорит Ярмольник, «я не тот человек, который получает деньги на какой-то фильм и покупает себе машину». Вот Саша Уржанов — Ярмольник. Он скорее что-нибудь продаст свое, чтобы продукт получился еще лучше. Мы зарабатываем деньги не только документальным кино, но и снимаем программы для ТВ, рекламу, корпоративные видео.
— Что для вас особенно ценно из полученной хроники?
— Швейцарские съемки Кирилла, где он катается на роликах, где в общаге рассказывает, какие у него там плакаты висят. Этот маленький мальчик с горящими глазами и всклокоченными волосами, которому кажется, что все еще впереди. Это очень теплая и трогательная хроника.
— Фильм длинный, идет почти два часа. Как-то вы писали, что ушлые продюсеры сделали бы из него сериал. Если без шуток, то как вам идея?
— Мне захотелось, чтобы это был полный метр. Но про ушлых продюсеров и сериал — это забавно. Когда я это написал, мне еще не позвонили люди, которые прямо сейчас серьезно занимаются подготовкой художественного сериала про историю русского рэпа, снятую через биографию Кирилла Толмацкого. Он уже запускается в производство. Люди нашли деньги, режиссер тоже есть, он не так давно выпустил реально очень хорошее кино. Кто это делает, сказать не могу.
— Ваш фильм — это не только документальная драма, но еще и буквально напичканная визуальными эффектами штука.
— Это все выдающийся оператор-постановщик Миша Оркин. И Ваня Проскуряков, режиссер монтажа и арт-продюсер, — русский Мишель Гондри.
— Подчеркнутая визуальность — часть замысла?
— У меня был выбор внутренний — сделать это кино максимально классическим, документальным. В телевизионном смысле этого слова. И тогда я работаю с одним режиссером монтажа. Либо сделать нечто совершенно панковское, новое, с другим визуальным языком, к которому и я сам не очень привык, и зритель в России не очень привык. И тогда нужно рисковать, звать на этот проект человека, который будет видеть это не как документалист, а как человек, который воспринимает мир как комикс. И тогда это другой человек. Мне показалось, что здорово было бы рискнуть, и мы созвонились с Ваней. Он в эту идею вцепился практически сразу. И слава богу.
— В самом конце герои фильма пытаются описать Децла тремя словами-определениями. У вас для него найдутся такие три слова?
— Упрямый. Талантливый. Артист. Я бы так сказал.
